— Вместе!.. — повторил он.
Заиграли скрипки, за высокими французскими окнами поплыли пары. Держась за руки, влюбленные вышли из тени, поднялись на галерею и вошли в парадную дверь. Присутствующие образовали для них проход; военные в мундирах и штатские во фраках приветствовали их поклонами. Пара задержалась у двери, ведущей в зал, откуда в преддверии танцев вынесли мебель. Чувствуя на себе множество взглядов, Аполлон положил руку партнерше на талию. Поймав ритм вальса, пара заскользила по сверкающему паркету. Танцуя, они описывали широкий круг, обходя других танцующих по периметру. Проплывая мимо дам преклонных лет, сидящих на золоченых кушетках вдоль стен, они слышали восторженные вздохи. Все знали Денизу Сен-Дени, но никто не узнавал красавца, избранного ею в партнеры. Mon Dieu, что за чудесная пара!
Аполлон и Дениза прижались друг к другу так тесно, что он чувствовал, как трепещет ее сердечко. Его сердце отвечало ей в том же сумасшедшем ритме. Он сходил с ума от запаха ее духов, от близости ее великолепного тела. Жаться к стене было бы слишком подозрительно, поэтому он провел ее сквозь большое скопление пар в центр зала, под огромную люстру. Пары одну за другой относило прочь, и кончилось тем, что Аполлон и Дениза остались в центре зала совершенно одни. Зрители в разноцветных платьях и серых мундирах встали кругом и взирали на них в восхищении. Одна из женщин тихонько зааплодировала. К ней охотно присоединились остальные. Вальс тем временем достиг коды. Однако оркестр, вместо того чтобы затихнуть, продолжал играть. Гордясь тем, что оказался в центре всеобщего внимания, Аполлон одновременно пытался прийти в себя, побороть волшебное действие, которое оказывала на него близость его партнерши. Полностью сосредоточившись на танце, он стал выделывать с Денизой еще более замысловатые па, наслаждаясь аплодисментами и криками «браво!».
Вдруг атмосфера в зале резко изменилась. Вызвано это было сухим звуком, похожим на пистолетный выстрел. Оркестр от неожиданности сфальшивил и перестал играть. Аполлон, все еще сжимая Денизу в объятиях, увидел, как еще по инерции аплодирующие мужчины и женщины расступились. В распахнутой двери стоял мужчина, сжимающий в руке длинный черный хлыст. Он взмахнул рукой и снова щелкнул хлыстом по полу, повторно издав сухой пистолетный звук. Он был худощав, одет во фрак сливового цвета, подбородок его был украшен заостренной бородкой, усиливающей его сходство с французским императором. Его гнев, сверкающие глаза, жесткая складка у рта многократно повторялись в облике еще нескольких мужчин, преимущественно в воинских мундирах, которые вошли за ним следом. Он подошел вплотную к паре и впился взглядом в Аполлона.
— Убери свои грязные черные лапы от моей дочери!
Аполлон отпустил Денизу и низко поклонился.
— Я имею честь говорить с месье Сен-Дени? — осведомился он.
— Да, я — Сен-Дени, а вы кто такой?
— Аполлон Бошер. К вашему сведению, месье, руки у меня чистые и, как видите, вовсе не черные. — И он протянул ладони Сен-Дени под нос.
— Руки черномазого всегда грязны.
— Helas[11], месье, я должен опровергнуть ваши слова: я не черномазый.
— Я же говорил, что это Аполлон Бошер! Так оно и есть, — молвил молодой блондин в лейтенантской форме, стоявший рядом с хозяином дома. — Значит, ты не черномазый, Плон?
— Нет, — спокойно и с достоинством ответствовал Аполлон.
— Нет? — переспросил Сен-Дени. — А я другого мнения. — Он повернулся к молодому спутнику, призывая его в свидетели. — Ваша мать была рабыней Отона Бошера из Ле-Шен.
— Вы неверно информированы, месье. Моя мать — дочь виконта де Ноай, офицера штаба его императорского величества Наполеона Первого. — Аполлон быстро соображал, речь его была бойкой и внушала доверие. — Мой отец — Аполлон Бошер, магистрат французского города Монпелье.
От изумления у Сен-Дени отвисла челюсть.
— Ничего не понимаю… — Он помялся и нехотя добавил: — Месье.
— Я тоже в недоумении, месье. Ваша прелестная дочь пригласила меня в ваш дом на бал. Я явился сюда с добрыми намерениями, но получил в лицо оскорбление от хозяина дома. — Он стянул с руки белоснежную перчатку и шагнул к Сен-Дени, делая вид, что сейчас замахнется. Потом, словно заставив себя проглотить обиду, он опустил руку. — Нет, я не стану требовать у вас удовлетворения, господин Сен-Дени, ибо намерен просить руки вашей дочери. Вряд ли годится сперва убить вас, а потом обратиться за благословением.
— Произошла ошибка. Примите мои извинения. — Сен-Дени пребывал в сильном замешательстве. Свой хлыст он отдал молодому лейтенанту. — Я подумал, что вы…
— Аполлон Бошер, мулат, прижитый моим дядюшкой? — Аполлон с улыбкой натянул снятую перчатку и не спеша застегнул на ней жемчужную пуговку. — Действительно, мне доставляет массу неудобств то обстоятельство, что дядя решил назвать этого субъекта в честь моего отца, а также то, что мы с мулатом одногодки. Я понятия не имею, где он находится сейчас. Я никогда его не видел, потому что недавно прибыл из Франции. Будучи единственным оставшимся в живых родственником дяди, я получил в наследство плантацию Ле-Шен. Если бы я заранее знал, что она может приносить только убытки, то не совершил бы это путешествие, тем более в условиях военного времени, чтобы вступить в права владения. Прибыв сюда, я выяснил, что покупателя на плантацию мне не найти. Оказалось, что ни мой тезка Аполлон, ни его матушка не являются моей собственностью, так как дядя перед смертью дал им вольную. Так что я возвращаюсь во Францию, месье Сен-Дени, и, — он взял за руку Денизу, — надеюсь, не в одиночестве.
— Я еду с ним, отец, — вымолвила Дениза, обретя дар речи.
— И вы принимаете на веру его выдумки, мистер Сен-Дени? — Молодой лейтенант подошел к Аполлону. — Я утверждаю, что этот человек — Аполлон Бошер, сын владельца Ле-Шен и женщины, которую там называют мадам Беатрис, — цветной рабыни. Я знаю, что говорю! Мне ли не знать его: ведь я знаком с ним с детских лет. Наши плантации примыкали друг к другу. Мы вместе играли: он, я, его чернокожий братец Кьюп, мой бой Каско. Мы охотились, рыбачили, почти ежедневно купались вместе. — Он осекся, прищелкнул пальцами и воскликнул: — Господи, конечно! Совместные купания! Я могу доказать, что он — именно тот самый Аполлон Бошер! Да, джентльмены, с виду он такой же белый, как и мы. Но приглядитесь к нему внимательнее! Всмотритесь! Сперва вы не обнаружите примеси негритянской крови, но постепенно в вас будут крепнуть подозрения. Обратите внимание на губы — не полноваты ли они? На ноздри — не широковаты ли? На волосы — не больно ли курчавы, несмотря на масло, которого он на них не жалеет? Право, господа! Впрочем, если все это не убедило вас окончательно, то послушайте меня еще. Негритянское происхождение всегда так или иначе выплывает наружу, поэтому если этот человек — тот самый известный мне Аполлон Бошер, то мы найдем темное пятно размером с мою руку у него на… — Он смутился и прошептал на ухо Сен-Дени: — Прямиком на заднем месте.
У Аполлона кровь отхлынула от лица. Он почувствовал, что Дениза больше не сжимает его руку. Внутри у него все дрожало, ибо он узнал молодого лейтенанта: это был Джефф Фарнхэм — сосед, владевший его тайной. Он понимал, что потребуется все его самообладание, чтобы с честью выйти из столь затруднительной ситуации. Он и думать забыл про Денизу: теперь речь шла единственно о спасении собственной шкуры.
— Что вы мне предлагаете, господа? — Он изобразил улыбку, которой полагалось свидетельствовать о его уверенности в себе. — Не желаете ли, чтобы я разделся у вас на глазах догола, как раб на аукционном помосте, чтобы вы смогли подробно изучить мое телосложение, вплоть до самых интимных подробностей? Или вы поверите слову французского дворянина, утверждающего, что является тем, за кого себя выдает?
Слово взял Сен-Дени:
— Полагаю, что, будучи дворянином, вы не станете противиться нашей попытке удостовериться, что вы — не тот Аполлон Бошер, за которого мы вас по ошибке приняли. Здесь, в Луизиане, к негритянской крови относятся серьезно. Если вы — действительно Аполлон де Ноай из Франции, то не только я, но и все здесь собравшиеся принесем вам свои нижайшие извинения, а я к тому же с готовностью рассмотрю вашу претензию на руку моей дочери. Если же это не подтвердится… — Сен-Дени снова вооружился хлыстом, отданным несколько минут тому назад лейтенанту.