Предводителем процессии был Хаммонд: он еще в Фалконхерсте выехал вперед. За ним следовал Аякс, правивший лучезарной коляской, в которой сидели Августа, Софи и дети. Дальше ехал рессорный фургон, доверху нагруженный багажом, и длинная вереница фургонов с женщинами. Сзади шли колонной по четыре человека мужчины; замыкал караван Брут. Драмжер и Джубал в качестве домашних слуг ехали на запятках коляски, на лакейских местах.
Мужчины всю ночь бодро поднимали пыль. Хаммонд часто разрешал устраивать привалы. На ходу рабы-мужчины помогали себе дружным пением, которому из фургонов вторили женщины. В полночь был устроен привал, во время которого люди поели хлеба и попили горячего кофе, а потом еще час отдыхали у угасающих костров, чтобы с новыми силами продолжить путь. Рассвет застал их как раз на мосту через Томбигби, и к тому времени, когда они проходили мимо брода, где совсем недавно болталось на суку тело Нерона, уже совсем рассвело.
Джубал чувствовал себя здесь как дома, и с воодушевлением показывал Драмжеру особенно памятные места. Черный палец указывал то туда, где они с Иовом как-то вечером загнали на дерево енота, то на заводь, в которой они любили купаться летом, то на убогое жилище Гетти, из трубы которого поднимался серый дымок, то на Стоуна, коловшего дрова, — ему Джубал так долго махал рукой, что Драмжер испугался, как бы друг не лишился конечности. Стоун помахал ему в ответ, но Джубалу оставалось только гадать, узнал ли он сына. Он надеялся на лучшее, но был счастлив уже оттого, что увидел отца хотя бы издали.
На железнодорожной станции Вестминстер с деревянным зданием вокзала в готическом стиле они в ожидании поезда снова перекусили, причем к хлебу и кофе на сей раз добавились щедрые куски холодного мяса.
Поезд нагнал страху на всех, кроме белых: огромный паровоз выбрасывал из здоровенной трубы снопы искр и дыма, оглушал звоном колокола и свистком и смахивал на чудовище, готовое проглотить всех собравшихся на платформе. Темнокожие мужчины и женщины не скрывали страха. Впрочем, остановившись, паровоз перестал быть устрашающим, так что рабы, преодолев робость, принялись хвастать друг перед другом, что с самого начала знали, что тут совершенно нечего бояться.
На перенос коляски в вагон и ее укрепление ушло немало времени. Затем испуганных коней ввели по помосту в другой вагон. Наконец настал черед грузиться и рабам: они заполнили вагоны без крыш, пройдя по тому же помосту, по которому только что провели лошадей. В вагонах для женщин на пол набросали соломы, для мужчин же этого не предусмотрели. Они оказались тесно прижатыми друг к другу, так как для всех ста двадцати мужчин было предоставлено всего два вагона. Завершался состав сидячим вагоном для белых с застекленными окнами, плюшевыми скамьями и резными медными светильниками. Путешествовать в этой роскоши довелось всего двум слугам — Драмжеру и Джубалу. Джубал присматривал за детьми, которые уже боготворили его, несмотря на недолгое знакомство, как никогда не боготворили Бенони. Драмжер теперь прислуживал белым господам. Миссис Августа решила не подыскивать замену Регине среди рабынь с плантации, чтобы не брать на себя нелегкий труд обучения невежественной девчонки ремеслу горничной. Вместо этого она предпочла дождаться поездки в Новый Орлеан, чтобы подобрать там умелую девушку.
Поезд тронулся и сразу заметно накренился. Драмжер, стараясь не подавать виду, что боится, выглядывал в окно, провожая глазами удаляющуюся станцию и дивясь невероятной скорости, с которой пролетали мимо поезда окрестности. Стремительный бег поезда не имел ничего общего с неторопливой конской рысью. Сидя в роскошном, хоть и изрядно потертом кресле, он блаженствовал, считая пробегающие мимо телеграфные столбы. Сперва ему казалось, что скорость, с которой несется поезд, буквально скашивает их, как коса траву, потому что создавалось полное впечатление, что столбы валятся, как подкошенные; только потом, оглянувшись, он понял, что столбы и не думали валиться.
Заняться ему было почти нечем. Миссис Августа свернулась калачиком и заснула; так же поступила и Софи. Даже Хаммонд откинул голову и задремал. Малышка Аманда смотрела десятый сон, масса Уоррен, побегав по вагону с полчаса, тоже повалился на сиденье. Зато Джубал с Драмжером не сомкнули глаз. Несмотря на усталость после ночного путешествия, они не собирались тратить драгоценное время понапрасну: не отрываясь от окон, они изучали пробегающие мимо плодородные поля Нижней Алабамы, дома, прячущиеся за деревьями, полноводные реки. Поля были черны от работающих на них рабов; завидев поезд, они выпрямлялись, приветливо махали руками и снова принимались за работу. Стук колес не мог заглушить приветственные крики мужчин, доносящиеся из открытых вагонов и свидетельствующие о чувстве превосходства, которое они испытывают, сравнивая себя со сгорбленными работниками плантаций. Что ж, они имели на это полное право: ведь они были племенными самцами из Фалконхерста, мчащимися в направлении большого города, где их ждал аукционный помост.
Изредка состав останавливался, чтобы можно было накормить и напоить рабов, а также перевести поезд на другие пути, чтобы он мог взять путь на Новый Орлеан. Так прошел день, наступила ночь, а поезд все мчался со скоростью, казавшейся Драмжеру устрашающей. Часы, проведенные в поезде, приучили его к новым ощущениям, и он больше не смотрел в окно, потому что уже не видел там ничего, кроме собственного отражения. При свете масляных ламп он разбирал большие корзины с провизией и готовил для белых тарелки с холодным цыпленком и ветчиной, печенье и кофе. Когда хозяева насытились, они с Джубалом доели остатки. Обоих детей уложили спать на плюшевые диванчики, Августа с Софи и Хаммонд подложили под головы подушки и укрылись пледами. Драмжер и Джубал, у которых были свои сиденья в конце вагона, отменно выспались и проснулись только на заре, когда поезд прибыл в Новый Орлеан.
Рабы, независимо от того, что одни из них были от рождения светлее, а другие темнее, стали равномерно черными от угольной копоти. В таком виде они покинули вагоны и выстроились гуськом, чтобы отправиться под командованием Брута в специальный барак. Кони и большая коляска оказались на платформе, Аякс запряг испуганных животных. Драмжер и Джубал заняли лакейские места, Аякс причмокнул — и коляска затарахтела по булыжнику просыпающихся улиц. На них пока не было никого, кроме позевывающих слуг, подметавших тротуары длинными щетками.
Драмжеру, знакомому только с жизнью плантации, городская жизнь казалась непрекращающимся чудом. Здесь нескончаемой чередой тянулись жилые дома, лавки, здесь слепило глаза от пестрого калейдоскопа улиц, лиц и красок.
А женщины! Даже за недолгую утреннюю поездку по улицам он увидел больше темнокожих женщин, чем за всю предшествовавшую жизнь. Чем бы это ни объяснялось — новизной ситуации или заслуженностью репутации Нового Орлеана как города красавиц — но он никогда прежде не желал столько женщин сразу. Они сильно отличались от обитательниц Фалконхерста хотя бы тем, что одеты были в платья, прежде принадлежавшие их хозяйкам. Даже эта подержанная элегантность превращала их в какие-то неземные создания, и Драмжер без устали таращил глаза на их разноцветные шляпки, оборки и кружева. Как все это отличалось от бесформенных балахонов, в которых щеголяли женщины на плантации!
Он изнывал от желания попробовать хотя бы одну городскую красотку. Он даже подумывал, не ослушаться ли строгого наказа Хаммонда не иметь с ними дела. Разве от таких замечательных созданий можно заразиться страшными болезнями, о которых его предупреждали?
Джубал неожиданно толкнул напарника локтем и указал ему на женщину, вернее, девушку примерно одного с ними возраста, мывшую тротуар. Впрочем, она могла быть и на год-два старше их, настолько развитой была ее грудь, обтянутая тонкой тканью. Ее пышные юбки, в том числе кружевная нижняя, были подобраны и подвязаны на талии, чтобы вода, которой она поливала тротуар, забрызгивала только ее стройные ножки, не пачкая юбок. Когда она нагибалась, взорам открывались ее темные бедра, хотя она этого вовсе не хотела. Именно зрелище оголенного тела и привлекло внимание Джубала. Драмжеру уже ничего не досталось: красавица неожиданно выпрямилась, мокрой рукой откинула со лба вьющуюся черную прядь и посмотрела на двух парней, сидящих на высокой подставке для лакеев на задке коляски.
