— Слава Богу, что вы вернулись, — пыхтел им вслед Бингем. — Бедняжка так надрывается, что ей, видать, совсем худо. Это вы врач? — Он вгляделся в высокого, тощего незнакомца.

— Доктор Гейл, — представился тот. — Говорите, женщина плоха? Я уже года четыре не принимал родов, но, надеюсь, не утратил былых навыков. Полагаю, цветная рожает точно так же, как белая.

— Учтите, доктор, миссис Максвелл не негритянка, а белая, — предупредил Крис.

Гейл вытаращил глаза и в замешательстве оглянулся на Драмжера. Старая тетушка Клини заковыляла к ним, намереваясь доказать, что она не теряла времени даром.

— Плоха, совсем плоха, господин доктор, сэр! Упала с лестницы, когда сюда заявились белые, замотанные в простыни! Ребенок вот-вот выйдет, но он идет ножками вперед, а это плохо. Мы с мамашей Хестер пытались его перевернуть, но где нам! Уж и не знаю, чем все это кончится, господин доктор, сэр. Вся надежда на вас. А как она кричит!

— Где она? — рявкнул Гейл, выхватывая у Драмжера свой чемоданчик.

— Наверху, сэр. — Тетушка Клини собиралась и дальше владеть их вниманием. — Как же ей худо! Мы с мамашей Хестер никогда раньше не принимали роды у белой. Уж и не знаем, как за это приняться.

— Наверное, придется повозиться, — сказал доктор, торопливо преодолевая ступеньки. — Похоже на ягодичные роды, а у меня нет акушерских инструментов. В армии они как-то ни к чему. Что ж, попытаюсь сделать все, что смогу.

Он исчез из виду. До Драмжера донеслись его поспешные шаги по коридору второго этажа.

Драмжер маялся у лестницы, недоумевая, почему Софи так кричит. Видимо, решил он, белые женщины более деликатно устроены, чем цветные. Он несколько раз помогал роженицам-негритянкам и знал, что разрешение от бремени сопровождается болями, однако никогда не размышлял на эту тему; появление ребенка на свет казалось ему стихийным явлением. К тому же роженица уже на следующий день стояла на ногах. Когда схватки заставали негритянку на хлопковом поле, она ложилась в борозду и изгибалась изо всех сил, выталкивая из себя младенца. Рядом невозмутимо стояла подруга, готовая обрезать серпом пуповину. Эти воспоминания помогали ему спокойно относиться к беременности Софи. Когда крики сменились хрипом, а потом захлебнулись, он решил, что худшее осталось позади.

— Наверное, доктор дал ей нюхнуть хлороформу. — С этими словами Крис взял Драмжера под руку и увел в гостиную, где топтался Бингем. — Сядь! Водка, выпитая в Бенсоне, давно выветрилась. Я знаю одно: пока женщины греют воду, мужчинам лучше быстренько напиться.

Из столовой были принесены графин с водкой и поднос с тремя бокалами.

— Сегодня мы уже раз были под хмельком, поэтому не мешает повторить. — Наполнив бокалы, Крис направился за стулом, но по пути зацепил носком сапога какой-то предмет, валявшийся на полу. — Что это?! — Нагнувшись, он поднял камень, обернутый бумагой.

Он развязал шнурок и разгладил листок. Потом, недоумевая, передал его Крису, который, быстро пробежав глазами написанное, сунул письмо Бингему.

Полковник поднес письмо к лампе и торжественно, как клятву вступающего в Лигу, зачитал:

«Чертова Дыра, Берлога Черепов,

Штаб Окровавленных Костей,

Великий Ку-Клукс-Клан-1000,

Месяц ветров, Новолуние,

Облачная ночь после полуночи.

Будь ты проклят, Драмжер, грязный черномазый! Наконец-то пришла замогильная ночь, встала окровавленная луна. Сегодня ты еще жив, но уже завтра подохнешь, подохнешь, подохнешь! Болтаться тебе в петле, если только попробуешь завести у нас «Союзную Лигу»! Хочешь жить — убирайся подобру-поздорову, да прихвати с собой эту белую стерву, свою жену.

А если не уберешься, будешь кастрирован и принесен в жертву Великому Циклопу вместо валуха. Великанше нужен для жертвы боров — им станешь ты. Мы оскопим тебя и скормим твою гордость псам! Тебя ожидает Дыра Преисподней, где тебя попотчуют раскаленными кочергами. Нож для оскопления остро наточен. Тебе уготованы пламень и сера. Сам ад содрогнется при виде твоих мук! Лучше уйди, покинь нас. Таково повеление Великого Людоеда.

Великий Блуфустин

К.К.К.»

Бингем отложил письмо и покосился на Драмжера.

— Что там болтала старуха насчет белых в простынях?

Драмжер шагнул к дверям, стараясь унять дрожь в коленях, и дернул шнур. В кухне зазвенел колокольчик. Через мгновение на зов явился Валентин.

— Что здесь сегодня произошло? — резко спросил Драмжер, стараясь скрыть волнение.

Валентин сделал большие глаза.

— Ну и ночка выдалась, мистер Максвелл! Сначала эти люди…

— Кто такие?

— Чего не знаю, того не знаю. В белых простынях с прорезями для глаз. Прискакали и давай барабанить в дверь. Онан отворил им, они оттолкнули его, ввалились в холл да как заорут: «Где этот чертов черномазый Драмжер? Где он? Мы пришли за ним!» Онан хотел было объяснить, что вас нет, но они ему всыпали, и он завопил что было мочи. Тут на лестнице появляется миссис Софи. Чужие на нее закричали, она оступилась, упала и лишилась чувств. Они обзывали ее разными нехорошими словами, но она их уже не слышала. Тогда они врезали Онану и мне и ускакали. Миссис Софи стало совсем плохо, и девушки — Памми, Дульси и Мадильда — увели ее наверх и раздели. Стали ждать вас… Ужас, а не вечерок, мистер Максвелл, сэр!

— Кто-нибудь из них дотронулся до миссис Софи? — спросил Крис.

Валентин отрицательно покачал головой.

— Не успели. Она только их увидела — и хлоп в обморок. Потом уж она не слышала, как они ее обзывали.

— Ты узнал кого-нибудь из них? — спросил Бингем.

— Как тут узнаешь, когда на лицах простыни?

Бингем состроил постную мину.

— Дождались! В Бенсоне вряд ли уже объявился Клан, но скоро объявится. Эти же прискакали, наверное, из Вестминстера — там у них логово, из которого так и прет всякая дрянь. — Он залпом выпил водку и потянулся за новой порцией.

Было решено, что Драмжер не станет покидать дом в одиночку. В Бенсон он будет ездить в сопровождении Криса и взвода солдат; Крис пообещал разместить в Фалконхерсте постоянный пост. Онану и Валентину строго наказали никого не впускать, пока не станет ясно, с чем пожаловали гости. Драмжеру посоветовали расставить работников вокруг амбаров, старого невольничьего поселка, по периметру полей, чтобы при появлении чужаков они вовремя подняли тревогу. Фалконхерсту предстояло превратиться в вооруженный лагерь.

Графин был пуст. Драмжер послал Валентина за новым и поднял палец, требуя внимания. На лестнице раздались неторопливые шаги. Все трое в напряжении уставились на дверь, в которой через мгновение появилась высокая фигура врача. Его синий халат был изрядно помят, рукава засучены. Он смотрел на Драмжера.

— У вас родился сын, мистер Максвелл. Чудесный мальчуган! Прислушайтесь. Слышите его голос?

Сверху раздавался младенческий плач — слабый, но требовательный.

— Какого он цвета, доктор? — первым делом спросил Драмжер, хватаясь за ручку кресла из опасения, что у него сейчас подкосятся ноги. — Неужели чернокожий?

Доктор Гейл покачал головой.

— Далеко не чернокожий. Скорее, цвета слоновой кости или кофе с молоком — вернее, молока с небольшой добавкой кофе. А волосики у него золотистые.

— Прямые или шерсть, как у негра?

— Скорее, прямые.

— Можно мне на него взглянуть?

Доктор Гейл дружески положил ему руку на плечо.

— Прежде чем вы увидите сына, мистер Максвелл, я должен вам кое-что сообщить.

— Миссис Максвелл?.. — догадался Крис.

Доктор потупил голову.

— Мне трудно вам об этом говорить, мистер Максвелл, но…

— Софи умерла?

Доктор промолчал.

— Но мальчик здоров?

— Надо было решать, он или она. Окажись при мне акушерские инструменты, я бы ее спас, без них же я оказался бессилен. Она не очень страдала, мистер Максвелл. Я усыпил ее хлороформом. Какое-то время мне казалось, что я ее спасу, но потом надежда пропала. Эти негритянки успели ее погубить еще до моего приезда.