И так далее. «Девушки, гляньте, гляньте на дорогу нашу…» Так что с трудом и грехом пополам, но разобрались с семейством Книпперов.

А что там и кто там, в Художественном театре, еще? «Есть в России театр с горьким именем МХАТа…» — этот перифраз появился в конце октября 1998 года, когда две разделенные труппы, два театра — Ефремова и Дорониной — справляли свое 100-летие. И доронинцы посыпали голову пеплом:

В отчете о юбилее в «Независимой газете» сформулирована горестная мысль: «Странная и тяжкая доля России: у нас если реформатор — так обязательно вор, а если патриот — так непременно антисемит».

Нет, покинем Художественный и отправимся лучше в Малый, в исконно русский театр. Интересно, что когда работаешь над какой-нибудь темой, то материал начинает сам к тебе бежать. Вот и при первом наброске этой книги, устав от машинки, включил телевизор аккурат 21 апреля 1986 года, а там передача об актерской династии Бороздиных-Музилей-Рыжовых. И вдруг ведущий Владимир Лакшин, как будто специально для моего исследования спрашивает народного артиста СССР Николая Рыжова:

— Ну, вы всегда такой русак?

— Нет, — отвечает Рыжов, — я — гибрид. В нашем роду, помимо русской, еще чешская, французская и даже испанская кровь.

Вот те на! — Я даже подпрыгнул на диване. А Рыжов тем временем продолжал свой рассказ об истории династии. Наполеоновский солдат Жан-Жак Пино остался в России. Его сын Пьер Пино стал машинистом в Большом театре и женился на Варваре Бороздиной. Стало быть, Пьер Пино — дед нынешнего Николая Рыжова, одного из самых, казалось бы, русских актеров, великолепного исполнителя героев пьес Островского, француз из французов.

Играя Амоса Барабашева в пьесе «Правда — хорошо, а счастье — лучше», Рыжов тягуче-жеманно (уж не французская ли «кровя» играет в нем?) произносит:

— Намедни сидим мы в трактире, пьем мадеру, потом пьем лафит «Шато ля роз», новый сорт, мягчит грудь и приятные мысли производит.

Заметьте, русский купец (или купчик) не водку глушит, а ликер сладкий потягивает. Не странно ли?..

Славная театральная ветвь Бороздиных-Музилей. Все от того же машиниста Пино? Среди них выдающийся актер Малого театра Николай Музиль.

Гордость Камерного театра, овеянная легендой Алиса Коонен тоже имела сложные национальные корни: польские и бельгийские. «Помни, ты — фламандка!» — говорил маленькой Алисе ее отец. Он не добавлял слова о пепле Клааса, который непременно должен был стучать в ее сердце, но тем не менее Алиса Коонен бесстрашно сыграла роль комиссара в некогда нашумевшей «Оптимистической трагедии».

Идем дальше. Народная артистка СССР Софья Владимировна Гиацинтова. Прославилась в истории советского театра тем, что сыграла роль матери вождя Марии Александровны Ульяновой. Кто же сама артистка? Разумеется, славянка. Но открываем том ее воспоминаний «С памятью наедине» и читаем о некоей общественной или исторической среде, под воздействием которой росла «Фиалка», как ее звали.

«Начну все по порядку, — пишет Софья Гиацинтова. — В XVIII веке поселились в Немецкой слободе выходцы из Англии по фамилии Гарднер. Франц Яковлевич, чей портрет и сейчас висит в моей комнате, разбогатев, основал ставшую потом знаменитой фарфоровую фабрику. Судя по дошедшим до меня рассказам, он был предприимчив, деловит, одарен и со вкусом… В ту еще пору, на той же Немецкой слободе, обосновался то ли взятый Петром I в плен, то ли просто вывезенный им шведский офицер-дворянин Венк-Стерне (в переводе «вечерняя звезда»). Уж не знаю почему, но в Швецию он не вернулся, был как-то самим Петром отмечен и стал родоначальником русских Венкстернов…»

Дальнейший сценарий судьбы таков: сын Венкстерна знакомится с дочкой Гарднера, женится на ней, и появляется на свет маленькая Елизавета, мать будущей советской актрисы Гиацинтовой. Вот вам и корни еще одной русской-прерусской актрисы.

Судя по воспоминаниям, Гарднеры были красивы, ласковы, бурно веселы. Венкстерны скептически умны, философичны и лишены какой бы то ни было деловой хватки. Вот исходные позиции (или скажем по-другому: материал) для последующих головокружительных генетических комбинаций и характеров потомков Гарднеров-Венкстернов.

Книга Гиацинтовой своего рода клад по генеалогическим связям. Описывая эскапады своего дяди Алексея Венкстерна, Гиацинтова замечает, что «к его и маминому роду Венкстернов примыкали очень известные люди: художник Перов, декабрист Волконский, академик Тимирязев и по двум линиям — сам Лев Толстой. Поэтому моего дядю постоянно приглашали в дома, где бывал, выезжая в Москву, граф Лев Николаевич…»

О, ужас! И Лев Николаевич тоже! Впрочем, об этом мы уже с вами читали раньше…

«Было у Венкстернов еще одно почетное и прямое родство по линии деда мамы и дяди — Петр Яковлевич Чаадаев…»

Нет, да эти Венкстерны просто спруты! Они охватили щупальцами почти всех корифеев русской культуры.

Что же в итоге выходит — что все «синие птицы» русского театра прилетели из-за моря?..

Тогда расскажем еще одну историю. Илья Сад, автор музыки к знаменитому мхатовскому спектаклю «Синяя птица», в молодости ухаживал за дочкой генерала Щастного. Генерал, естественно, свирепел от подобной дерзости: «Я не для того прожил такую долгую жизнь, — говорил он, — чтобы отдать любимую дочку еврею, да еще, как говорят, по матери с цыганскими кровями».

Генерал сказал «нет!», дочка сказала «да!» В результате этого авантюрного брака появилась на свет Наталья Сац. Да, та самая, которая создала уникальный детский театр.

Кстати, об евреях, коли затронули Илью Саца. Не будем вспоминать дореволюционный театр, а вспомним только советский. Какие замечательные звезды сияли, а некоторые и продолжают сиять, на сцене: Соломон Мнхоэлс, Вениамин Зускин, Серафима Бирман, Марк Прудкин, Осип Абдулов, Фаина Раневская, Зиновий Гердт, Элина Быстрицкая, Владимир Этуш, Сергей Юрский… — всё это люди, предки которых пришли с берегов Иордана, а значит, они — дети Сиона. Хотя бы в символическом смысле.

Михоэлс (а точнее — Шлиома Вовси) родился в Двинске 16 марта 1890 года в семье управляющего имением графа Зибельблатера — одного из самых видных аристократов Польши середины XIX века. Примечательно, что выдающийся артист и блистательный шекспировский король Лир, Соломон Михоэлс мечтал о пьесах Гоголя и Островского, но, увы, ему так и не удалось в них сыграть.

Осенью 1943 года Михоэлс, как председатель Еврейского антифашистского комитета, приехал в США, чтобы собрать материальную помощь для Советского Союза. В один из дней Михоэлса пригласили бывшие русские князья, эмигрировавшие из России после революции. Они приветствовали его на еврейском языке: «Шолом алейхем, реб Михоэлс», — и затем по-русски сказали: «Мир Вам, господин Михоэлс, мир всей борющейся России, всем ее народам. Сейчас не время вспоминать зло. Мы передаем для спасения России все, что можем. Не знаем, ступит ли когда-нибудь наша нога на родную землю, но сделайте все, чтобы ее не топтали враги. И мы готовы помочь всем, что в наших силах» (цитата по книге Матвея Гейзера «Соломон Михоэлс», Москва, 1990).

Михоэлс собрал для Красной Армии десятки миллионов долларов. Чем отплатил артисту режим, мы знаем: 13 января 1948 года Соломона Михоэлса подло убили.

У Фаины Раневской была более счастливая судьба: ее не убивали, ее даже награждали орденам, присвоили ей звание Народной артистки СССР. Но была ли она счастлива в своей творческой судьбе? «Я — кладбище несыгранных ролей», — говорила Раневская. Одной из этапных ролей могла стать боярыня Ефросинья Старицкая в картине «Иван Грозный». Эту роль Сергей Эйзенштейн изначально готовил для Фаины Григорьевны. Сделанные пробы были великолепны. Но вмешался большой чиновник от искусства, который запретил брать на роль Раневскую из-за семитского разреза ее глаз.

В 1989 году к нам в Россию пожаловал гражданин США Евгений Фельдман, сотрудник одной из частных фармацевтических фирм, сносно говорящий по-русски, и кто-то, естественно, его спросил: