Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Мне мало надо!
Краюшку хлеба
И каплю молока.
Да это небо,
Да эти облака!

В этих простеньких словах Хлебникова заключена, на мой взгляд, вся русская ментальность: созерцательность и довольство самым малым. Это у народа. У властей другие ориентиры. У властей — всеохватная идея громадной империи, и чем больше, тем лучше.

Каковы истоки Велимира (Виктора) Хлебникова? «Родился, — писал о себе, — в стане монгольских исповедующих Будду кочевников — имя «Ханская ставка», в степи — высохшем дне исчезающего Каспийского моря… При поездке Петра Великого по Волге мой предок угощал его кубком с червонцами разбойничьего происхождения. В моих жилах есть армянская кровь (Алабовы) и кровь запорожцев (Вербицкие)… Принадлежу к месту встречи Волги и Каспия-моря (Сигай). Оно не раз на протяжении веков держало в руке весы дел русских и колебало чаши…»

Точное место рождения поэта — село Малые Дербеты Астраханской губернии.

А Владислав Ходасевич родился в Москве, в Камергерском переулке. «Печальный Орфей» — так я назвал свой очерк о поэте. И сразу о корнях.

Отец Ходасевича Фелициан Иванович — сын обедневшего польского дворянина, одной геральдической ветви с Мицкевичем. После подавления польского восстания дед поэта лишился дворянства, земель и имущества. Поэтому отец Ходасевича вынужден был зарабатывать на жизнь сам. Мать София Яковлевна — еврейка. Ее отец Брафман известен как составитель «Книги Кагала» и «Еврейского братства». Однако она не захотела идти по стопам своего отца, отринула иудаизм и перешла в христианство, став ревностной католичкой.

Маленький Владя часто говорил с вызовом: «Я жиденок, хоть мать у меня католичка, а отец поляк». Но это была всего лишь бравада. Истинной культурой, в которой Ходасевич воспитывался, была культура русская. София Яковлевна не смогла кормить его грудью, и для этого наняли тульскую крестьянку Елену Кузину.

И вот, Россия, «громкая держава»,
Ее сосцы губами теребя,
Я высосал мучительное право
Тебя любить и проклинать тебя…

— патетически воскликнул Ходасевич в одном из своих стихотворений. И, обращаясь к России, добавил:

Учитель мой — твой чудотворный гений,
И поприще — волшебный твой язык.

Россия, русский язык, русская культура — все это вздыбилось в революционную пору, и Владислав Ходасевич стал одним из сотни тысяч эмигрантов. И он покинул «Россию, изнурительную, убийственную, смертельную, но чудесную и сейчас, как во все времена свои», — написал он сразу после отъезда, находясь в Берлине в июле 1922 года.

А дальше началась «Европейская ночь». Ночь эмиграции.

Он все забыл. Как мул с поклажей,
Слоняется по нашим дням,
Порой просматривает даже
Столбцы газетных телеграмм.
За кружкой пива созерцает,
Как пляшут барышни фокстрот, —
И разом вдруг ослабевает,
Как сердце в нем захолонет…

Ностальгия? Тоска по утраченной родине? Ошибка выбора?..

Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Вергилия нет за плечами, —
Только есть одиночество — в раме
Говорящего правду стекла.

Одиночество и русский язык — его знатоком и жрецом был Ходасевич, ценитель благодатного ямба, который «с высот надзвездной Музикии к нам ангелами занесен». А еще Ходасевич экспериментировал с «тяжелой лирой» и немного гордился:

И, каждый стих гоня сквозь прозу,
Вывихивая каждую строку,
Привил-таки классическую розу
К советскому дичку.

Ходасевич привил, а Цветаева вырывала с корнем классические стройные тополя стихосложения и насаждала свой, цветаевский сад с причудливыми словами, необычными рифмами и неведомым доселе ритмом стихов.

Марина Цветаева — не поэтесса, а поэт, поэт-гигант русской поэзии, подлинное украшение пантеона российской словесности. Ее сестра Анастасия писала: «Варшава! Польша, страна наших предков! Марина и я — наполовину русские по отцу. По матери на четверть польки, на одну восьмую — германки, на одну восьмую — сербки».

Ну, как букет? Сколько цветов, оттенков, запахов!.. Не это ли разноцветье породило все цветаевские изломы, надломы, перепады и взрыды?

За городом! Понимаешь? За!
Вне! Перешед вал.
Жизнь — это место, где жить нельзя:
Еврейский квартал.
Гетто избранничеств! Вал и ров.
Пощады не жди!
В сем христианнейшем из миров
Поэты — жиды!

На характер Марины Цветаевой наложились особенности трех народов: от отца она унаследовала твердость воли, усидчивость, любовь к русскому языку и к русскому прошлому; от матери — романтичность и восхищение всем немецким; от бабушки — чувство чести и сознание собственного достоинства — «польский гонор».

«Не ошибетесь, во мне мало русского, — признавалась Цветаева в письме к Иваску (12 мая 1935), — да я и кровно слишком смесь: со стороны матери у меня России вовсе нет, а со стороны отца — вся. Так и со мною вышло: то вовсе нет, то — вся. Я и духовно — полукровка».

Отец — Иван Владимирович Цветаев — родился во Владимирской губернии в бедной семье сельского священника. Выбился в люди и перешел из духовного сословия в дворянское, стал «дворянином от колокольни», как он однажды не без иронии выразился. Возглавлял кафедру теории и истории искусств Московского университета и создал Музей изящных (ныне изобразительных) искусств, которым мы гордимся.

Мать Цветаевой — Мария Александровна Мейн, была моложе своего мужа, т. е. отца поэтессы, на 21 год. Вышла замуж за вдовца с двумя детьми и родила ему двух дочерей — Марину и Анастасию. Ее мать, а соответственно бабушка Марины — Мария Бернацкая происходила из старинного, но обедневшего польского дворянского рода. Это дало повод Марине Цветаевой отождествлять себя с «самой» Мариной Мнишек Отец (и соответственно — дед) — Александр Мейн был из остзейских немцев с примесью сербской крови.

Мария Мейн была человеком незаурядным, наделенным умом, большими художественными способностями, глубокой душой. Ее мир — это музыка и книги. Подверстаем к этому признания Марины Цветаевой: «Любимые вещи в мире: музыка, природа, стихи, одиночество».

У Цветаевой есть строки:

Нетоптанный путь,
Непутевый огонь —
Ох, Родина-Русь,
Неподкованный конь!

Это о России. Но и сама судьба Марины Цветаевой — «нетоптанный путь» с «непутевым огнем». В ней много всего, и не только драматизма, но порой и трагизма. Тех, кто плохо знает жизнь Марины Ивановны, отошлем к книгам Виктории Швейцер «Быт и бытие Марины Цветаевой» (1992) и Марии Разумовской «Марина Цветаева. Миф и действительность» (1994). Скажем одно: в ее жизни все было сложно и запутанно, в том числе и отношения с мужем, Сергеем Эфроном.

Кстати, о нем она писала в письме к Розанову: «В Сереже соединены — блестяще соединены — две крови: еврейская и русская. Он необычайно и благородно красив, он прекрасен внешне и внутренне. Прадед его с отцовской стороны был раввином, дед с материнской стороны — великолепным гвардейцем Николая I».

57
{"b":"536479","o":1}