Первый Воин
— Вы спрашиваете, когда было всего страшнее? — Катуков поднял брови и переглянулся со своими друзьями. — Ну что же, вопрос поставлен прямо, и он требует такого же прямого ответа… Пожалуй, под селом Первый Воин 6 октября, не так ли?[13]
Все дружно согласились.
— Чудесные, знаете ли, места, — продолжал Катуков. — Тургеневские места. Это недалеко от Бежина Луга. Мы держали там оборону. Моя мотопехота зарылась в землю. Надо было удержаться во что бы то ни стало. А гитлеровцы, конечно, считали, что им надо прорваться тоже во что бы то ни стало. Вот и нашла коса на камень. Помните, товарищи, как мы с комиссаром штаба под мины попали?..
Батальонный комиссар Мельник, молодой и веселый танкист, бывший строитель Харьковского тракторного завода, подтвердил:
— Да, денек был веселый. Я уже не чаял, что выберемся!
Вот документально точный, ничем не прикрашенный рассказ об этом страшном и прекрасном дне, который навеки войдет в историю бригады Катукова, да и не только в ее историю. Этот рассказ записан со слов самих участников изумительного сражения…
(…В сущности, уже накануне стало ясно, что вот-вот начнется решающий бой: Гудериан бросил защитникам Москвы вызов, двинув свои танковые части из Орла на север, вдоль шоссе, рассчитывая мощным ударом проломить нашу оборону. Вот как описывал этот трудный момент в письме ко мне 15 октября 1971 года непосредственный участник битвы — комиссар танкового полка бригады Катукова полковник в отставке Яков Яковлевич Комлов, живущий нынче в Краснодаре:
«Утром 5 октября наши части располагались за рекой Оптуха, притоком Оки; мост через реку оставался пока целым — ведь по ту сторону Оптухи рота Самохина искала танкистов Бурды, с которыми мы утратили связь. Кроме того, как мы предполагали, где-то впереди должны были находиться и танки Гусева, ушедшие к Орлу. Однако, как вскоре выяснилось, Гусев уже отвел свое подразделение за Оптуху.
И вдруг на шоссе со стороны Орла появилась большая немецкая механизированная колонна — танки приближались к мосту. Видя такое положение, я послал вперед несколько легких танков БТ-1 под командованием комиссара роты политрука Михаила Ивановича Самойленко с задачей выяснить, где Гусев, и уничтожить мост. Вслед за ними выехал и я на легковой машине.
Танки Гусева мы вскоре обнаружили. Я тут же быстро выдвинул их к реке. Танкисты взорвали мост и встретили немецкую колонну огнем.
Это был трудный, неравный поединок: Гудериан бросил в атаку до пятидесяти танков, за ними во втором эшелоне двигались еще сорок. Но наши танкисты держались стойко, маневрируя и всячески стремясь выиграть время, пока наши основные силы подготовят новый боевой рубеж за рекой Лисица следующим притоком Оки…»)
К исходу дня пятого октября гитлеровцам, наступавшим от Орла, удалось восстановить взорванный нашими танкистами мост через реку Оптуха, и они подошли к рубежу реки Лисица на участке селений Ярыгино — Шараповка Каменево. Танкисты и мотострелки Катукова к этому моменту успели занять оборону по берегу Лисицы, оседлав шоссе.
На организацию обороны времени не хватило, но Катуков сделал все, что было возможно: мотострелки подготовили окопы, танки были укрыты в засадах по опушкам небольших рощ справа и слева от дороги. (Рощи эти нынче не сохранились, их вырубили в дальнейшем гитлеровцы, возводя оборонительные сооружения. Теперь на их месте стоят, как мне рассказывали, замечательные, давно плодоносящие сады.) Противотанковые орудия заняли огневые позиции в боевых порядках мотопехоты. Были оборудованы командные пункты, проведена связь. Зенитчики приготовились прикрыть оборонительный район от ударов с воздуха. Впереди, в двух километрах, был наскоро оборудован ложный район обороны: надо было сбить с толку гитлеровцев и заставить их обрушить свой удар по пустому месту.
Когда гитлеровцы приблизились к реке, наши танкисты открыли огонь из засад. Гитлеровцы остановились и расположились на ночь за гребнем высоты у деревни Шараповка. Их командование подтягивало в этот район новые силы, готовя наутро решающий удар в направлении селения Первый Воин.
Комиссар танкового полка Комлов, выяснив обстановку, доложил Катукову, что за гребнем высоты у Лисицы скопляется уйма танков, автомашин, солдат противника. «Словно ярмарка, — сказал он. — Им известно, что у нас с авиацией туго, так они действуют бесцеремонно. Рассчитывают на безнаказанность». Катуков связался с Лелюшенко и, получив ответ, сказал Комлову:
— Ну, сейчас к вам приедет дивизион нашей адской артиллерии. Наши бойцы, да и я сам еще не видели ее работы. Это новая вещь; через ваши головы в сторону врага полетит много горящих снарядов. Побыстрее пойдите в полк и предупредите людей, чтобы они знали, в чем дело, когда увидят в небе тучу раскаленных снарядов…
Это было ставшее впоследствии знаменитым новое советское оружие реактивные минометы, которые наши солдаты прозвали «катюшами». Когда машины необычного вида подкатили на позицию, развернулись справа и слева от шоссе, дали залп и быстро умчались в тыл, все были буквально потрясены эффективностью этого оружия.
— Через наши головы, — писал мне впоследствии Я. Я. Комлов, — летели, расчерчивая красными полосами вечернее небо, сотни необыкновенных снарядов, таща за собой дымчатые шлейфы. Потом в стане врага грянули взрывы. Там встали столбы огня и черного дыма. Послышались дикие вопли. Небывалым пожаром была охвачена огромная территория. Уцелевшие танки и автомашины, урча своими двигателями, начали уползать назад. Солдаты нашего мотострелкового батальона, сидевшие в окопах, закричали «ура». Их боевой дух поднялся еще выше…[14]
Но было ясно, что это лишь вступление к битве. Сражение должно было начаться на следующий день, и оно обещало быть очень трудным.
Полковник почти не спал в ту ночь. Он великолепно отдавал себе отчет в том, что задача, которая была поставлена перед его бригадой, нечеловечески трудна: от Орла на север двигались мощные танковые колонны, силы которых во много раз превосходили то, чем располагал он. Но он не смел отойти, пока не измотает самым основательнейшим образом немецкие танковые части, рвущиеся к Москве. Только после этого можно будет позволить себе отойти на следующий промежуточный рубеж, который намечен командованием у Головлево — Шеино.
Утро шестого октября было солнечным и на редкость теплым. Пожелтевший лес выглядел празднично. Остро пахли увядающие травы. В высоком, совсем не осеннем небе мирно плыли кудрявые облака.
Даже не верилось, что весь этот прекрасный и немного печальный мир русской осени обречен, что через несколько часов снаряды скосят нарядный лес, гусеницы танков сомнут травы, и небо замутится пороховым дымом и бензиновой гарью.
Катуков в мокрых от холодной росы сапогах и кожаном пальто шел по склону холма. Он проверял расстановку противотанковых орудий, мысленно ставя себя на место немецких танкистов, которым вскоре придется, перевалив через гребень противоположной высотки, двигаться вот по этому самому склону.
Наша воздушная разведка только что доложила, что вдоль этой дороги к рубежу Первого Воина направляются около восьмидесяти немецких танков, а за ними — мотопехота и артиллерия. Тут же в небе появились десятка четыре немецких бомбардировщиков и начали забрасывать бомбами наш ложный рубеж обороны — обман удался! Около двадцати минут били они по пустым окопам. Потом к авиации присоединилась немецкая артиллерия, она тоже била по ложному рубежу. Судя по всему, вот-вот должны были появиться танки немецкое командование рассчитывало, что после такой мощной огневой подготовки они пройдут сквозь нашу оборону, как горячий нож сквозь брусок масла…
— Товарищ полковник! Фашисты!.. — закричал Катукову командир разведки.
И в ту же минуту раздался неистовый грохот. Окутавшись дымом, немецкие танки открыли огонь, и сотни снарядов взрыли землю.
