И вот теперь передо мной в потрепанных старых блокнотах полустертые записи их рассказов и даже выписки из некоторых человеческих документов. Младший лейтенант Капотов, славный паренек из Гжатска, отлично сражавшийся под Орлом, — он был во взводе Лавриненко — показал мне свой дневник, и я назавтра кое-что оттуда переписал.
Сейчас, много лет спустя, мне трудно свести воедино все эти отрывистые записи и воссоздать по ним стройную картину многодневного боя. Но, думается, рассказы эти сами по себе, записанные по живым следам событий, имеют свою ценность — они сохранили аромат непосредственности, юношеской искренности и правдивости.
Из дневника младшего лейтенанта Николая Петровича Капотова
(На действительной военной службе — с 1939 года, служил в 15-й танковой дивизии, войну начал в Станиславе. В бою под Орлом он был еще сержантом.)
27 сентября 1941 года
Сегодня получен приказ: снова на фронт! Формирование бригады закончено. Машины получены в Сталинграде (отличные!). Первый марш — 62 километра. Скорость до 68 километров в час — выше расчетной. Наш танк пришел десятым. Сопровождали колонну главный инженер завода, техники. В Сталинграде нас потряс подъем, царивший на заводе: ведь это период нашего отступления, а люди все-таки верят в победу и куют ее. Были в цехе, видели сборку… Выехали в 2 часа дня. Уже осень, порывистый ветер. Скоро снова в бой.
28 сентября
Прохладное утро. Обильная роса. Отъезд по железной дороге. 30 сентября
Москва… Нам выпало счастье оборонять ее. Эшелон, не задерживаясь, проходит дальше на запад. Ничего, погуляем в Москве после победы.
1 октября
Разгрузка в Кубинке. Отсюда рукой подать до Гжатска. Что-то там сейчас происходит? Какое здесь все родное и близкое, так радостно быть в родном краю после двухгодичного пребывания на Украине. Даже желтые осиновые листья кажутся дорогими. Ведь я прожил в этих местах двадцать лет. Товарищи заметили, как я волнуюсь. Мой радист Алексей Сардыка спросил: «Почему ты так задумчив?» Пришлось поделиться своими переживаниями.
2 октября
Вечером опять погрузка. Нас перебрасывают к Орлу, говорят, будто немецкие танки прорываются уже туда. Если им это удастся, то обстановка усложнится. Скорее бы в бой!
3 октября
В десять утра проехали Серпухов. Вечером прибыли в Мценск. Дальше не поедем. Неужели немцы уже в Орле? Выгрузка. Облака закрыли луну. Черный мрак. Город почти пуст. В ожидании распоряжений водитель Николай Федоров и радист Алексей Сардыка дремали в машине, а мы с башенным стрелком Иваном Бедным интересовались окружающей средой и будущими задачами…
4 октября
После полуночи был получен боевой приказ. Командир взвода лейтенант Давриненко собрал командиров машин. Двигаемся маршем в направлении на Орел. Возможна встреча с противником: вдоль дорог просачиваются автоматчики. Приказано на пулеметах держать диски в боевой готовности, в стволе пушки иметь снаряд, спусковой механизм держать на предохранителе.
Выезд — 4.00…
Приятно воевать под командованием такого офицера, как Лавриненко. Мы все время сражаемся вместе с ним — с самого первого дня войны. Он служил командиром взвода еще в 15-й танковой дивизии в Станиславе, в роте у Заскалько, тоже боевого офицера. В мирное время, надо сказать, Лавриненко ничем особенно не выделялся. До призыва он служил учителем в деревенской школе на Кубани, ничего воинственного в нем не было. А в первые дни войны ему не повезло — его танк был неисправный, и воевать он не мог. Но уже тогда его характер вдруг проявился: в отступлении мы уничтожили свои неисправные танки, чтобы не стеснять движения войск, а тут вдруг наш тихий Лавриненко встал на дыбы: «Не отдам машину на смерть! Она после ремонта еще пригодится». И вот добился своего — как ни было тяжело, дотащил свою машину до конца нашего отступления и сдал ее в ремонт. Когда же ему в Сталинграде дали новый танк — «тридцатьчетверку», он сказал: «Ну, теперь я с Гитлером рассчитаюсь!»
Говорит Александр Бурда
Об Александре Федоровиче Бурде и о его удивительных боевых делах подробно я расскажу дальше — он будет одним из главных героев этой книги. В тот вечер его не было среди нас в деревенской избе в Чисмене — он со своей ротой стоял в засаде на Волоколамском шоссе, готовый в любую минуту встретить гитлеровцев; их новое наступление могло начаться с часу на час. Но мы с ним встречались в военные годы много раз, и все его рассказы были поистине увлекательными. Рассказал он мне, конечно, и о своем поразительном рейде в район Орла.
Беседа на эту тему состоялась много позже. Но для того чтобы не нарушать стройности общей картины событий под Орлом, я все же позволю себе привести тут же и этот рассказ Александра Бурды.
Задача была такая: выйти в район юго-восточнее Орла и действовать в направлении Веселой Слободки. У меня было восемь боевых машин Т-34 плюс полтораста автоматчиков, пулеметчиков и истребителей танков с противотанковыми гранатами — десант на броне. Левый фланг у меня был открытый, справа шел комбат Гусев.
Неподалеку от Орла есть лесок. В нем я и остановился. Навстречу нам бежало мирное население из города, спасаясь от немцев. Я перекрыл все дороги, стал расспрашивать, что в Орле. Говорят: «Въезды минируют, роют окопы — готовят позиции для своей артиллерии. Много танков, пехоты. У вокзала дома превращены в доты: туда введены пушки и танки». Опросил двадцать человек — все говорят одинаково.
Для точности все же послал обратно в город с указаниями на разведку встреченных на дороге работников обкома партии и военкомата, — документы они оставили у меня. Им город хорошо известен, разузнают все лучше, чем наши стрелки или танкисты, которые никогда в городе не были. Опять же они в штатском, к ним меньше внимания.
Результат разведки показал, что в город нам соваться не следует, тем более что Гусев уже отходил — я слышал удалявшийся звук боя. Фашисты готовятся двинуться на рассвете из Орла на северо-восток.
Лучше притаиться здесь, в лесу, и когда немецкие колонны двинутся вперед, нанести по ним внезапный удар из засад. А они наверняка пойдут мимо нас, чтобы выйти нашим войскам во фланг и ударить справа по дороге на Мценск. Строго приказал десантникам ни в коем случае не открывать себя раньше времени.
Переночевали в лесу. Утром пятого октября все произошло, как я и предполагал: в 8.00 на высоте 227,8 был замечен противник. Колонна двигалась с восточной окраины Орла курсом — высота 229,1 — Крутая Гора Домнино — через наш лес! А на подступах к лесу, надо вам сказать, крутой овраг. Смотрю, ползут вниз танки, за ними бронетранспортеры с пехотой великое множество. Ну, думаю, сейчас, когда они начнут выползать из оврага, мы им дадим дрозда. Очень удобно бить танк, когда он на подъеме днище показывает. И что же вы думаете, в этот момент не выдержали нервы у одного нашего пулеметчика — он спугнул их очередью, стали они расползаться в стороны.
В такой обстановке нельзя терять ни секунды. Бросаю в атаку взвод Кукарина — навести панику, не дать им спокойно рассредоточиться и принять боевой порядок. Взводу Ивченко приказываю атаку огнем с места. Танки Кукарина, как железные ангелы, сверху бьют фашистов, а те в ужасе — не ждали! Тем временем через гребень в овраг переваливают все новые немецкие танки — ведь их водители ничего не видят, просто идут на звук стрельбы, и мы их тут расстреливаем в упор.
А на броне у танков Кукарина — десант автоматчиков. Они крошат фашистскую пехоту, которая брызнула во все стороны из своих транспортеров. Помню, заместитель политрука Женя Богурский, лихой такой парень, держится за башню и бьет гитлеровцев направо и налево, — он тогда в упор расстрелял пятнадцать фашистов. А в довершение всего — конечно, такое дело может быть только в горячке боя — спрыгнул с танка прямо на плечи одному офицеру, набил ему морду, отнял полевую сумку с документами и обратно на танк. Представьте себе, живым из этой катавасии вернулся, даже ранен не был. Его потом наградили.[11] А всего в этой схватке мы разбили двенадцать танков, три орудия и перебили человек сто солдат и офицеров.
Гитлеровцы опомнились, двинулись в обход леса, думая нас окружить, еще пятнадцать танков с десантом на броне. Но мы и такой фокус предвидели. Ради подобного случая я заранее поставил на фланге в засаду два танка под командованием Петра Молчанова. Он их и встретил огнем в упор. Гитлеровские танки попятились, а там их взвод Ивченко начинает расстреливать. В общем, молотьба была хорошая — зажгли еще пять танков и перебили до роты пехоты.
Фашисты подтянули тягачами три батареи противотанковых орудий. Но не успели они развернуться на боевой позиции, как наши танкисты подавили и их.
Вдруг замечаю я в небе «кривую ногу» — вы же знаете, что у нас так зовут «хейнкель-126», авиационный разведчик. Мы уже хорошо знаем: появилась «кривая нога» — жди сейчас же воздушный налет. Поэтому приказываю: немедленно отойти от леса к Крутой Горе. Только мы ушли, налетели двадцать бомбардировщиков и начали перепахивать пустой лес. Полчаса его бомбили.
Бой развивается. Чтобы безопаснее было руководить им с окраины деревни, надеваю женское платье, а пистолет — под кофту. Выдвинулся в таком виде вперед, связь со взводами держу через посыльных. Договорились о срочных сигналах: сорву с головы платок — открывай огонь, подберу полы кофты — бери наступающих в клещи. Вам может показаться это смешно, даже противно воинскому уставу, но на войне всякое бывает. Любая хитрость применима, пусть самая нелепая с виду, лишь бы был результат.
Таким способом мы тут чуть было не захватили немецкий бронетранспортер, который подъехал к деревне на разведку. Подъехал он метров на двести, вылез рослый немец в шинели, бьет из пистолета по крайним домикам — провоцирует на ответ. Наши молчат. Он еще ближе, уже на пятьдесят метров. Я стою у прясла. Он мне: «Русский баба, иди сюда». Ну, думаю, сейчас возьмем его, голенького: справа изготовилась машина Загудаева, слева — Кукарина. Немец идет ко мне. И что же вы думаете? Опять не выдержали нервы у какого-то нашего десантника, выстрелил он из пистолета, да еще и промахнулся. Немец — прыг в бронетранспортер и — ходу. Пришлось его зажечь. А ведь могли взять целым!
Очень я тогда разозлился. Был у меня хороший восьмикратный бинокль, я его в сердцах об землю — все линзы вылетели. Ко мне после этого десантники подходить боялись: второй раз кто-то из них подвел.
В общем, много было у нас приключений в этом рейде. Он затянулся на несколько дней. Тем временем бригада уже отошла на несколько километров, связь была потеряна.[12]
Нас уже сочли погибшими. Трудно было с довольствием: ведь со мной было полтораста стрелков, а у них — ни куска хлеба. Трое суток я делил на всех пайки своих экипажей. Немножко похудели.
