Катуков все же решил еще раз себя проверить. Для этого требовалось как следует тряхнуть какую-нибудь гитлеровскую часть и посмотреть, что из этого выйдет.

Танкисты в те дни обороняли отдельными засадами восемнадцатикилометровый участок фронта, прикрывая фланг армии. Тем не менее Катуков, когда его попросил о помощи командир 371-й стрелковой дивизии генерал-майор Ф. В. Чернышев, решил пойти на риск: первого декабря он снял с фронта семь машин, свел их в единый бронированный кулак и сосредоточил для удара по немецкому тылу в районе села Надовражино. Операция была поручена лихому лейтенанту К. Самохину, тому самому, который когда-то в Скирманове забрасывал ручными гранатами из люка танка немецкие блиндажи.

Операция была тщательно подготовлена. Разведчики нашли тайные лесные тропы. Техники идеально подготовили материальную часть. Сами танкисты внимательно изучили по карте местность, на которой им предстояло действовать, и продумали свой маневр. Генерал и начальник штаба обстоятельно проинструктировали их. И вот глухой зимней ночью семь танков Самохина углубились в лес и начали пробираться к селу Надовражино, превращенному гитлеровцами в опорный пункт. Оказалось, что как раз в этот час здесь остановилась немецкая колонна — 10 танков, 40 автомобилей, много пехоты, отряд мотоциклистов.

На полном газу танки Самохина ворвались в село, стреляя из всех орудий и пулеметов. Что произошло дальше, описать трудно. «Пожар в кабаке с музыкой и танцами», — сказал мне Самохин, описывая операцию, когда мы впоследствии встретились с ним в «пещере Лейхтвейса» — в селе Ивановское за Волоколамском. Его молодцы дважды промчались по улицам, оставляя за собой какое-то месиво: достаточно прикосновений гусеницы тяжелого танка, чтобы любой автомобиль, не говоря уже о его содержимом, превратился в гладкий металлический блин.

Расстреляв три немецких танка, уничтожив сорок автомобилей, пятьдесят мотоциклов и около роты пехоты, танкисты Самохина так же стремительно вылетели из деревни, как и влетели в нее. На этом можно было бы считать инцидент исчерпанным, если бы Самохин не заметил, что из лесу выходят две немецкие танковые колонны, спешащие на выстрелы. Одна колонна подходила к селу с одного конца, вторая — с другого. Их водители плохо отдавали себе отчет в том, что произошло в селе.

— Вот тут-то мой Самохин и показал им, что такое военная хитрость, часто повторял, мягко улыбаясь, генерал Катуков, — артистический маневр!..

Об этом маневре он не уставал рассказывать снова и снова, ему доставляло удовольствие сознание, что его воспитанники овладели не только боевой техникой, но и тактическим искусством. А Самохин действительно сманеврировал артистически. Скрытно передвигаясь за деревьями, он обстреливал то одну, то другую гитлеровскую колонну. Окончательно сбив с толку фашистских водителей, он заставил их в конце концов сцепиться друг с другом — каждая из этих двух колонн приняла другую за советскую…

— Они лупят друг друга, а Самохин добавляет, а Самохин — добавляет то одному, то другому!..

Все семь танков вернулись на свой сборный пункт.[22]

Генерал был удовлетворен боевыми результатами операции. Он окончательно убедился, что наступательный порыв гитлеровцев выдыхается. Во-первых, они не сумели организовать оборону и действовали вяло, в то время как раньше на такие дерзкие налеты отвечали энергичными контрударами; во-вторых, они явно растерялись, чего с ними прежде не случалось; в-третьих, командиры двух гитлеровских танковых колонн не смогли даже разобраться в создавшейся оперативной обстановке, не нашли противника и начали бить друг друга — значит, смертельно измотались.

Всеобщая радость была омрачена лишь одним печальным известием: 1 декабря в бою был тяжело ранен один из лучших политработников бригады комиссар 1-го танкового батальона А. С. Загудаев, мужественно сражавшийся в строю. Его заменил Н. И. Ищенко, занимавший до этого пост комиссара 2-й роты этого же батальона.

Теперь Катуков совершенно уверенно и спокойно ждал приказа о наступлении. Он знал, что успех обеспечен.

— Отныне мы будем действовать дерзко, запомните это, — говорил генерал танкистам. — Дерзость, стремительность и, если хотите, нахальство — вот что нам требуется сегодня!

Приказ о переходе в наступление не заставил себя ждать…

Помню, еще в первых числах декабря тысяча девятьсот сорок первого года редакции наших газет получили самое строжайшее указание — ни слова о наступательных операциях. Когда же находившиеся в Москве иностранные корреспонденты на очередной пресс-конференции 1 декабря атаковали начальника Советского информбюро товарища С. А. Лозовского вопросами о положении под Москвой, он лаконично ответил: «Вот уже пятнадцатый день идет второе наступление немецких войск на Москву. Но немцы могут пока зарегистрировать лишь огромные потери на всех решительно направлениях».

Тем большее волнение и торжество вызвали опубликованные с преднамеренным опозданием сообщения о переходе наших войск в решительное наступление и об их крупных победах. До этого мы знали лишь о блестящем успехе войск Южного фронта, освободивших Ростов 29 ноября, и о наступательных боях в районах Тихвин и Елец. Надеялись, верили, были убеждены, что вот-вот гром грянет и под Москвой. И он грянул. Да еще какой!..

1-й гвардейской танковой бригаде довелось вместе с панфиловцами первой перейти в контрнаступление в районе Крюкова, том самом, где теперь находится город-спутник столицы Зеленоград. Это совсем близко от Москвы, немногим дальше, чем Красная Поляна, из которой гитлеровцы чуть было не начали артиллерийский обстрел центра столицы.

Отход частей 16-й армии на рубеж Крюково — Ленино (селение восточнее Истры, на Волоколамском шоссе) был последним. Дальше на восток армия не сделала ни шагу. Наоборот, отсюда она двинулась на запад, активно участвуя в наступлении вместе с новыми, только что прибывшими на фронт 1-й Ударной и 20-й армиями.

Приказ о переходе армии в общее наступление генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский отдал шестого декабря. Но фактически ожесточенные бои в районе Крюкова и прилегавшей к нему Каменки начались тремя днями раньше — третьего декабря. Гитлеровцы стремились любой ценой захватить эти населенные пункты, расположенные столь близко от Москвы. Здесь действовали 5-я танковая и 35-я пехотная дивизии гитлеровцев. Их сдерживали части 8-й гвардейской Панфиловской дивизии, которой теперь командовал генерал В. А. Ревякин, — мы его все хорошо знали до этого как коменданта Москвы, — 1-я гвардейская танковая бригада и кавалеристы.

Борьба носила ожесточенный характер. Дрались за каждую улицу, за каждый дом.

Когда наконец наши войска перешли в контрнаступление, гитлеровцы оказали яростное сопротивление, они придавали этой позиции особо важное значение и, как говорится, держались за нее зубами, тем более что местность благоприятствовала обороне — это была прекрасно укрепленная, недоступная для танков позиция: с северо-запада и с юга ее защищали глубокие овраги и долины речек, остальные участки гитлеровцы прикрыли хорошо организованной системой огня.