Вчера сюда приезжал командующий фронтом Ватутин. Было совещание. Как сообщил нам Катуков, командование считает, что армия в оборонительных боях свою задачу выполнила хорошо. 6-й танковый корпус преобразуется в 11-й гвардейский, а 3-й механизированный — в 8-й гвардейский механизированный корпус. В частях большой подъем.
Послал в редакцию телеграмму: «Буду готовить обстоятельные корреспонденции. Следите за узлом связи. Как только будет опубликовано официальное сообщение о начале операции, шлите туда человека за материалом, который наверняка уже там будет к этому сроку».
Двенадцать часов войны
3 августа, 22 часа 05 минут
К сведению редакции. Передаю срочный и очень важный материал о долгожданном наступлении, в котором описывается сегодняшний день час за часом, — «Двенадцать часов войны».
Это сражение готовилось давно и тщательно. Все, что нужно разведать, было разведано; все, что надо подвезти, было подвезено; все, что надо подготовить, было подготовлено. Именно поэтому позавчера и вчера создавалось обманчивое впечатление безмятежного покоя — надо было иметь очень острый глаз, чтобы разглядеть здесь, среди копен хлеба, жадные жерла батарей, чтобы увидеть в нескошенной ржи сотни отлично замаскированных танков, чтобы найти в бесчисленных овражках дивизии и корпуса отборной гвардейской пехоты, приготовившейся к атаке.
И вот как развертывались события начиная со вчерашнего дня…
Семнадцать часов 2 августа.
В отроге безымянного овражка, на тщательно замаскированном командном пункте заканчивается совещание командиров-танкистов. Испытанный боевой генерал дает последние указания командирам бригад. Неподалеку отсюда в таком же крутом овражке молодой пехотный генерал со сталинградской медалью на груди проводит последний инструктаж командиров гвардейской пехоты. Это знаменитый Бакланов.
На этот раз речь идет о подготовке операции крупнейшего масштаба, и средства прорыва мобилизованы в соответствии с замыслом: сотни орудий на погонный километр фронта, сверху наступление прикрывают сотни самолетов, а в качестве ударной силы, которая должна войти в прорыв и разгуляться на просторе, выступают две славные танковые армии — 5-я гвардейская и 1-я танковая.[60]
Впереди можно разглядеть рубеж, на котором скоро должны закипеть жаркие схватки: тихая заболоченная река, топкие берега которой расступились на добрую сотню метров, полуразбитые пустынные деревушки над нею, изрытые снарядами высотки. Это — Ворскла.
Восемнадцать часов.
Безмятежное затишье обрывается. На разных участках фронта начинают бить пушки, пулеметы, то и дело раздается трель автоматов. Немецкие дзоты, батареи огрызаются. Им отвечает наша артиллерия, но перестрелка идет как-то вяло, неторопливо: ведь это всего лишь разведка огневой системы врага. За каждой вспышкой следят сотни стереотруб. Артиллерийская разведка последний раз уточняет свои данные, чтобы ранним утром «бег войны», как прозвали нашу могучую артиллерию на фронте, раздавил всю немецкую огневую систему.
Двадцать часов.
В лесочке, близ самого переднего края, обосновались скрытно совершившие тринадцатикилометровый марш танкисты. Пушки новеньких боевых машин вытянуты в сторону противника. Механики хлопочут у моторов, радисты проверяют аппаратуру. Внутри танков полностью уложены боекомплекты снарядов, баки заправлены горючим, выверена каждая деталь.
Советское командование приняло решение осуществить прорыв обороны противника на стыке этих двух группировок. План Ставки предусматривал мощный удар войск Воронежского и Степного фронтов в юго-западном направлении на Богодухов — Валки с тем, чтобы отколоть 4-ю танковую армию от группы «Кемпф», а затем разгромить их. При этом войска Воронежского фронта должны были действовать против 4-й танковой армии, наступая на Ахтырку, а войска Степного фронта поворачивали на Харьков. При подходе соединений Степного фронта к Харькову Юго-Западный фронт в свою очередь должен был нанести удар силами своей 57-й армии в западном направлении, чтобы обойти Харьков с юга.
На Воронежском фронте главный удар наносили 5-я и 6-я гвардейские, 5-я гвардейская танковая и 1-я танковая армии. На участке прорыва 5-й гвардейской армии (именно этот участок описан в очерке «Двенадцать часов войны». — Ю. Ж.) плотность артиллерии достигала 230 орудий и минометов на 1 километр фронта. Стрелковые дивизии получили участки прорыва от 2 до 3 километров. Особенностью этой операции было то, что в полосе 5-й и 6-й гвардейских армий в прорыв вводились две танковые армии — 5-я гвардейская и 1-я танковая. Массированное применение танков обеспечивало высокий темп наступления и развитие удара на большую глубину («История Великой Отечественной войны Советского Союза», т. 3, стр. 286–287).
Двадцать два часа.
В темнеющем небе слышится стрекот многих легких моторов — это наши многочисленные ночные бомбардировщики начали свою работу. Солдатам дан отдых перед боем. Спать!
Четыре часа 3 августа.
Над Ворсклой встает солнце. Его лучи красят в нежные тона высокие облака. Подъем! Уже дымят сотни и сотни походных кухонь, изготовивших сытный усиленный завтрак — мясо, рис, свежий хлеб, чай с сахаром, консервы…
Хлопочут старшины. Многие бойцы, улучив свободную минутку, пишут что-то, пристроившись на пеньке или на подножке машины. «Кому?» — этот неожиданный вопрос заставляет покраснеть молодого пулеметчика, бывшего токаря из Горького Сашу Симонова: письмо адресовано его любимой девушке. Быть может, наша газета дойдет к ней быстрее письма? Пусть же знает она, что, уходя в бой. Саша вспомнил о ней!
Старший лейтенант Цыпкало, помощник начальника политотдела по комсомолу, принес для раздачи бойцам, принятым вчера в комсомол, новенькие комсомольские билеты…
В частях начинаются короткие митинги. В 200-й танковой бригаде, которой командует полковник Н. В. Моргунов, один из танков идет в бой с вымпелом ЦК ВЛКСМ. Право на этот вымпел заслужил в жарких июльских боях экипаж Мазалова. И теперь комсомольцы приносят клятву новыми успехами оправдать высокую честь.
Идет митинг в 1-й гвардейской танковой бригаде. Развернутое гвардейское знамя держит в руках герой июльских боев лейтенант Г. И. Бессарабов. Командир бригады полковник В. А. Горелов читает, а все солдаты и офицеры повторяют вслед за ним волнующие слова:
— Мы, гвардейцы, приносим мужественную гвардейскую клятву Родине, большевистской партии. Клянемся тебе, наш великий народ, что мы будем драться до последнего дыхания, пока сердце бьется в груди, а глаза видят землю. Клянемся тебе, наша Родина, что мы отомстим кровавым фашистским извергам за страдания советских людей, за сожженные города и села, за поруганный Киев, за разрушенный Новгород, за истерзанный Сталинград, за виселицы Волоколамска, Харькова, Ростова…
Пять часов.
Еще звучат горячие речи на митингах, еще идут беседы в блиндажах, на укрытых от чужого взора лесных лужайках, а на огневых позициях уже сняты чехлы с орудий, раскрыты ящики со снарядами, заряжены пушки. И когда часовая стрелка касается цифры пять, землю разом сотрясает неистовый грохот, словно где-то рядом разразилось извержение вулкана. Земля дрожит, и дрожание это явственно чувствуется на десятки километров. Одновременно бьют по врагу тысячи орудий, сосредоточенных на ограниченном участке, и в грохоте этом тонут все звуки. У легковых машин предусмотрительно опущены стекла — там, где этого не сделали, стекла трескаются.
Так проходит час. Еще час. Еще сорок пять минут. Артиллерийская подготовка достигает небывалой силы. Недаром в последние десять дней сюда были подвезены сотни эшелонов с боеприпасами!
В небе проплывают сотни самолетов. Рева моторов не слышно — все заглушает артиллерия, но само зрелище огромного количества советских самолетов над передним краем настолько захватывающе, что бойцы начинают аплодировать и что-то кричать — слов не разобрать, но видно по горящим глазам, улыбающимся лицам, что этот массированный удар нашей авиации восхищает их.
