— А много, думаешь, у меня было своих денег?

— Да где уж там! Ты ведь всегда любил весело пожить, у тебя больших денег и быть не могло. А что это я слышал от людей, будто ты по приезде начал ворочать крупными делами, что твой миллионер? Откуда же взялись эти деньги, которые ты тогда швырял направо и налево?

Фред закусил губу. Неужели Зиедынь знает, как он тогда бросался деньгами?

— Ты имеешь в виду моторку?

— Ну конечно. И гостиницу тоже.

Фред облегченно вздохнул.

— Это пришло позже… Начал рыбачить, зарабатывал все время хорошо… Понемногу встал на ноги.

— Три года работал, как каторжный, откладывал по центу, чтобы помочь старикам, и вот на тебе — все равно что в воду бросил, отдал какому-то прохвосту, — говорил сам с собой Зиедынь. — Правда, я знал, что ты отличаешься легкомыслием, но все-таки казалось, что положиться на тебя можно, что парень ты честный. Какой я был болван, какой простофиля! Тьфу!

— Что ты решил теперь делать? — спросил Фред.

— Как что делать? — Пришел требовать с тебя свои деньги. Ты что думаешь, я их тебе подарю?

Фред задумчиво смотрел на песок: «Двести фунтов… Это будет четыре тысячи латов. Так и отдать ни за что ни про что?.. И деньги-то давным-давно все истрачены, кому охота платить по такому старому счету?»

— Ну и что ты со мной сделаешь? — спросил он.

— Ты же не будешь отрицать, что получил от меня эти деньги?

— А у тебя есть доказательства?.. Ну, какая-нибудь бумажка, я хочу сказать?

— Ты сам знаешь, что нет. Но ты же дал честное слово.

Фред усмехнулся:

— С честным словом в суд не обращаются. Свидетелей у тебя нет.

— Значит, ты будешь отпираться?

— Ну, не совсем так. Просто я хочу доказать тебе, что скандал подымать не стоит. Если начнешь скандалить, ровным счетом ничего не добьешься. Я не потерплю, чтобы меня здесь позорили, — теперь Фред резко изменил тон. Он даже выпрямился и почти сурово глядел на своего собеседника. — Ты говорил уже с кем-нибудь об этом?

— Пока еще ни с кем, но если…

— Посмей только хоть одно слово сболтнуть! Этого я тебе не спущу. Слышишь? Со мной шутки плохи. Если ты меня рассердишь, не получишь ни одного цента.

— Я же требую только свои собственные деньги…

— Разве так надо было действовать? Разве ты не мог прийти, как порядочный человек, поговорить со мной по-хорошему? — Американец почти кричал на растерявшегося Зиедыня. — А он скорей бежит к моторке, петушится, хватается за якорь! На что это похоже! Люди черт знает что подумают!

— Ну, чего ты орешь, Фреди, я ведь ничего такого не сказал, — успокаивал, в свою очередь, Зиедынь разошедшегося приятеля. — Тебе уж и слова сказать нельзя. Ведь посуди сам, каково мне…

Он всячески успокаивал Фреда, пока тот не остыл. В конце концов американец объявил:

— Если ты будешь помалкивать, я верну тебе все деньги.

— И проценты за шесть лет.

— Что еще за проценты! Я на твоих деньгах ничего не заработал.

— Насчет этого я справлюсь у людей.

— Ну, сколько процентов ты просишь?

— Меньше чем по восемь дело не пойдет.

— Ты рехнулся! Восемь процентов ни один банк не платит.

— По таким долгосрочным вкладам — платят.

— Так это ведь было вроде как на неопределенный срок. Нет, больше чем по вкладу на текущий счет тебе не следует. Три процента годовых!

— Тогда уж пять.

— Четыре процента, и больше ни сантима.

На этом они и сошлись.

— Сейчас я тебе верну десятую часть долга, это выходит двадцать фунтов, то бишь четыреста латов. Больше сейчас дать не могу, у меня пропасть неотложных расходов. За следующей получкой приезжай позже, ближе к осени.

Эту сумму Фред имел при себе. Он велел Зиедыню написать расписку, отсчитал деньги, и затем они вернулись на берег.

— Банка, — сказал американец матросу. — Я думаю, сегодня нам спешить уже не стоит, останемся лучше на берегу. Мне, кстати, надо отдать кое-какие распоряжения по гостинице, иначе они там совсем от рук отобьются.

— Тогда мотор можно остановить?

— Ну конечно! Что ты вечно всему удивляешься, как теленок!

Это было не совсем точно — у них было дело в море. Но не мог же Фред оставить Зиедыня без присмотра. У парня четыреста латов в кармане, того и гляди побежит выпить и с пьяных глаз черт знает что наболтает.

В «Вилле Фреди» в это время было много посетителей. Фред приказал подать обед в отдельный кабинет, угостил Зиедыня на славу, а потом уж предложил довезти его до местечка на мотоцикле.

— Придется тебе поспешить, чтобы поспеть на автобус, — торопил он гостя.

Любезность друга произвела на Зиедыня известное впечатление. В самом радужном настроении уселся он на багажник мотоцикла позади Фреда и дал себя прокатить по гладкому шоссе до местечка. Фред не покидал его до тех пор, пока тот не сел в автобус и не уехал. Только тогда у американца вырвался вздох облегчения:

— Ну, слава богу, наконец убрался этот черт!

С легким сердцем пустился капитан Менгелис в обратный путь.

На Янов день Роберт Клява приехал погостить к родителям. На открытии «Виллы Фреди» он не был, да и вообще не проявлял большого интереса к этому увеселительному заведению. Домашним он привез хорошие подарки, и по всему было видно, что парню живется неплохо, так что старый Клява снова начал хвастаться ученым сыном.

Да, Роберту не из-за чего было вешать голову; это Оскара только угнетало множество забот. Уже истек срок выданного им Гарозе векселя, а погасить его не было никакой возможности. После скандала в Курземе о продлении срока нечего было и помышлять. Тысяча латов… Где их сейчас взять? Половину Оскар мог бы как-нибудь наскрести, а остальные? Он уже прикидывал, не продать ли лошадь, раз в этом году особенной надобности в ней не предвидится. А если к осени дела поправятся, можно будет потом приобрести какую-нибудь клячу подешевле. Но вряд ли и продажа лошади даст нужную сумму. Вот-вот вексель будет опротестован, и опишут моторку и сети… Узнав об этом от отца, Роберт навестил старшего брата и осторожно намекнул, что ему было бы приятно отплатить Оскару за ту подмогу, которую он оказывал ему в университетские годы. Если Оскар нуждается, он с удовольствием его выручит. Но Оскар и слышать об этом не хотел.

— Не думай, что я тебе помогал ради будущей выгоды, — сказал он. — А деньги тебе самому еще пригодятся.

— Но сейчас мне ничего не стоит помочь тебе. Я был бы рад, если бы ты позволил мне погасить хоть часть давнишнего долга.

— Ты мне ничего не должен.

— Почему ты так упрямишься, Оскар? Тебе, наверно, приятно, когда другие остаются у тебя в долгу. Всегда ты хочешь быть выше других.

— Мне просто хочется стоять на своих ногах. Они у меня еще достаточно крепки, можно обойтись и без поддержки.

«Вот, черт, гордый какой, — думал Роберт. — От кого угодно примет, только не от меня».

Больше он к нему не приставал, но втайне переговорил с Анитой. Ей ведь было известно, что долг необходимо вернуть немедленно, что в этом и крылась причина угнетенного состояния Оскара. Она знала и то, что ей не уговорить Оскара принять деньги Роберта: старая неприязнь к брату не угасла. Но Анита не могла допустить, чтобы Гароза разорил их, и она на свой страх условилась с Робертом, что тот сам уладит дело с векселем.

Роберт вернулся в город, и через несколько дней на имя Аниты пришло письмо. Вечером она подала его мужу. В конверте находился его погашенный вексель. Правда, Оскар ничего не сказал, но по всему было видно, что он чувствовал себя униженным.

Неделю спустя он получил письмо от Марты. Посмотрев на подпись, Оскар, не читая, сунул его в карман и вечером, отправляясь в море, захватил с собой. Выставив сети, рыбаки остались возле них на ночь — салака шла густо, и часа через два можно было уже выбирать. Оскар нарочно откладывал чтение письма; неизвестность сладко волновала сердце. В эту тихую ночь, когда его окружало только кротко улегшееся море и теплый воздух, он отдался воспоминаниям о минутах, пережитых в Курземе. Он задрожал от щемящей боли, словно при мысли о волшебном, неповторимом сне, тени которого скользят мимо, напоминая о какой-то таинственной были. Может быть, все рассеялось и пламя истлело? Может быть, случилось что-нибудь плохое и девушка написала ему эти строчки в минуту горя? Но, может быть…