— Эдзит спит, — Анита кивнула на дверь. Сартапутн потянулся к ней, хотел поцеловать. Опять она подумала, что все это уже известно, уже надоело, и именно этого она ждала от него.

— Оставим это, не надо, — сказала она, освобождаясь из объятий. — Сядь сюда, на диван.

Теперь Сартапутн понял, что эта женщина больше никогда не будет принадлежать ему. Кончилась игра в любовь… И от этой мысли с него разом слетело все искусственное. Опять все стало гораздо проще, обыденнее. Он смущенно закашлялся и сел на диван.

— Значит, так… Ты не хочешь больше… — пробормотал он, но вместо трагической гримасы его губы искривила усталая усмешка.

— Тебе самому пора бы до этого додуматься, — холодно ответила Анита. — Мы же так решили.

— Да, конечно, я этого не забыл. Но я не думал, что ты так легко перешагнешь через это.

— Вот видишь, иногда мы, женщины, оказываемся сильнее вас, мужчин… — улыбнулась она в первый раз. — Не нужно только внушать себе мыслей о несбыточном, и тогда все будет легко.

Сартапутн долго глядел на нее испытующим взглядом, словно желая убедиться, действительно ли она так думает. Но в ее спокойствии было слишком много естественности, чтобы можно было в нем усомниться. Чужая, далекая женщина сидела против него. Он понял окончательно, что прошлого ему уже не вернуть.

— Жаль, что все это кончается таким образом… Остается думать, что ты меня никогда не любила.

— Мне только казалось, что я люблю. — Она спокойно посмотрела ему в глаза.

— Все-таки — нет?

— Да, это так.

— А я-то обольщался… Оказывается, на мои чувства никогда не отвечали так искренне, как я воображал.

— Ты первый стал искать близости… А потом уж я поплыла по течению.

— И все время оставалась безвольной, пассивной?

— Так оно и было.

— Как, вероятно, тебе теперь смешно вспоминать мою наивную самонадеянность! Вообразил-де бог знает что, а я только позабавилась.

— Ах, нет же. Ничего смешного в этом не было. Был прекрасный, довольно опасный сон, который при других обстоятельствах мог претвориться в явь. Но над снами ведь не смеются.

— Какой ты стала рассудительной, — иронически заметил Сартапутн.

Анита не ответила.

— Я, дурак, строил воздушные замки, воображал, что впереди нас ждет счастье, что мы преодолеем все преграды… И все это — только мираж.

— Ты об этом жалеешь?

— Мне стыдно за себя. Почему ты мне этого не сказала раньше?

— Раньше я и сама не знала.

«А может быть, она говорит так нарочно, чтоб скорее излечить меня от этого чувства, — подумал Сартапутн. — Чтобы я поскорее все забыл?»

— И ты думаешь теперь, что всю жизнь будешь довольна судьбой? Хватит ли тебе того счастья, которое дает тебе муж?

Анита пожала плечами:

— К чему думать о том, что еще неизвестно. Он первый человек, которого я полюбила, и пока единственный. Возможно, что он будет и последним…

— Да, в тебе действительно много рассудительности. Благодарю за откровенность.

— Ты сердишься?

— Разве у меня осталось на это право?

Жестоко обманутый в своих надеждах и все же до того спокойный, что даже ему самому в это не верилось, сидел на диване Сартапутн. Человек беснуется лишь до тех пор, пока у него есть хоть тень надежды. Но когда ее больше не остается, он унимается. Только тот, кто не в состоянии ничего понять, продолжает сопротивляться. Сартапутн притих и грустно опустил голову, чувствуя, что он здесь лишний. Молчала и Анита. Они сидели так близко друг к другу, оставаясь в то же время бесконечно далекими, чужими людьми. Таинственный красноватый свет, падавший на их лица, придавал им выражение счастливой истомы. Но и это был такой же мираж, как все их прошлое.

Часы пробили полночь.

Когда стих последний удар, Сартапутн поднял голову. В соседней комнате застонал во сне Эдзит.

— Пора уходить.

Его приглушенный голос странно прозвучал в тишине комнаты. Он тихо приподнялся с дивана.

Анита тоже поднялась. Ее рукоделие давно было отложено в сторону. Они улыбнулись, ни слова не сказали друг другу. Сартапутн взял шляпу и пошел к двери. Как тень следовала за ним Анита. Окна кухни не были занавешены, чуть заметный отблеск звезд падал на темные предметы. Сартапутн, вытянув вперед руки, как слепой, искал дорогу. Он забыл, в какой стороне была дверь.

— Немного левей, — сказала Анита и в темноте обогнала его. — Вот она.

Он повернулся к ней, но его нога за что-то зацепилась при повороте, инженер потерял равновесие и тяжело упал на пол. Невидимое препятствие продолжало удерживать его ногу, что-то хрустнуло, и он почувствовал нестерпимую боль в ступне.

— Что с тобой? — испуганно спросила Анита, нагибаясь к нему.

— Ничего, я немного споткнулся, — в изнеможении шептал Сартапутн, подавляя готовый вырваться стон. Сгоряча он попытался встать, но как только попробовал опереться на поврежденную ступню, острая боль пронзила все его тело и заставила снова опуститься на пол. Несколько мгновений Сартапутн ничего не помнил от боли — голова трещала, сознание затуманилось, и он только тяжело стонал, стиснув зубы, как истерзанное животное. Очнувшись, он увидел перед собой стакан с водой, который держала, нагнувшись над ним, Анита. Она уже успела вынести из комнаты лампу и поставила ее на табуретку. Лицо Сартапутна покрылось потом — и не только лицо, но и шея, грудь и все тело.

— Что с тобой случилось? — тревожно повторила Анита. — Ты сильно расшибся?

— Не знаю… — ответил он. — Наверно, ничего серьезного… только я на минуту потерял сознание. Будь добра, помоги мне приподняться.

Анита переставила лампу с табуретки на стол и поддержала Сартапутна, пока он привстал на колено и, опираясь на здоровую ногу, дотянулся до табуретки.

— Сними ботинок, или, погоди, лучше я сама разую, — сказала Анита.

— Не нужно… — Сартапутн отстранил ее руку. — Все пройдет, вот уже легче становится.

Но легче не стало. Ступня горела, как в огне, и голень начала быстро вспухать. Сартапутн осторожно ощупал поврежденное место. Не оставалось никаких сомнений, что нога вывихнута или сломана.

— Что нам теперь делать? — спросила Анита. — Тебе как можно скорее нужно к врачу. Вдруг что-нибудь опасное!

Он удивленно взглянул на нее:

— К, врачу? А как я к нему попаду?

— Я побегу к родителям, скажу, чтобы Эдгар запряг лошадь…

Она уже взялась за пальто.

— Подожди, — решительно сказал инженер. — Ты никуда не пойдешь.

— Почему? Тебе ведь нельзя ждать.

— Анита, — он попытался улыбнуться, — подумай, к каким это приведет последствиям. Как ты объяснишь, почему я очутился здесь в такое позднее время? Нет, ты никуда не пойдешь, никто не должен знать, что мы встретились этой ночью. Именно теперь они и не должны об этом знать.

— А что будет с тобой? Не сейчас, так утром тебя все равно увидят здесь. Чем это лучше?

— Никто здесь меня не увидит… Не должен видеть. До утра еще далеко, как-нибудь выберусь.

— Да ты ведь не можешь ходить.

— Смогу… поверь мне… Дай мне еще воды.

Он выпил весь стакан и стал обдумывать положение. Оно было действительно не из легких. Если его завтра увидят здесь, Аните житья не будет в поселке. Никто не поверит, что между ними все кончено, что они встретились лишь затем, чтобы проститься навсегда. Отовсюду потекут, грязные потоки сплетен, и Анита захлебнется в них.

— Не можешь ты мне достать какой-нибудь костыль, чтобы было на что опираться? — спросил Сартапутн.

— Ты… хочешь уйти? — смущенно шептала Анита. — Это же чистое безумие.

— Ну, не тяни же. Прости, что я так говорю, — я не могу допустить, чтобы из-за моей слабости пострадали другие. Ну, послушайся же меня, умоляю тебя.

Сартапутна невозможно было уговорить. Он больше не стонал. Собрав все свои силы, он притворился бодрым и даже веселым. Стоит ли из-за этого волноваться? Небольшой ушиб, растяжение сухожилий, больше ничего.