— Не будем создавать из этого трагедии…

Они обсудили, чем лучше всего воспользоваться вместо костыля. Оказалось, что у Оскара в клети было несколько косовищ. Сартапутн попросил их принести. Он срезал концы у двух косовищ, примерил, взяв их под мышки, и попробовал пройтись по кухне.

— Сойдет. Попрошу тебя еще об одной малости. Проводи меня до калитки, сам я вряд ли смогу ее закрыть.

Он даже повеселел. Но губы у него дрожали, предательская бледность не сходила с лица, и капли холодного пота выступили на лбу.

— Прощай, Анита. Ну разве это не смешно, что мне приходится уходить от тебя в таком виде? Слыхал я, что любовь делает людей слепыми и сводит с ума, но, наверно, впервые случается, что она сделала человека хромым. — И он рассмеялся, как мальчишка, над грустной шуткой.

Анита не смеялась. В раздумье глядела она ему вслед, пока он не скрылся в темноте, медленно волоча поврежденную ногу. Она закрыла калитку и вошла в дом.

Сартапутн не пошел к Роберту. Пересиливая невыносимую боль, он кое-как добрался до берега и прилег в самом конце мола на холодные камни. Импровизированные костыли он изломал и бросил в море. Теперь больше не надо было притворяться и скрывать мучения. Болела уже вся нога; казалось, что кто-то тупым ножом кромсает тело.

Он непрестанно стонал, однотонно, глухо. И, как будто передразнивая его, где-то далеко в темноте завывал на море плавучий буй. Бесконечно долго тянулась эта ночь.

Утром его нашел какой-то рыбак, возвращавшийся с лова. Инженер рассказал, что накануне, при осмотре мола, он оступился и, видимо, сломал ногу. Сейчас же дали знать в поселок. Приехал Бангер, и инженера немедленно отвезли на станцию. Ему посчастливилось попасть к утреннему поезду. Все жалели молодого человека, с которым случилась такая беда, только Роберт Клява никак не мог понять, чего ради вздумалось инженеру еще раз идти на мол.

Для Аниты это была тяжелая ночь. После ухода Сартапутна она даже и не пыталась заснуть, да и до сна ли тут было, когда из головы не выходил искалеченный, судьба которого внушала самые мрачные предположения. Дошел ли он до дому или лежит теперь где-нибудь на песке, беспомощный и всеми покинутый? Когда забрезжил рассвет, она готова была бежать к родителям — ведь новости раньше всего приходили в лавку, — но измученной неизвестностью женщине надо было терпеливо дожидаться утра. Иначе самопожертвование Сартапутна пропало бы даром, — волнение Аниты разом выдало бы ее.

Она рано разбудила Эдзита и, одев его, спросила, не хочет ли он пойти к бабушке. Эдзиту только того и надо было.

— Смотри не пропадай там долго, скорей приходи домой, — наказала Анита, выводя мальчугана за калитку.

Но Эдзит долго не возвращался: наверно, встретился со сверстниками и заигрался с ними. Вдруг Анита увидела в окно Екаба Аболтыня, который почти бегом спешил от берега к поселку. Лицо у него было озабоченное и взволнованное. Аните захотелось выйти к нему навстречу, спросить, что случилось, но, пока она раздумывала, Екаб был уже далеко. Вскоре после этого к пляжу проехали Бангер с Эдгаром, погоняя во всю мочь лошадь. Обратно они ехали немного тише. Какой-то человек лежал в телеге, но вокруг теснилось столько любопытных, что Анита не могла разглядеть его. Прошел еще мучительный час. Теперь наступил уже день, поселок ожил, и около лавки столпились люди. Анита заперла дом и пошла к матери. Кучка людей что-то оживленно обсуждала у ворот Осисов, но при ее приближении все умолкли. Она пожелала им по возможности ровным голосом доброго утра и медленно прошла мимо. Но как она ни замедляла шаги и ни прислушивалась, люди смущенно переглядывались и не произносили ни слова. Только отойдя дальше, она услышала шепот за спиной и почувствовала на себе любопытные взгляды, которыми ее провожали издали. То же повторилось и возле лавки. Снова замолкли самые бойкие языки, снова люди переглянулись между собой и сдержанно ответили на ее приветствие. Наконец она узнала все от родителей: Сартапутна нашли на берегу со сломанной ногой, и Эдгар отвез его на станцию. Бангер тотчас же вышел в лавку с выражением невысказанного подозрения и озабоченности на лице. Мать хотела что-то спросить, но, видимо, не решалась.

Анита просидела у Бангеров несколько часов, пока приехал Эдгар. Он рассказал, что проводил инженера до самой больницы. Там ему сделали рентгеновский снимок и сказали, что кость цела, нога только вывихнута. Недели через две он опять сможет ходить. Внешне остававшаяся все время сдержанной, Анита теперь совершенно успокоилась и, разыскав Эдзита, ушла домой. Хорошо, что все обошлось благополучно и человек, которому она причинила столько боли, не останется калекой, не уйдет от нее с печальной отметиной на всю жизнь. Первый раз за долгое время она почувствовала какое-то облегчение. Сейчас она желала только одного — поговорить обо всем с Оскаром, первый раз открыто коснуться того, о чем оба они молчали до сих пор. Как темная гора, не названное по имени, но известное им обоим и обоими выстраданное чувство лежало между ними. Сейчас все кончилось, и она могла радоваться, что не случилось худшего, что инстинкт самосохранения остановил ее в последний момент.

Меньше всего ей хотелось бы встретить сейчас брата Теодора. Но его-то она и увидела у ворот дома, где он, очевидно, кого-то дожидался. Тепло одетый, спрятав одну руку в карман, заложив другую за спину, он прохаживался мимо забора и поразил Аниту смиренным выражением лица. Завидев ее, Теодор еще издали приподнял шляпу и согнул в подобострастном поклоне спину. Взор его был кроток, вся фигура излучала безграничную почтительность.

— Приветствую вас, уважаемая госполо Клява.

— Здравствуйте, — сухо ответила Анита.

И, словно позабыв о его присутствии, она хотела пройти в калитку. Но Теодор, по всей видимости, собирался вступить с ней в разговор.

— Не слишком ли я вас затрудню, если попрошу пожертвовать несколькими минутками для важного разговора? — ловко подскочив к ней, спросил он.

— Вы хотите говорить со мной? — удивилась Анита.

— Да, именно с вами. Уверен, что этот разговор весьма заинтересует вас.

— Вы, по-моему, ошибаетесь, — равнодушно бросила Анита.

— Не думаю.

— Почему вы не обращаетесь к моему мужу? Оскар, возможно, помог бы вам.

— Вы меня не совсем верно поняли. На этот раз мне не нужно ничьей помощи. Это не относится к моему миссионерству, дело это совершенно частное. Но вы упомянули об Оскаре… Разве он дома?

— Нет, сегодня вы его не сможете видеть. Он вернется ночью или завтра рано утром.

— Ах, вон как! Ну, это ничего, в таком случае мы обойдемся и без него, — что-то фамильярное, словно намек на общую тайну, проскользнуло в голосе проповедника. — Если бы с вашей стороны не было возражений, я бы лучше поговорил об этом в комнате. В конце концов это слишком важное дело, чтобы объяснить его в двух словах. Вы устанете, стоя на улице, а мальчуган простудится.

Аниту удивила настойчивость Теодора.

— Как хотите, — сдержанно ответила она. — Должна признаться, что ваши дела меня нисколько не интересуют.

Но Теодор сделал вид, что не замечает язвительности ее слов. Услужливо бросился он открывать калитку, пропустил Аниту с Эдзитом и последовал за ними сам. Так далеко во владения Оскара он еще ни разу не забирался. Подчеркнуто пренебрежительный тон Аниты его не оскорблял. Совсем наоборот, чем надменнее она с ним держалась, тем ему было приятнее, тем больший триумф был ему уготован.

Теодор, не дожидаясь приглашения, снял пальто и повесил на вешалку, словно готовясь к длительному пребыванию в этом доме.

— Как уютно вы здесь устроились, — умилялся он, оглядывая светлую, чисто убранную комнату. — Мне всегда доставляло удовольствие видеть молодые счастливые семьи, и я охотно помогал им добрым словом и поучением. Но, к сожалению, слова не всегда действуют. Брак слишком важное и сложное дело. Вы вдумайтесь только… Два человека, любящие друг друга больше всего на свете, заключают союз на всю жизнь, отдают один другому все свои лучшие чувства, жертвуют всеми своими удобствами и часто даже легким и счастливым будущим, дабы совершилось то прекрасное таинство, которое заповедал людям господь. И все же как часто случается, что один из супругов забывает свои обязанности, свой долг, свои клятвы и бредет тайной, греховной стезей.