– Да, ладно, – отмахнулся Игорь, – чего там! Сейчас сядем на следующую электричку, две остановки еще доедем – и дома. А тем гадам – наука. Не фига выделываться. Вломили мы им хорошо!

– Это точно, – сказал Лосенок, которому хотелось поскорее забыть о том, как его пинали, и вспомнить о том, что он тоже сумел потоптать поверженных «афганцев».

– И все из-за фигни какой-то, – проворчал я, – посмотрел, видишь ли, не так! Суки драные! Козлы!

У меня на душе было как-то очень кисло. Правда, радовало, что отделался я более-менее легко и вроде бы навалял сразу четверым нехилым мужикам. Однако тошно было, что подрались из-за ерунды, хотя ребята в общем-то были не самые дерьмовые. Если бы Игорь не полез в бутылку, так, наверно, ничего бы и не было. Но, конечно, кислее всего было оттого, что сон, показавшийся мне очень дурацким, были вовсе не сном, а чем-то другим. Во всяком случае, в том, что мной кто-то управляет, я убедился надежно.

Это означало, что те самые неизвестные хозяева, а точнее, тот самый «главный камуфляжник» может приказать мне все, что угодно. Или убить кого-нибудь, или самому сдохнуть. И ничегошеньки я сделать не смогу! Я – робот! Правда, соображающий.

Вот я и сообразил, что мог, повинуясь командам, которые долетали до меня хрен знает откуда, приложить насмерть этих вообще-то не самых дерьмовых ребят-«афганцев». Своих, русских, советских. Ведь Браун, сидя в моем теле, одним ударом вдавил нос негра Варгаса в его мозги. Где гарантия, что теперь уже я сам не провернул что-то похожее?

Стало страшно. Я начал представлять себе, как отошедшие от перепуга

граждане-пассажиры, приглядевшись к тому, что «афганцы» не встают, понемногу начнут беспокоиться, вызовут милицию, и выяснится, что те, кто этих «афганцев» уложил, выскочили на такой-то остановке. Скажут, что нас было трое, поди, сумеют и описания дать. Мой комбез – примета хорошая, кроме того, я наверняка лучше всех запомнился, потому что единственный из семерых не падал.

– Электричка идет! – прислушался Игорь. – Давай бегом!

Мы побежали. Успели запрыгнуть в вагон, но на сей раз решили постоять в тамбуре, чтоб не пугать народ своими рожами. На сей раз доехали без приключений.

На платформе стояла группа пацанов.

– О, Игоряша! – завопил кто-то. – Здорово! Игорь помрачнел. Ему не шибко хотелось светиться синяками в кругу друзей.

– Где это вы так? – ухмыльнулся какой-то конопатый допризывник. – «Принял столб за девушку, хотел поцеловать, ой, как не хотелось мне морду разбивать…»

– Не везет сегодня солдатам, – заметил другой, – перед вами поезд приходил, четверо «афганов» с фингалами приехали.

– Один высокий, один со шрамом? – быстро спросил я.

– Точно, один здоровый. И со шрамом был, только у них у всех на мордах накорябано.

– Они к нам подходили, – пояснял какой-то патлатый, – спрашивали, где Санька Терентьев жил…

– Погоди, – удивился Игорь, – он чего, переехал, что ли?

– А ты чего, не знаешь? Привезли его с Афгана… В цинковом гробу.

Игорь опустил голову, видно было, что ему это совсем крылья подрезало.

– Ну, дела… – вздохнул он. – Он же со мной с одного призыва. Мы даже в одну учебку попасть могли. А потом – поменяли… Вот, блин, жизнь!

– Он, короче, под самый дембель погиб, – сказал конопатый, – им уже надо было в самолет садиться, а тут приходят и говорят: «Наш взвод в ущелье зажали, надо выручать». Ну, вот они и пошли напоследок… Говорят, что Санька там вообще всех спас, только его убили. Это мужики рассказывали, что его привозили.

– Эти? – перебил я. – Которые с фингалами?

– Нет, другие. Эти тогда не приезжали. Они вроде бы хотели матери Санькиной чего-то передать или отцу.

– Нехорошо получилось, – пробурчал Игорь, – выходит, они Санькины друзья, а мы их побили…

– Так это вы их? – удивленно спросил конопатый. – Втроем?

– Да вон, Колька один их всех уделал. Они б нас с Юркой затоптали, если б не он.

– Ты купаться не пойдешь? – спросил патлатый.

– К вечеру, может быть. Сейчас надо хоть домой показаться. Ладно, мы

пошли!

Поручкавшись с земляками Игоря, мы двинулись по обочине асфальтированной улицы мимо домов, заборов, калиток… На улице почти никого не было. Те, кто работал, вкалывали, а те, кому работать было не нужно, сидели, должно быть, на речке. Я тоже предпочел бы искупаться, нежели наносить официальный визит, к тому же с распухшим ухом. Кроме того, известие о том, что «афганцы» тоже в этом благословенном месте пасутся, меня вовсе не радовало. Очень не хотелось нового мордобоя, тем более что на сей раз мои хозяева могли и не вмешаться, не передать мне свою таинственную силу… А вот у «афганцев» желание распечатать мне морду могло возникнуть.

Наконец, мы свернули в калитку небольшого, скорее дачного, чем сельского дома, обсаженного кустами смородины и крыжовником, с небольшим яблоневым садом, в междурядьях которого уже вовсю зеленела картофельная ботва с цветочками.

Нас почти сразу заметили. Во-первых, здоровенная псина, сидевшая на цепи у самого входа в дом. Она обгавкала нас, едва мы отворили калитку и двинулись мимо крыжовника по кирпичной дорожке.

– Джек! – весело крикнул Игорь, и псина завиляла хвостом. Почти в этот же момент на крыльце появился сперва голый по пояс мужик, а затем полная, загорелая тетка в ситцевом халате и шлепанцах.

– Игорек! – завизжала тетка. – Слава Богу! Родичи – как я понял, тетка была мамой, а мужик – папой Игоря – подскочили к нему и стали лобызать. Мне было немного завидно. Я не знал на всей земле ни одного человека, который бы так обрадовался моему возвращению. В детдоме, наверно, просто поулыбались бы, поспрашивали, но на шею виснуть никто бы не стал.

– Ой, батюшки! – вскрикнула мамаша, наконец-то разглядев, что у Игоря ссадина и фингал. – Да ты весь избит! Кто тебя?!

– Долго объяснять… – отвернулся Игорь. – Подрались по дороге.

– Это фигня, – сказал благодушно его папан, – синяки мужчину украшают. Вам вломили или вы вломили?

– Да мы, мы… Вот, пап, знакомься, это Коля. А это Юра.

– Вместе служили? – поинтересовался папаша.

– Вместе ехали.

– Ехали, ехали и – подрались?! – проворчала мать. – Ой, дураки! Ой, дураки! Ведь и убить бы могли… Здоровые такие, силу деть некуда…

– Ладно тебе стонать, – отмахнулся отец, – чего не бывает, верно? Значит, я – Иван Михалыч Чебаков, а это жена моя – Валентина Паллна. Будем знакомы!

– Николай, – я осторожно пожал Чебакову заскорузлую от мозолей лапу. Лосенок тоже скромненько поручкался.

– Ладно, чего стоять, – распорядился Иван Михалыч, – давай, Валентина, накрывай. И зови Зинку с Ленкой, одна не корячься.

– Давайте поможем! – деловито предложил Лосенок. – Чего надо делать?

– Сиди! – строго заметил Чебаков. – Три бабы в доме, не справятся, что ли? А мы тут посидим на скамеечке, покурим. Чемоданы только в комнату занесите. Игорь покажет, куда…

Когда мы вернулись, Чебаков-старший повел нас в тенистый угол сада, где на врытых в землю обрубках бревен были устроены скамейки и столик. За таким хорошо стучать в домино или пить пиво.

У забора, в недрах малинового куста, Чебаков разыскал ведро с водой, где обнаружилось четыре бутылки «Жигулевского».

– Глаз – алмаз! – похвалился он. – Как знал – четыре положил. – После этого Михалыч сходил к сараю, где у него на веревках сушились подлещики и плотвички. Взяв каждому по паре штук, Чебаков зацепил рубчатую пробку на край стола, прихлопнул ладонью и так открыл бутылку.

– Нормально, – похвалил он, хлебнув из горлышка. – Не остыло. Ну, давайте? рассказывайте. Как там, в армии было, не туго?

Игорь начал рассказывать, мы с Лосенком помалкивали, посасывая пиво. Наверно, и я бы тоже рассказывал, если бы у меня были родители. И если б сам я был нормальным, обычным дембелем. Даже привирал бы, например, для понта, как это делал Игорь. Конечно, и мне бы хотелось показаться покруче, половчее, чтобы отец не знал о том, что и мне иногда доводилось тосковать под славными алыми знаменами…