– Да, мне нравится думать, что наше воображение порождает богов. Ведь есть только два варианта:

либо Зевс и вся его шайка действительно существовали и легенда о них легла в основу целой мифологии, либо люди просто выдумали их. Я выпускаю дым.

– Тогда остается один вопрос: почему все вертится именно вокруг греческой мифологии?

– Возможно, у каждого выпуска свой пантеон – боги индейцев инка, яванские, индийские, китайские божества. Кроме того, в любой религии всегда есть отец-создатель, богиня любви, бог войны, бог моря, богиня плодородия и бог смерти.

– А если, например, кто-то вдохновился мифами, создавая декорации и главных действующих лиц? – говорю я, развивая идею Эдмонда Уэллса.

– Продолжай.

– Предположим, мы находимся внутри романа. И читатель оживляет нас – так же, как игла проигрывателя вызывает к жизни звуки, пробегая по дорожкам пластинки.

Мата Хари гладит мои плечи, слегка массирует их. Потом прижимается грудью к моей спине, и мне кажется, будто по телу пробегают электрические разряды. Мата меньше ростом, чем Афродита. И она стройнее.

Когда она обвивает руками мою шею, я вижу шрамы на ее запястьях. Наверное, в юности она пыталась покончить жизнь самоубийством. Еще одна бунтарка. Удивительно, что Мате ее земной облик вернули вместе со следами ран, полученных в прошлой жизни.

– А кто же тогда писатель? – спрашивает она.

– Кто-нибудь. У него самая обычная жизнь, и он пишет все это, чтобы развлечь себя.

– У писателей всегда самая обычная жизнь, и они мечтают о фантастических мирах, – утверждает Мата. – В большинстве своем это интроверты-одиночки, которые спасаются в своем воображении от однообразия будней.

Я вспоминаю, что, когда был ангелом, у меня был один подопечный, Жак Немро. Его жизнь и впрямь не была праздником.

– Если это действительно роман, мне нравится обстановка, в которую нас поместили. Что же касается спецэффектов, всяких монстров и химер, то все выглядит вполне убедительно.

– Нет, – возражает Мата Хари, – половина трюков вообще никуда не годится. Агрессивные сирены, Медуза, Большая Химера – все это из рук вон плохо. Это перебор. Я уж не говорю о Левиафане или Афродите. Даже ты не скажешь, что это правдоподобно.

Она смеется и покрывает мое тело поцелуями.

– А если писателя не существует? Если мы находимся в моем сне? – спрашивает она.

– Не понимаю.

– Я иногда задаюсь вопросом: а вдруг на свете нет никого, кроме меня?

– А я?

– Ты? Все, что меня окружает, нужно, лишь чтобы развлекать меня.

Меня поражает одна мысль.

– Ты только что сказала, что хотела заняться со мной любовью, как только увидела меня. Почему же тогда это не случилось тут же? – спрашиваю я.

– Потому что я не хотела, чтобы это тут же произошло. Я хотела, чтобы моя страсть возросла, чтобы она стала необыкновенно сильной к тому времени, когда желание наконец исполнится.

Я мрачнею. Мне не нравится чувствовать себя вещью.

– Я мог бы сказать тебе то же самое. Я единственный, кто действительно существует, а ты лишь персонаж моих снов.

Мата Хари опрокидывает меня на спину и наклоняется, чтобы раздвинуть языком мои губы.

– Я ценю свою фантазию, – говорит она. – М-м-м… Как она правдоподобна! Спасибо, скучающий писатель. Хочешь, я скажу тебе одну вещь? Мне кажется, что ты действительно существуешь.

На этот раз я освобождаюсь от ее объятий. Она снова закуривает.

– Что, тебе обидно, когда к тебе относятся как к литературному персонажу?

– Я не персонаж. Я живой человек, бог. Бог-ученик.

– Мне бы не было обидно быть персонажем. Они бессмертны.

– Литературные герои не говорят сами. Их заставляет говорить скучающий писатель.

– Значит, можно отдохнуть. Не придется самому ломать голову, сочиняя что-нибудь умное.

– Я предпочитаю говорить сам. Ведь если мне захочется выругаться, уверен, что цензура это вырежет.

– Попробуй, и посмотрим.

– Дерьмо.

– Вот видишь. Если мы по-прежнему придерживаемся версии о романе, свобода выбора у тебя все равно остается. Представь, что нас создал писатель, мы теперь «живые», и он разрешает нам говорить что вздумается, когда вздумается и как вздумается.

Я все еще не уверен.

– Ну, посмотрим. МЕНЯ ВСЕ ЭТО УЖЕ ДОСТАЛО!

– А чего ты боишься? Того, что вырежут твои слова, или того, что тебя выкинут из книги?

От этого разговора у меня вдруг начинает кружиться голова, словно я пьян.

– Каждый персонаж думает, что он герой книги. Это нормально. И если он умрет, то не узнает, что было дальше. Значит, мы все литературные герои.

– А если я, литературный герой, покончу с собой? – спрашиваю я ее.

– Это значит, что ты не был главным героем, – парирует она. – Во всяком случае, я тебе уже сказала, я – героиня. Ты только мой сексуальный партнер в этой сцене.

Я встаю и, задумавшись, подхожу к окну. Гора гипнотизирует меня.

– Успокойся. За всем этим стоит Зевс, а не автор романа, – говорит Мата.

– Почему ты так говоришь?

– Романист не смог бы вписать себя в свой роман. Этот аргумент кажется мне серьезным.

– Как по-твоему, чего хочет Зевс?

– «Моему» Зевсу интересно, как мы меняемся. Он смотрит, что мы делаем. Если я бы была Богом, то восхищалась тем, что делают смертные. Я, например, обожаю «Токкату» Баха. Это музыка, которую сочинил смертный. Это создано его разумом. Наш Бог – творец и должен восхищаться другими творцами, даже если Он сам создал их, даже если они Его недолговечные подданные.

– Это напомнило мне шутку Фредди Мейера, – говорю я.

– Какую?

Я закуриваю вторую сигарету, затягиваюсь, кашляю. Снова затягиваюсь и бросаю сигарету. Подхожу к Мате, ласкаю ее плечи. Она качает головой из стороны в сторону, ей нравится.

– В Рай попадает Энцо Феррари, создатель автомобиля «Феррари». Его принимает сам Бог, который говорит, что в восторге от всех его моделей, но больше всего ему нравится «Теста-Росса». По мнению Бога, это идеальная машина. В ней идеально все: линии корпуса, мягкость хода, технические характеристики, она удобна. Но есть одна маленькая деталь, которую Ему хотелось бы исправить. «Мы оба творцы, какие могут быть секреты, – говорит Энцо Феррари. – Расскажите, в чем дело». – «Хорошо, – говорит Бог, – все дело в размере. Когда в “Теста-Росса” переключаешься на пятую скорость, рычаг скоростей упирается в пепельницу, если она выдвинута. Пепельница расположена слишком близко, хотелось бы ее передвинуть». Энцо Феррари кивает и, в свою очередь, говорит, что восхищен тем, что создал Бог. По его мнению, главный шедевр – это женщина. «Она совершенна. В ней все идеально: линии корпуса, мягкость хода, технические характеристики, она удобна. Но есть одна маленькая деталь, которую хотелось бы исправить». Бог удивлен и спрашивает, что же несовершенно в женщине. Энцо Феррари отвечает: «Проблема в размере. Вагина слишком близко от выхлопной трубы».

Мата Хари сначала не понимает, потом возмущается грубостью шутки и швыряет в меня подушкой. Начинается битва на подушках.

– Такой шутки не могло быть в книге!

Она яростно колотит меня лопнувшей подушкой, и я сдаюсь.

– Как ты думаешь, Бог управляет своими творениями?

Она кивает. Как же она хороша. Мне хочется все время прикасаться к ее телу, и я прижимаю ее ступни к своим бедрам.

– Наши народы – произведение искусства. У Верховного Бога должна быть система наблюдения, которая позволяет видеть нашу «Землю-18». Бог хочет восхищаться. Он наблюдает за нами, следит за нами и, может быть, даже восхищается.

– Чего же Он ожидает?

– Того, что мы найдем оригинальное решение, разумеется. Одна из проблем «Земли-18» в том, что ее история очень похожа на историю «Земли-1», откуда мы все родом. А вдруг Богу хочется, чтобы другие души смогли обнаружить решения, о которых Он не подумал?

– До сих пор, как ты сказала, мы пользуемся в основном двумя кнопками «копировать» и «вставить».