Сократ считал, что пленник этот – философ. Если он повернется к выходу из пещеры и расскажет о том, что видит, никто из сидящих рядом не поверит ему, и те, кого он стремился освободить от лжи и иллюзий, предадут его смерти.

В 399 г. до Р. Х. Сократа обвинили в безбожии и развращении молодежи. Его заставили выпить цикуту, сильный яд.

В зале вспыхивает свет. История смертных на «Земле-18» продолжается теперь без нашего участия. Боги-ученики моргают и щурятся, они устали разглядывать свои народы в увеличительные стекла анкхов.

Я вдруг замечаю, что вспотел, меня бьет дрожь. Словно я только что выписал на самолете «восьмерку» и в моей крови бурлит адреналин. Теперь я понимаю, зачем нам, богам, тела. Эта оболочка позволяет нам испытывать сильные чувства.

Наблюдение за людьми словно наркотик. Ты отдаешься этому, и все остальное не имеет значения.

Я слезаю со скамейки. Во рту пересохло, и такое чувство, будто я посмотрел спектакль или фильм с плохим концом.

Людям-львам Этьена Монгольфьера хватило одного сражения, чтобы разгромить могущественный народ, господствующую цивилизацию прудоновских людей-крыс. От всего, что создали люди-крысы, остался только укрепленный город высоко в горах, куда они, словно их животное-тотем, забились в страхе.

Это заставляет задуматься. Любая цивилизация может погибнуть. Мало того, разрушить ее может самый обычный человек, обладающий достаточной решимостью. Как говорил Эдмонд Уэллс, одной капли достаточно, чтобы переполнить океан.

Подумать только, ведь в предыдущей игре людей-крыс от победы отделял всего один шаг, а люди-львы Монгольфьера плелись в хвосте. Теперь же они завладели сотней крупных городов, тысячами гектаров земли, не говоря уже о знаниях и технологиях, которых им не хватало, о сокровищах, запасах пищи и полезных ископаемых. Победа львов вернула надежду отстающим ученикам. Явился молодой решительный царь, которому пришло в голову несколько идей, их даже не назовешь особо оригинальными, просто несколько хитростей – ввести построение фалангами, удлинить копья, повысить мобильность кавалерии, – и банк сорван.

Я помню, как мой друг-велосипедист, принимавший участие в гонке «Тур де Франс», объяснял мне: «На самом деле все решает середина. Тот, кто вырывается вперед, рискует, лишен защиты и вынужден выкладываться на полную катушку. В хвосте паникуют, безуспешно рвутся вперед и тоже выматываются. А вот те, кто посередине, поддерживают друг друга. В этой группе даже возникает особый динамический эффект, позволяющий беречь силы. Именно там идет основная игра.

Внутри этой группы велосипедисты переговариваются, заключают сделки, меняются местами. Они устанавливают очередность и дают друг другу выиграть на разных этапах, чтобы каждый пережил свои минуты славы». Потом мой друг добавил: «С самого начала известно, кто победит. Достаточно одного подъема в гору, чтобы стало ясно, кто это будет. Тем не менее нужно отыграть все представление. В этом заинтересованы все, в первую очередь спонсоры. Вот мы и устраиваем шоу».

Меня поразила тогда изнанка «Тур де Франс». Но, глядя на то, как идет наше соревнование, я думаю, что мы ведем себя примерно так же. Не следует особенно высовываться, нельзя плестись в хвосте, нужно влиться в среднюю группу и в конце каждого раунда договариваться между собой.

Сара Бернар произносит вслух то, что думают многие:

– Полагаю, мы все можем поздравить Этьена с таким прекрасным рывком вперед.

Все взгляды прикованы к претенденту на победу.

Сара Бернар аплодирует, к ней присоединяются остальные. Все встают, Этьен Монгольфьер раскланивается.

Меня немного успокаивает то, что мои люди находятся под его защитой. У меня могущественный покровитель. Наконец-то мои ученые могут работать в лабораториях, а художники – в мастерских, не боясь преследований и расизма. Благодаря Монгольфьеру у моего народа наступила передышка.

Прудон, бог-ученик, покровительствующий людям-крысам, сидит молча. Его подавленность только увеличивает общее ликование: ничто так не радует, как вид вредителя, лишенного возможности вредить.

Некоторые, однако, хлопают довольно сдержанно. Они не забыли, что стало с людьми-быками и с людьми-селедками. «Возможно, один хищник просто сменил другого», – думают они.

Младший преподаватель Сизиф снова включает освещение над планетой и приглашает всех взглянуть на результаты работы, прежде чем подводить итоги.

Мы собираемся вокруг, некоторые придвигают скамейки, раскладывают небольшие стремянки, чтобы подняться на высоту экватора «Земли-18».

Я разыскиваю общины моего народа, рассеянные по всему миру. Ведь мои люди-дельфины живут не только в городах, находящихся под защитой львов.

Чтобы лучше видеть, я приникаю к лупе, встроенной в мой анкх. Люди-дельфины путешествуют заключают союзы с другими народами, занимаются торговлей. Своими знаниями они покупают миролюбивое отношение соседей, им удается выжить. Окажись я на их месте, я бы не знал, что делать. Пройдя столько испытаний, они, кажется, научились покорно принимать свою участь.

У меня складывается впечатление, что я взял судьбу людей-дельфинов из истории «Земли-1». Но где же еще искать логически выстроенный сценарий, как не в первоистории?

Мы, боги-ученики, поступаем как дети, которые, повзрослев, копируют семью своих родителей как единственный известный им пример. Если «Земля-18» во многом похожа на «Землю-1», то происходит это, конечно же, потому, что богам-ученикам просто не хватает воображения, они не решаются придумать что-то действительно новое. Что помимо войны, строительства городов, дорог и оросительных систем, помимо сельского хозяйства, начатков искусств и наук подсказываем мы нашим смертным?

В искусстве быть богом я должен создать собственный стиль, непохожий на другие. Мне не хватает оригинальности. Чтобы придумать для моего народа доселе небывалую, неповторимую историю, я должен забыть все, что еще помню из учебников «Земли-1». В конце концов, разве во время событий на острове Спокойствия мои люди-дельфины не показали, на что способны?

Пусть у них больше нет собственной земли, но у них есть книги. Научные труды станут их новым нематериальным государством.

Значит, я должен делать ставку на развитие наук. Было бы хорошо, если бы они быстро научились строить машины и самолеты.

Химии как таковой пока не существует. Может быть, соединить химию с мистикой, пойти коротким путем, создать нечто вроде алхимии или каббалы? Ведь Ньютон, хотя об этом редко вспоминают, был алхимиком и страстно искал разгадку тайны философского камня.

Сизиф начинает проверять нашу работу. Он ничего не записывает, а просто запоминает то, что привлекло его внимание. У него цепкий взгляд. Дойдя до меня, он спрашивает:

– Вы действовали через пророка?

– Через медиума, который оказался там. Я подумал, что он мог бы направлять их порывы в нужное русло. В любом случае они бы выпутались сами, с ним или без него. – Я стараюсь преуменьшить степень своего вмешательства.

О нет, только не то, что устроила мне тогда Афродита! Потребовала, чтобы я утопил мой остров.

– Знаю, лучше обходиться без чудес и пророков, но…

– Я не люблю пророков, – говорит Сизиф. – Я всегда считал это жульничеством. Поставленную задачу нужно решать изящнее.

– Мои люди были в рабстве. Необходимо было оказать им поддержку.

Сизиф скребет бороду.

– Вы уверены?

– Кроме того, им ведь нужно было пересечь пустыню, не зная, что впереди. Они никогда не решились бы на это, если бы у них не было вождя, который мог бы увлечь толпу. Они бы умерли от жажды, они могли заблудиться.

Сизиф достает небольшую записную книжку, листает ее: