Я поражен и невольно подхожу ближе к полкам. Сердца жалобно пищат, эти звуки похожи на мяуканье мартовских кошек.

Мне хочется как можно быстрее покинуть это место. Я вижу разбитое окно. Богоубийца убежал через него. Я вижу его удаляющийся силуэт.

Я выпрыгиваю в окно и бегу за ним.

Мы оказываемся на широкой улице. Расстояние между нами сокращается, и я снова целюсь. Но анкх разряжен. Я стреляю вхолостую.

Я одеваю бесполезный анкх на шею и подбираю ветку: теперь это мое оружие.

Впереди силуэт в грустной маске мчится в сторону района с узкими, извилистыми улицами. Мы в лабиринте. Мое сердце колотится, но я все еще могу преследовать незнакомца.

Богоубийца поворачивает на улицу Надежды. Это ученик, раз он не знает, что здесь тупик. Теперь он никуда не денется, я поймаю его.

Я на улице Надежды, она пуста. В глубине свалены в кучу ящики. Не мог же он улететь?

Я пихаю ящики. Никого. И тут я вижу на земле капли крови. Кровь бога. На земле вокруг большого ящика, который я никак не могу поднять. Я толкаю его, ящик поворачивается, и я вижу под ним подземный ход.

Я спускаюсь туда. Туннель проходит под стеной. Я медленно иду вперед, глядя на капли крови.

Я выхожу наверх в лесу, который спускается к реке. Я больше никого не вижу. Останавливаюсь, задыхаясь.

Раздается стук копыт. Меня окружают кентавры.

– Эй, кавалерия, что-то вы долго раскачивались, – говорю я, согнувшись пополам, пытаясь восстановить дыхание.

Афина спускается на землю передо мной. Пегас величественно взмахивает крыльями.

– Кто это был? – спрашивает богиня мудрости. Похоже, она знает о моем приключении.

– Я не видел его. Он был в маске.

– В маске?

– Да, это была маска из греческой трагедии. Грустная маска, похожая на те, в которых играли «Персефону».

– Должно быть, он взял ее в бутафорской.

– Я ранил его в плечо. Афина оживляется:

– Вы говорите, в плечо? Тогда мы найдем его. Он не сможет переплыть реку.

Она приказывает кентаврам выставить оцепление вдоль берега. Сирены, почувствовавшие, что происходит что-то интересное, высовываются из воды. Мы ждем, но ничего не происходит. Богоубийца скрылся.

Афина ударяет копьем о землю.

– Бейте в набат. Устроим перекличку учеников. Через минуту во дворце Кроноса начинают звонить колокола. Ученики собираются на площади под деревом. Я одеваюсь и надеваю сандалии.

Мы стоим друг за другом, как в день прибытия на Эдем. Только нас в два раза меньше. Ученики подходят по одному, называют свое имя и показывают плечи.

– Одного не хватает, – объявляет наконец богиня мудрости, с удовлетворением разглядывая список учеников.

Я догадываюсь, о ком идет речь.

– Жозеф Прудон.

Шепот пробегает в толпе учеников.

– Прудон? Она сказала: Прудон?

– Да я всегда это знал. Это мог быть только он.

– Его цивилизация крыс совершенно изжила себя.

– Он плохо держался в игре. Нападал на победителей, – говорит Сара Бернар. – Вспомните, сначала Беатрис и народ черепах, потом Мэрилин Монро, другие.

– Он пришел ко мне, – сказал я. – Почему я? Я не был победителем, у меня двенадцатое место.

– Но он был ниже тебя. Все, кто перед ним, его потенциальные жертвы, – продолжает Сара Бернар.

– Это анархист, он не любит богов, – вступает Эдит Пиаф.

– Он всегда говорил, что хотел бы разрушить систему, – добавляет Симона Синьоре.

Афина объявляет, что в голубом лесу будет устроена облава.

Мы обязаны принять участие в поисках анархиста.

Кентавры на берегу бьют в тамтамы и двигаются нам навстречу. Ученики и сатиры идут с сеткой в руках. Можно подумать, мы охотимся на тигра в бенгальских лесах.

Над нашими головами с пронзительными криками кружат грифоны. Чуть ниже между ветвями порхают херувимы, проверяя, не спрятался ли беглец в густой листве.

Мата Хари недалеко от меня. Мы движемся вперед, но через некоторое время кентавры и ученики встречаются, так и не найдя Прудона.

Афина задумывается.

– Он не мог покинуть остров, не мог и уйти вверх по реке. Нужно найти его. Ищите повсюду, остров не так велик. Он не может бесконечно прятаться.

Облава превращается в грандиозное мероприятие. Мы обыскиваем пляж, окрестности города. Эскадрильи грифонов рассекают небесную синеву, разыскивая следы богоубийцы, набат не смолкает.

Прудона по-прежнему нет.

Гермес объявляет, что, видимо, нужно искать в самом городе.

– Мы считаем, что он снаружи, но он мог перехитрить нас. Иногда безопаснее всего – в центре циклона, – напоминает бог путешествий.

Отряд собирается у западных ворот города. Кентавры обыскивают каждый дом. И наконец находят Прудона… под кроватью в его собственном доме.

Кентавры быстро справляются с ним и приводят связанным на главную площадь. Его тога прожжена, плечо окровавлено. Он выглядит растерянным.

– Это не я, – бормочет он, – я не виноват.

– Почему тогда ты прятался, – выкрикивает Сара Бернар, желая отомстить этому жестокому богу.

– Я спал, – говорит он, но это звучит неубедительно.

– Не набат ли тебя разбудил? – с сарказмом спрашивает Вольтер.

Анархист напуган.

– Когда я понял, что вы меня ищете, я решил спрятаться, – признается он.

Он грустно улыбается.

– Возможно, это рефлекс, который появился у меня, еще когда я был смертным. Я боюсь полиции.

Афина объявляет, что Прудон будет наказан за свои преступления.

– Клянусь, я не виновен! – протестует Прудон. Он уже не так невозмутим, как обычно. Он закрывает рану рукой. Я вмешиваюсь:

– Он имеет право на суд!

Афина услышала это. Она ищет того, кто позволил себе эту выходку.

– Кто-то что-то сказал?

Я выхожу из толпы.

– Он имеет право на суд, – спокойно повторяю я. Все с изумлением смотрят на меня.

Афина останавливается передо мной. Она больше удивлена, чем рассержена.

– М-м-м… Это вы, Мишель, ввели суды у своего народа?

Наступает замешательство. Все перешептываются.

– Мне кажется, правосудие, независимое от власти, – это признак прогресса. Любой подозреваемый имеет право защищаться. Прудон имеет право подвергнуться суду не одного, а многих.

Афина смеется, но я продолжаю в упор смотреть на нее.

– Очень хорошо, если господин Пэнсон настаивает… У Жозефа Прудона будет суд, – говорит она, беспечно махнув рукой. – Сегодня вечером, перед ужином. В 18 часов в Амфитеатре. Еще одно развлечение в эти выходные.

Внедрить независимое правосудие было нелегко. Долгое время суд вершили военачальники или цари. Они просто-напросто принимали то решение, которое их устраивало, и никому не были обязаны отчитываться. Когда Моисей получил Десять заповедей (примерно за 1300 лет до Р. Х.), появилась система отсчета, в которой законы не защищали чьи-то политические интересы, а распространялись на любого человека.

Однако нужно отметить, что Десять заповедей – не просто список запретов, иначе они звучали бы так: «Ты не должен убивать», «Ты не должен красть» и т. д. Заповеди же написаны в будущем времени: «Ты не будешь убивать», «Ты не будешь красть». Поэтому некоторые толкователи считают, что это не столько свод законов, сколько пророчество. Однажды ты больше не будешь убивать, потому что поймешь, что убивать бессмысленно. Однажды ты больше не будешь красть, потому что тебе это будет не нужно, чтобы выжить. Если мы будем воспринимать Десять заповедей как пророчество, то увидим, что в них заложен процесс развития сознания, в результате которого становятся не нужны наказания за проступки, так как больше никто не хочет их совершать.

Вернувшись на пляж, все мы говорим только о будущем суде.