– Ты всегда предавал меня. Даже в этой жизни ты истреблял меня, твои галеры сожгли мои парусники.

– Это игра, Мишель! Твоя проблема в том, что ты смешиваешь игру и жизнь. Слишком близко принимаешь это к сердцу. Я тот, кто заставляет других очнуться. Признайся, ведь ты впервые почувствовал гнев. Благодаря мне. Это хорошо, правда? Это еще один урок, который был тебе необходим, – почувствовать гнев. Скажи мне спасибо.

Я стискиваю зубы.

– А Просвещенный? Ты посадил его на кол!

– Да. И что? Я просто съел твою пешку. Они всего лишь пешки, я ведь говорил тебе.

Рауль сморкается и сплевывает кровь.

– Я никогда не прощу тебе то, что ты сделал с моим Просвещенным! Никогда.

Он долго смотрит на меня, пытаясь осознать, насколько я серьезен.

– Как хочешь.

– На счет три стреляем. Пусть победит самый быстрый.

Он делает вид, что убирает анкх в кобуру, словно это револьвер. Я колеблюсь, потом повторяю его жест.

– У нас есть право только на один выстрел, поэтому ставим анкхи на максимум. Все будет кончено раз и навсегда, – предлагает Рауль.

Он рисуется. Всегда рисуется. Как его отец. Всегда немного больше риска, чем нужно, чтобы чувствовать себя хозяином положения.

– Раз…

Стоит гробовая тишина. Я аккуратно настраиваю свой анкх на максимальную мощность. Рауль делает то же самое.

– Два…

Пот течет у меня по шее, кровь сочится изо рта. Зубы болят. Рука дрожит.

Мы долго смотрим друг на друга. Передо мной проходят воспоминания о том времени, когда мы были друзьями, настоящими друзьями. Когда он действительно помог мне, когда мы смеялись и сражались плечом к плечу. И тот вечер, когда он посоветовал мне ухаживать за Матой Хари, чтобы привлечь Афродиту.

– Три!

Я стреляю не целясь. В ту же секунду огненный луч обжигает мне ухо.

Мы поставили анкхи на слишком высокую мощность. Они разрядились. Мы нажимаем на кнопки, но ничего не происходит. Раздаются только сухие щелчки.

В толпе пробегает шепот.

И тут Арес, разочарованный заминкой, бросает нам заряженный анкх. Я бросаюсь вперед, перехватываю руку Рауля, который уже схватил его, и успеваю отвести анкх от своего лица. Рауль пытается снова направить его на меня, я отталкиваю его. Он снова целится. Выстрел. Молния опаляет меня.

Позади раздается крик. Кто-то стоял на линии огня.

Я оборачиваюсь. Это Сент-Экзюпери. Заряд попал ему в грудь, разорвал плоть, раздробил кости. Он падает, я вижу землю сквозь его рану.

Не думая больше ни о чем, я бросаюсь к летчику-поэту.

Он тянет меня за тогу и шепчет на ухо:

– Дирижабль готов… Это для тебя.

– Тебя вылечат, – шепчу я, не веря в то, что говорю.

Он не обращает никакого внимания на мои слова.

– Сделай это ради Монгольфьера и Адера… И когда ты будешь там, высоко, подумай о них. И обо мне.

Кентавры уже здесь. Они пришли забрать тело. Обратный отсчет: 73 – 1 = 72.

Подходит Рауль и направляет анкх мне в лицо. Но тут вмешиваются остальные ученики. Одни пытаются защитить меня, другие – Рауля. Две группы, одна – за силу D, другая – за силу A.

Взаимные оскорбления переходят в угрозы.

Те, кто за силу N, держатся в стороне. Внезапно сторонники силы D бросаются на нас. Это лобовая атака, так воюют между собой наши смертные. Но тут боги сражаются с богами.

Я получаю удары от Бруно, бога людей-коршунов. Рабле, бог свиней, бьет Рауля.

Мата Хари тоже бросается в драку, чтобы вытащить меня, но на нее налетает Сара Бернар и вцепляется ей в волосы. Моя подруга применяет прием из какого-то неизвестного мне боевого искусства, напоминающего французский бокс. Легко справившись с актрисой, она выводит из строя многих наших противников.

Тоги разорваны, мы продолжаем драться в туниках. Ни Старшие, ни Младшие боги по-прежнему не вмешиваются. Даже химеры держатся в стороне.

Между двумя ударами я замечаю невозмутимую Афину. Она всегда выступала против любого насилия, но сейчас, похоже, ее совершенно не возмущает наша драка. Она спокойно сидит рядом с Дионисом. Кажется, они обсуждают происходящее. Может быть, Старшие боги считают, что эта драка – просто разрядка, своеобразное продолжение праздника.

Видя их отношение к происходящему, ученики решают не сдерживать свою агрессию. Схватка становится все более жестокой.

Я наконец нахожу Рауля в гуще толпы. Мы снова вступаем в смертельную схватку. Ему удается подмять меня и усесться верхом. Он зажал бедрами мои руки и собирается со всей силы ударить меня в лицо ладонями, соединенными в замок. Но вдруг что-то заставляет его открыть рот от изумления, и он падает назад.

Я ищу глазами того, кто пришел мне на помощь. Это Жан де Лафонтен.

– Спасибо, – говорю я.

– Тот, кто нападает внезапно, прав больше, чем тот, кто нападает первым, – перефразирует он собственную басню о волке и ягненке.

Для очистки совести я проверяю, в каком состоянии мой противник. Рауль дышит. Он просто оглушен.

Мата Хари расправляется со своим противником, нанеся ему точный удар в шею. Но на нее ту же нападает Бруно. Бог коршунов на стороне бога орлов.

– Мишель Пэнсон! Задержите его! Он мошенничал, он был у меня в подвале!

Атлант. Я и забыл про него.

Я пытаюсь скрыться в толпе, но он замечает меня.

Сквозь такую толпу ему не пробиться, а многие ученики нарочно мешают ему.

Я уворачиваюсь от кентавров, ускользаю, бросаюсь влево и вправо, ползу, прячусь. Новая волна гнева поднимается в моей груди, удесятеряя силы, обостряя реакцию. Словно у меня открылось третье дыхание.

Я растворяюсь в толпе, затем ныряю под столы, руки, похожие на цветы с лепестками-пальцами, не успевают схватить меня.

Атлант и кентавры мчатся по пятам.

Мата Хари понимает, что происходит. Вместе с другими учениками они встают живой стеной, преграждая дорогу кентаврам. Это позволяет мне выиграть время.

Я снова бегу по уже знакомым узким улочкам в южной части города. Мои преследователи отстают в этом лабиринте. Я сворачиваю на улицу Надежды. К счастью, они не нашли и не перекрыли лаз в подземный ход. Я отодвигаю ящик и вскоре выбираюсь по ту сторону стен.

Я бегу через лес, прячусь в зарослях голубых папоротников.

Мимо проносится отряд кентавров, отправленный на мои поиски. Они скрываются за горизонтом.

И я решаю воспользоваться последним советом Сент-Экзюпери. Улететь.

Ученые долго считали, что лемминги совершают коллективные самоубийства. Почему эти зверьки, выстроившись друг за другом, бросаются с крутого берега в воду? Загадка природы.

Сначала биологи думали, что таким образом регулируется численность популяции. Когда леммингов становится слишком много, они устраивают групповые самоубийства.

Теперь еще одно предположение прибавилось ко множеству уже существующих гипотез.

Известно, что, когда леммингов в популяции становится слишком много, они мигрируют, но при этом никогда не меняют маршрута. А в результате движения материков рельеф изменился. Так, например, некогда единую территорию разделило море. Лемминги же всегда идут одной и той же дорогой, даже если теперь под ногами воздух.

Я пробираюсь к хижине Монгольфьера.

Летательный аппарат готов, нужно лишь зажечь горелку и обрубить канат.

И в этот момент я вижу, что кто-то опередил меня.

Богоубийца.

Грозная фигура по-прежнему в маске из греческой трагедии. У нее рана на плече.

Значит, это был не Прудон.

Мне досадно, что я умолчал о своих сомнениях и не вступился за него. Я попал незнакомцу именно в левое, а не в правое плечо.

Богоубийца достает анкх. Удивительно, но я совершенно спокоен.