Тем не менее, мне повезло. У меня была университетская подруга. Она любила рассказывать, как в восемь лет принесла в интернат водку в портфеле. И как её одноклассники выжрали эту бутыль до дна. Мы с ней обе помешаны на друзьях, обе любим книги и мороженное с десертом из Макдональдса. В остальном больше препятствий, чем точек притяжения. Моя подруга намного красивее, богаче и популярнее меня. С двенадцати лет она встречается с парнем, и у них — секс! Я не блистаю на её фоне. Другие Алькины подружки, по её мнению, обладают тонкостью души и добротой, красивы и талантливы. Я же никогда не удостаиваюсь похвал… Ей не нравится, как я пою, как выгляжу… А моя рассеянная неуклюжесть встречает её добродушные насмешки с оттенком покровительства и превосходства… Поэтому Аля вела себя со мной как генерал с простым солдатом. Могла сказать мне: "Света, заткнись". Но сама не перенесла, когда в момент моего раздражения я ответила ей тем же. Все наши приключения были похерены и перечеркнуты одним моим словом. Ее львиная гордость этого не перенесла. Она сказала мне позже, что не может больше относиться ко мне по-прежнему. Мы расстались. Заменить такую, как я — что может быть легче? Это даже интересно, когда есть подходящая замена. Чем чаще ты это делаешь, тем круче смотришься. "А! Я могу найти пять новых друзей взамен одного старого, а другие не могут! Ой, как классно! Жизнь прекрасна, люблю себя любимого!!!". Почему бы нет? Философски пожимаю плечами. Тем более рядом бродит богатая, красивая и сексуально удовлетворенная девушка, жаждущая её дружбы. Бай-бай, красотки. То, что дело табак я поняла после трехнедельного воспаления лёгких. Мне никто не звонил домой, будто меня и не существовало вовсе. Когда я вернулась, то первой, кого я увидела, была Лида — новая Алькина подружка. Она бросила на меня такой победоносный, такой торжествующий взгляд, в котором читалось всё: и радость, что она заняла моё место, и то что теперь одинока я, а не она. Противно… Зато теперь Альке не нужно будет доплачивать за меня в кафе.

Один раз я услышала у себя за спиной голос Али: "Бедный одинокий ребёнок" — и её глубокий вздох. Я оглянулась и увидела, что моя бывшая подруга смотрит на меня. Лиду, которая сидела рядом с ней, это мало трогало. Ту самую Лиду, что была моей подругой в первые недели первого курса. Я вспомнила, какой красивой Лида-Линда пришла на первое занятие — с пушистым облаком чёрных волос и в красном шелковом платье. Теперь же мне предстояли целых два года полного одиночества в универе. Как мне удалось окончить его, да еще с отличием, я не представляю. Всю вторую половину третьего курса я лежала и плакала. Мать ругалась. А тётя, которую я так любила, заболела тяжелой формой рака…

Меня многие спрашивают: "Почему ты не ушла из дома?". Но куда я могла уйти? Впрочем, я хотела. Но в детстве быстро забываешь плохое. А потом думаешь, что все может измениться: тебя полюбят, будут иначе относиться, если убедить, поговорить, или добиться успеха…

В шесть лет я еще боялась: мне казалось, что если сбегу, меня украдут цыгане. Грязные, в платках и дубленках, с золотыми зубами во рту. Заставят просить с ними милостыню на Крещатике… Грязь, снег, слякоть, скользкая холодная брусчатка и я — насильно, взашей гонимая чужими людьми. Они будут дурно и грубо обращаться со мной… В девять лет я уже почти решилась, но тут в школе из дома убежал мой одноклассник. Его не было два дня и всё это время он отсиживался в подвале соседнего дома. Потом его — грязного и вонючего — достали оттуда за шкирку и вернули домой к отцу. Я увяла. Поняла, что бежать некуда.

Позже, лет в десять, я хотела жить в художественной школе-интернате. Но там все предметы велись на украинском языке, а я его плохо знала. Но самое плохое, школа была платной и мне казалось, что при нашей нищете мама ни за что меня туда не отдаст. Экономилась каждая копейка. Пять рублей за изокружок она еще заплатит, но не двадцать пять рублей за школу плюс расходы на краски, кисти, холсты. Я не считала себя вправе так разорять свою маму. Я даже не просила её об этом. Только рассказала, услышала: "Дорого" — и всё. Потом я мечтала, что вырасту и буду жить в общежитии. Но оказалось, в общежитие принимают только иногородних, да и то для некоторых не хватало мест, за что бывали дикие ссоры с комендантшей. В техникуме я общежития не получила, так как не имела на это права. Киев — столица, лишних мест в общагах нет. Тут все едут к нам, а не наоборот. Уехать в другой город? Но я знала, что в провинциальных городках мое одиночество не изменится, там только обстановка поскучнее, да людей поменьше. На юрфаке я даже не претендовала на общежитие. Студенты-юристы в качестве соседей не вдохновляли. По сравнению с общагой художников юристы казались мне самыми большими занудами в мире. Делить с ними быт? Вот ещё! Я стала мечтать дальше, что найду работу и сниму квартиру. А потом сделаю карьеру, заработаю денег и куплю собственное жилье. Через пару лет после универа я поняла, что мечта о своей квартире нереальна. Я мало зарабатывала и даже на аренду хватало впритык. Я же была одна. К тому же, я всё ещё хотела откладывать на покупку квартиры, а с арендой это было и вовсе невозможно. Я никогда не строила планов, что решу свою проблему с жильём замужеством. Я хотела любви. А у любви не всегда есть жилплощадь. Я думала, что наша любовь будет главным нашим богатством, и можно будет вместе всё решить. На какое-то время я вообще перестала думать о квартирах. Не думала я и о любви — её просто не было, а я страдала и сохла. Бродила везде одна, как тень. Слышала как смеются компании на улице, как целуются влюбленные. Откладывала что могла на чёрный день, вместо того, чтобы тратиться на наряды и гулять по ночным клубам. Потом наплевала и сняла на три месяца квартиру… Но радость оказалась недолгой: меня уволили и мне пришлось вернуться домой. Все это вместе с отношением людей, одиночеством, так повлияло на меня, что я опустила руки и тихо легла умирать.

Моя мама, когда я плакала и говорила, что я не хочу больше жить, орала на меня: "Так подыхай уже! Ты мне надоела!". Я десять лет отработала юристом на разных работах. Сделала в её квартире, где мы все живем, недешевый ремонт. Покупала себе и ей красивую одежду, хорошие вещи в дом — новый утюг, красивую проветриваемую корзину для белья из лозы, красивые дорожки в коридор с узором, похожим на китайские иероглифы. Так тщательно подбирала обои, каждую деталь… Мать сопротивлялась как могла. Кричала, что никакой ремонт ей не нужен, что денег не хватит. Она так же не хотела делать квартиру красивой, как и менять свой макияж, или купить по-настоящему красивую одежду… Мне даже кажется, что она нарочно покупала себе, мне и сестре уродливые вещи. Намного уродливее, чем можно было купить даже с нашими скромными средствами. Как будто издевалась сама над собой и над нами за компанию. "Ах нет у нас денег? Ну так будем экономить! Купим то, что носят бабушки за шестьдесят, чтобы на нас никто и не посмотрел. Кому мы вообще нужны?!!!"…

Взрослой я ездила зимой по двадцатиградусному морозу в Переяслав-Хмельницкий — на вещевой рынок, чтобы там по дешёвке купить побольше хорошей одежды — для неё и для себя. (Себе в итоге купила только носки, чтобы не отморозить ноги). Свозила её с собой в отпуск в Хорватию. И для нее, и для меня это была первая заграничная поездка. Летели самолетом, жили в классном четырехзвёздочном отеле на большом острове. А потом в моей личной жизни начались нелады, депрессия усугубилась, и меня в очередной раз выперли с работы. И я очень устала. Устаешь жить, когда тебя никто не любит. Когда и в будни, и в праздники ты одна. Когда всегда сама покупаешь себе подарки и не с кем побеситься-повеселиться. Заняться чем-то. Когда летом ты в одиночестве (как всегда) идешь на пляж, и одеваешь одежду — самую плохую, чтобы не было жалко, если её вдруг украдут. Потому что сторожить-то твои тряпки некому. И особенно тщательно прячешь обувь, чтобы в случае чего доехать в маршрутке — в обуви и в купальнике…