— Хватит тебе, косолапый, тут пылиться, айда в дом.

Медвежонок по-прежнему зевал, рычал и похлопывал себя лапой по носу, но сегодня играть с ним Юрке не хотелось. И вообще делать ничего не хотелось.

Опять ушёл в городок, побрёл в каптёрку к «дяде Стёпе». Тот строчил на швейной машинке, ремонтировал чьи-то штаны.

— Присаживайся, Юра.

— Надо завтрак Венере готовить.

— Завтрак готов. Только вот... кто с поста её снимет?

— Я сниму.

— А пойдёт?— вскинулся «дядя Стёпа».

— Пойдёт. Дай мне бушлат Шаха...

Рукава в бушлате пришлось подвернуть и ремнём подпоясаться. И так потешно стал выглядеть Юрка, будто — «мужичок с ноготок». «Дядя Стёпа» даже улыбнулся.

— Ладно, сойдёт на нашем базаре, законно,— солидно сказал Юрка, разглядывая себя в зеркале.— Пора!

— Может, и мне с тобой?

— Нельзя. Ты же знаешь...

Венера «нервничала». Скуля и тихонько взлаивая, она металась вдоль забора, и Юрка, подойдя к блокпосту, растерялся. В таком состоянии она запросто может наброситься на постороннего, а тут и помощи ждать неоткуда.

— Венера, ко мне!

Заскулила как-то жалобно, тягуче и побежала к дальней границе поста.

— Ко мне! Венера, ко мне!

Остановилась. Теперь мчится назад крупным намётом, и кто знает, что у неё на уме? Подбежала, рычит, скалит зубы, будто хочет сказать: «Пошёл прочь!»

— Спокойно! Не злись, пожалуйста, и меня не тронь. Стоять!— Юрка рывком распахнул дверцу, вошёл в загон.— Ко мне! Ко мне, Венера! Молодец... Дайка я тебя поглажу... А теперь отстегнём карабин... Идти! Идти, Венера! Идти!

Идёт, и рычать перестала. Юрка, чувствуя, как дрожат у него руки и колени, говорит и говорит без умолку:

— Ты меня не тронь. Я ведь второй помощник начальника караула. Кто же, кроме меня, накормит вас с Дунканом, кто на пост поведёт? Стоять, Венера! Прихватим и Дункана... Пойдём, пёсик! Молодцы вы у меня, собачки!.. Сейчас я вам поесть дам...

Не знал Юрка, что в это время «дядя Стёпа» и Козырев находятся рядом, идут, скрываясь за кустами, готовые в любой миг кинуться ему на выручку.

— Довёл-таки!— облегчённо вздохнул «дядя Стёпа», когда Юрка, впустив собак в вольеры, направился к каптёрке, на ходу стирая пот с лица.— Гляди, не проболтайся, Козырев, что мы его тут страховали.

— Почему?

— С характером парень. Обидится.

До полудня Юрка не отходил от «дяди Стёпы». Вместе сварили обед для Венеры и Дункана, кормил их Юрка один.

— Дядя Стёпа, когда же ребята из больницы вернутся?

— Пока они, наверное, там нужны.

— А Рекс куда ранен?

— В правую лопатку. Навылет.

Старшина с солдатами вернулся из больницы лишь перед самым обедом. Юрка встретил их у проходной.

— Всё в порядке!— подмигнул Юрке сержант Воронин, почему-то вялый и бледный, будто после болезни.

— Как там Шах?

— Я же сказал, всё в порядке.

Хотелось расспросить о Шахе подробнее, но сразу после обеда всех, кто ездил сдавать кровь, уложили спать и, наверное, будить не собирались. Юрка уже и собак на посты выставил, и домой сходил, чтобы мама не волновалась понапрасну, а они всё спали, и солдаты, забегавшие с огневой в казарму, старались не шуметь.

Опять Юрка побрёл в каптёрку.

— Дядя Стёпа, позвони доктору. Тому, где Шах. Позвони!..

«Дядя Стёпа» записывал что-то в толстую конторскую книгу. Отложил ручку, раздумчиво поглядел на Юрку, вздохнул:

— Не могу. Солдатам звонить не положено.

— А кому положено?

— Отца попроси. Или старшину.

Старшина в канцелярии отчитывал за что-то дежурного по дивизиону. Когда дежурный вышел оттуда, вошёл Юрка. Прапорщик Павлычко в это время уже разговаривал по телефону.

— Так точно, товарищ подполковник, на блокпост номер один наряжен часовой, на втором посту несёт службу Венера. Как кто выставил? Юрка!— старшина засмеялся.— Вот он у меня сидит, только отчего-то очень уж кислый. Есть отправить домой.

Старшина бросил трубку на рычаг.

— Я не пойду домой,— сказал Юрка.

— Как так не пойдёшь? Это же — приказ!

— Позвоните доктору... Товарищ старшина, дядя Иван Анисимович, позвоните!..

Старшина крякнул, покачал головой: что, мол, с тобой, парень, делать?— набрал номер.

— Алло, позовите главврача. Товарищ доктор? Скажите, пожалуйста, как там наш солдат? Да, да, Шахназаров. Тяжеловато? Но держится? Спасибо, доктор! Слышал, Юрка? Держится Шах! Всё в порядке...

— А почему вы говорили, а трубка молчала?— не сводя взгляда со старшины, засомневался Юрка.

— Как так — молчала?— опешил старшина.— И трубка говорила... Я её крепко к уху прижал, потому тебе и не было слышно. Иди, Юра, домой, иди! Всё будет в порядке.

— Трубка молчала... Врёте вы!..

На крыльце Юрка остановился. Солнце только что село, небо над лесом полыхало багрово, как кровь, и падающие снежинки тоже, казалось, были окрашены кровью.

Юрке было жарко. Расстегнул тужурку, а шапку снял и сунул в карман. Надо было сразу идти к папе, зря только время потерял...

В этот раз он явился на КП, когда там был перерыв. Старший лейтенант Новиков рассказывал что-то, солдаты покатывались со смеху. Улыбался и папа. Юрке стало не по себе — обидно и горько. Неужели они все забыли, что Шах сейчас в больнице и, может, в эту самую минуту, когда им так весело, умирает?

Папа, правда, заметив его, сразу нахмурился, спросил встревожено:

— Что с тобой, сын?

— Позвони доктору! Папочка, миленький, позвони...

Старший лейтенант Новиков замолчал, стал ковыряться в каком-то приборе отвёрткой. Солдаты, как по команде оборвавшие смех, глядели на Юрку во все глаза.

— К самому главному доктору позвони!— умолял Юрка.— Скорее!

— Что ж, это можно. Пора позвонить,— папа снял трубку.— Алло! Соедините с больницей. Это вы, Павел Афанасьевич? Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, Шахназарову полегчало? Значит, лучше? Спасибо, большое спасибо!— Папа положил трубку.— Ну вот, сын, Шаху стало немного лучше.

— У тебя тоже трубка... молчала...— потерянно сказал Юрка.

Папа насторожился:

— Что?

— Врёте вы все... Как вам не стыдно?— чуть не плача, крикнул Юрка.— И старшина врал, и ты, папа, врёшь. Ведь трубка молчала... Зачем вы врёте?

Папа нахмурился ещё больше и, показалось Юрке, побледнел. Притянул его к себе, прижал к груди.

— Успокойся, сын. И, пожалуйста, извини... Не хотелось тебя тревожить. Плохи у Шаха дела, и помочь ему мы больше ничем не можем. Остаётся ждать. Понимаешь, ждать!

— Может, он не выживет, да?— Юрку трясло как в лихорадке. Солдаты под его вопрошающим взглядом поспешно, словно бы виновато, опускали головы. Новиков всё ещё ковырялся в винтике отвёрткой.— Может, Шах и умрёт, а вы... смеётесь... Разве можно сейчас смеяться?..

Метнулся к двери, как был — без шапки — выскочил из кабины и побежал, не разбирая куда. Снег падал теперь крупными хлопьями, набивался в волосы, слепил глаза. По разгорячённому лицу его текли ручейки. Снег таял, что ли?..

Дни проходили, похожие один на другой — долгие и скучные.

На третий день после того, как в больницу положили Шахназарова, на огневую прибыл новый помощник начальника караула ефрейтор Кретов с двумя овчарками. Венеру куда-то увезли. Кретов был большой и полный, с усами, и очень молчаливый. Юрка однажды вечером решил при нём вывести на пост Дункана: погляди, мол, как я умею! Кретов, привалившись плечом к берёзе, курил и молча наблюдал за ним, потом выплюнул сигарету и уныло сказал: «Испортили кобеля». С этой минуты Юрка его невзлюбил.

От Волкова он знал, что к Шаху уже дважды ездил старшина, один раз — папа, но что там с ним, как он себя чувствует,— никому не говорили. Волков тоже ничего сказать не мог, пройти в палату к Шаху ему не разрешили. Он пытался выведать что-нибудь у медсестры — тоже ничего не получилось.