«А как себя должен чувствовать больной? Как надо, так и чувствует»,— сказала она.
— Волков, давай съездим к нему сами! Прямо из школы...
— Самовольно? Нет, брат, это не годится. Да и не пустят нас.
— Пустят! Скажу доктору, что я его друг...
— Я, думаешь, так не говорил?
Однажды по пути из школы Волков сказал:
— Командир опять в больницу едет. Попросись, может, возьмёт.
— Уже просился,— махнул рукой Юрка.— А когда едете?
— Тебя ссажу и прямо туда.
Юрка даже дверь не закрыл, влетев в квартиру. Швырнул ранец под стол, схватил кусок хлеба и побежал в городок.
«Газик» стоял у гаража. Волков с вёдрами удалялся в сторону колодца.
Решение созрело неожиданно. Отряхнув от снега валенки, Юрка влез на заднее сидение, завернулся в пропахший бензином полушубок Волкова, лёг. Так будет вернее...
А какой сегодня хлеб вкусный!
Вернулся Волков, залил в радиатор воду.
А вот это идёт папа — твёрдо, неторопливо,— так он ходит всегда.
— Что там у тебя, полушубок, что ли?
— Беру на всякий случай. Сибирская привычка.
Ехали долго. Иногда Юрку встряхивало так, что становилось больно, но он старался терпеть, боясь выдать своё присутствие. Наконец «газик» сбавил ход, остановился. Хлопнула дверца, под тяжёлыми папиными шагами заскрипел снег. Юрка полежал ещё немного, потом выглянул из-за спинки кресла. Волков, подняв капот, ковырялся в моторе.
Юрка выбрался из полушубка, неслышно открыл дверцу, так же неслышно взбежал на крыльцо. В дальнем конце коридора женщина в белом халате считала простыни. Потом собрала их и ушла. Из-за двери с табличкой «Главный врач» доносился разговор.
— Когда мы можем его переправить в госпиталь?
— В ближайшие две недели — исключено. Разве что вертолётом.
Юрка, стараясь ступать неслышно, подошёл к двери напротив, приоткрыл её, увидел белые шкафы с пузырьками, колбами, какими-то коробками. Во второй палате лежали четыре тётеньки.
— Ты кого ищешь, мальчик?— спросила одна из них.
— Шаха. Солдата.
— Он напротив. Только к нему никого не пускают.
На двери палаты Шахназарова была приколота бумажка: «Посторонним вход строго воспрещён». Юрка постоял, подумал и решил, что он не посторонний.
Шахназаров лежал в палате один. Голова его была забинтована, лицо бледно.
— Здравствуй, Шах! Ты спишь?
Шахназаров открыл глаза, медленно повернул голову.
— Юра? Здравствуй... Приехал...
— Тебе больно, Шах?
— Молодец, что приехал. Я о тебе думал, даже во сне видел...
— Ты не разговаривай, тебе ж больно. А шпиона того — поймали.
— Я знаю. Слушай, Юра, меня, наверное, увезут отсюда, не увидимся. Иди ближе, дай руку. Хорошо!.. Люди много лишнего болтают, могут даже сказать, умер, мол, Шахназаров. Не верь!.. Просто меня перевели в другую часть.— Шахназаров облизал сухие губы. Юрка заметил на тумбочке стакан с водой, оглянувшись на дверь, поднёс его к губам Шахназарова.— А знаешь, я не пойду в другую часть. Я вернусь...
— Вернись, Шах!
— Просьба к тебе, Юра. Увидишь Таню, не говори ей об этом. Сам скажу... Я обязательно вернусь. А если... в другую часть... возьми в тумбочке на память альбом про «Варяга». Будешь вспоминать Шаха?
— Буду...— чмыхнул носом Юрка.
— Ю-у-ра, уговор забыл?
— Это от бензина... Волкова шуба бензином пахнет потому что... А Венеру от нас забрали. Теперь там Кретов с собаками. Но я с ним не дружу.
— Почему же? Подружись... Тебе надо с ним подружиться. Ну иди, Юра, а то наскочит кто-нибудь. Ребятам привет... Дяде Стёпе...
— Ладно. Ты только выздоравливай скорей!..
Шахназаров устало закрыл глаза. Юрка попятился к двери. Она вдруг раскрылась. Юрка увидел высокого мужчину в белом халате и таком же белом колпаке и очень испугался. Мужчина, увидев его, тоже, кажется, испугался.
— Ш-што такое?— растерянно развёл он руками. И вдруг закричал в коридор: — Сестра, что у вас тут происходит? Откуда взялся этот тип... в валенках?
— Я не тип...— возмутился Юрка.
— Это мой друг...— тяжело дыша, уточнил Шахназаров.— Юрка... сын командира...
— Задержите машину!— Доктор за руку вывел Юрку в коридор, по которому бежала растерянная пожилая сестра.
— Я ведь отлучилась всего на минуточку, вот грех-то какой.
— Немедленно продезинфицировать палату! Ольга Семёновна, Ольга Семёновна, как же вы оплошали?
Когда доктор вывел Юрку на крыльцо, папа строго взглянул на Волкова, тот удивлённо пожал плечами.
— Мы с вами, понимаете, осторожничаем,— сказал доктор,— а он в это время в палате... в таком виде.
— Откуда ты взялся?— спросил папа голосом, не предвещающим ничего хорошего.
— Отсюда,— ответил Юрка, показывая на «газик».— Я в шубе ехал.
Доктор заметил на заднем сиденье полушубок Волкова, понимающе кивнул папе.
— Садись в машину. Живо!— Папа подошёл к доктору.— Извините, Павел Афанасьевич, я даже предположить не мог, что он додумается вот так... зайцем.
— Выходит, и в самом деле — друзья?..
— И какие! Кровь собирался сдавать. Если что понадобится, звоните, Павел Афанасьевич, в любое время дня и ночи.
Машина тронулась. Юрка прильнул лицом к боковому стеклу. Доктор погрозил ему пальцем, но он, показалось Юрке, был теперь совсем не злой, показалось, даже чуть-чуть улыбался.
НЕОЖИДАННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ
Коричневая классная доска поплыла куда-то далеко-далеко. В той дали скрылась и Софья Александровна. Не видел Юрка ни класса, ни учеников; перед ним была лесная дорога, густо усыпанная разноцветной листвою, на ней он увидел Шаха и себя, шагающих строевым под звонкую песню:
— Наверх вы, товарищи, все по местам,—
Последний парад наступает...
— А сегодня, дети, я вам прочитаю рассказ Мамина-Сибиряка «Зимовье на Студёной».
И доска на месте, и Софья Александровна никуда не подевалась, сидит за своим столом и строго оглядывает класс. А Шаха — нету...
— Всем положить руки на парты, выпрямить спины. Колотович, и тебя это касается. Ох, Филя, Филя-Юрка тоже выпрямил спину, на парту положил руки, но так, чтобы левой надёжно придерживать листок, правой — писать. И перечитал уже готовые строчки:
«Здравствуй, Шах? Приезжай скорей, я очень соскучился потому что. Дядя Стёпа заболел гриппом и лежит в изоляторе. Баградзе для смеха обед подаёт ему в форточку и ещё завязывает рот и нос, а дядя Стёпа смеётся и грозит ему кулаком».
Учительница читала. Юрка, то и дело поглядывая на неё, осторожно поскрипывал пером:
«А вчера к нам приходили четыре белочки. Мы их кормили...»
— Юра, чем ты там занимаешься?
— Ничем, Софья Александровна.
— Колотович, на кого ты замахиваешься линейкой? Иди сюда! Стань вот здесь.
«Приезжай скорей, Шах. До свидания».
Юрка осторожно сложил листок вчетверо, на конверте написал: «Город Белореченск, госпиталь для солдат. Шахназарову».
— Письмо написал, да? Кому?— поинтересовалась соседка по парте Зина.
— Другу. Он в госпитале. Ранен.
— Ой, какой врунишка... Ранят в войну, а сейчас войны нету.
— Юра, Зина, вы мне мешаете. Может, вас тоже поднять?
На перемене Юрка побежал на почту. Решил опустить письмо в ящик у крыльца — не дотянуться. Хорошо, вывернулся какой-то дяденька из-за угла, остановился:
— Помочь?
— Ага.
Дяденька прочитал адрес, усомнился:
— Дойдёт ли?
— Конечно. Тут всё правильно. Дойдёт.
Дяденька опустил письмо в ящик, Юрка помчался в школу. И тут его окликнули: на ступеньках, в одном платье, стояла Таня:
— Юрочка, миленький, постой! Иди сюда. Здравствуй, Юра!
— Ты замёрзнешь...
— Ничего. Что я у тебя хотела узнать... Почему Шах перестал ходить за почтой? Я спрашивала у Волкова, говорит: военная тайна.