Папа потёр ладонями виски — наверное, у него голова разболелась,— сел в кресло, указал Юрке на другое.

— Положи ранец, садись. Разберёмся во всём... по порядку. Выдал военную тайну, это плохо, очень плохо, Юрка... Ты же сын офицера, давно должен был понять: сохранение тайны — святая заповедь каждого военного человека. Обманул капитана Вострецова, значит, и меня, и всех солдат обманул — это тоже никуда не годится. Никуда не годится!— повторил папа и вздохнул.— Меня успокаивает только то, что ты сам осознал ошибки и готов за них отвечать. Верно ведь?

— Верно.

— А коль так, надеюсь, подобное не повторится.

— Конечно, папа!.. Я теперь буду...

Папа подошёл к Юрке, положил руку ему на плечо:

— Запомни сын: главнейшее достоинство человека — честность. Без этого — нет человека. Ну иди, погуляй, проветрись. Иди, сын…

Сегодня Юрке почему-то хотелось побыть одному. Пошёл в городок, а незаметно свернул к озеру. Присел на берегу, как раз в том месте, где впервые повстречался с Шахом.

В озере, как обычно, будто опрокинутые вниз кронами, отражались деревья — вечнозелёные сосны и ели, берёзы с пожелтевшей листвой; у самого берега острыми саблями целилась в небо осока; рядом пластались на воде отяжелевшие ржавые листья кувшинок. От озера, а может, из лесу тянуло свежестью, тихо было в лесу, так же тихо — на огневой.

Юрке вдруг стало немного грустно и в то же время покойно. Он не знал, отчего это, он только смутно почувствовал: случилось это потому, что освободился он от тяжкого груза, а ещё потому, что в эти минуты стал как бы чуточку взрослее...

Телефон зазвонил негромко, но на этот раз Юрка всё-таки проснулся. Ждал этого звонка и понимал, что он означает: штабом полка объявлены ночные занятия, на которых он, Юрка, ещё не бывал, хотя папа и обещал как-нибудь взять его с собой.

— Слушаю,— глуховато сказал в спальне папа.— Хорошо, поднимайте личный состав.

— Теперь до утра?— шёпотом спросила мама.

— Не знаю,— так же тихо ответил папа.— Спи, Маша, спи...

Одеваться и обуваться он вышел в прихожую. Тихонько скрипнула дверь. По ступенькам крыльца папа сошёл шагом, потом побежал.

И всегда вот так. Обещал взять, а ведь снова не взял... Но сегодня его, Юрку, выручил телефон! Выручил, потому что вечером он, Юрка, прокрался в спальню и приоткрыл дверцу тумбочки, в которой прятали телефон на ночь. И вот проснулся, а то опять бы дрыхнул без задних ног до утра.

Занятия, наверно, уже начались. Пора! Нет, пусть покрепче уснёт мама...

Юрка сполз с кровати, подошёл к окну. Луна пряталась где-то за облаками, а там, где небо было чистым, ярко сияли звёзды. Интересно, живут ли на них люди? Может, и живут. Ведь Земля с любой из тех звёзд тоже кажется звездой, а на ней сколько народа живёт! И в степях, и в тайге, и в пустынях...

Пора!

Юрка потянулся было к спинке стула (там висела его школьная форма), потом подумал, что на военные занятия надо всё-таки идти в военном мундире, и прокрался к шкафу — мундир висел там.

Дверца открылась бесшумно. Вот он, мундир!... Та-ак, привстать на цыпочки, и всё будет в порядке. Нет, подпрыгнуть надо...

Подпрыгнул, сорвал вешалку с мундиром, но нечаянно зацепил и вторую. Грохнулась она об пол... Юрка оцепенел.

Проснулась мама или не проснулась? Не проснулась! Только вздохнула во сне.

А где ботинки? Ой, они же в прихожей... Нет, туда идти нельзя, опять наделаешь шуму-грому. Это только папа умеет ходить неслышно, как кошка.

А-а, можно побежать и так... Подумаешь...

Юрка осторожно открыл окно, выпрыгнул наружу. Под ёлкой оделся, вешалку повесил на сучок. Трава поблескивала от росы, земля была сырая и холодная.

«Ничего, переживём!»— отмахнулся Юрка, вбегая в проходную.

— Юра, ты?— удивился часовой.— Не спится, что ли?

— Не-а.

— Счастливый человек! А я бы с удовольствием придавил...— зевая, сказал солдат,— хотя бы минут двести.

— Кого придавил бы?

— Подушку.

— А-а, ну я побегу.

По кольцевой дороге то и дело проносились тягачи с полуприцепами: одни везли ракеты на стартовую батарею, другие с огневой — в укрытие.

Юрка бежал по бровке дороги, у самого кювета, залитого водой после недавних дождей. В воде неярко отражались звёзды.

Один из тягачей неожиданно остановился. С подножки спрыгнул старшина Павлычко, встревожено крикнул:

— Что случилось, Юра?

— Ничего.

— В таком случае зачем ты здесь?

— Иду на ночные занятия.

— Босиком?

— А-а, не нашёл ботинки...

— «Не нашёл ботинки!...» Тебе ночью положено спать.

— Вам тоже положено.

— Ох, Юрка, задаст тебе батька перцу,— предположил старшина, садясь в кабину.

— А вот и не задаст.

Шофёр засмеялся:

— Солда-ат, ничего не скажешь!..

Взревев мотором, тягач помчался в дальний угол позиции; ракета, как большущая рыбина, расправившая плавники, едва заметно покачивалась на полуприцепе.

Мимо дизельной, мимо кабины с непрерывно вращающимися антеннами Юрка побежал к командному пункту.

Дверь кабины командного пункта была приоткрыта, в щель пробивался неяркий зеленоватый свет. Доносились голоса:

— Цель номер пять уничтожена!

— Цель номер шесть, не войдя в зону поражения, сделала разворот. Удаляется.

— Стартовым расчётам — в укрытие!— скомандовал папа.

Юрка боком протиснулся в кабину, прикидывая, где бы тут стать, чтобы не видно было его ног. Зря он всё-таки не рискнул взять ботинки, может быть, как раз всё и обошлось бы...

Экраны приборов искрились желтовато-зелёным светом, наверное, поэтому лица всех, кто находился здесь, выглядели бледными. Юрка, заметив, что папа сидит спиной к двери и пока его не видит, огляделся повнимательней.

Справа от двери почти с пола и до потолка кабину разделял надвое ярко освещенный прозрачный стеклянный лист, разграфлённый на квадраты, как тетрадь по арифметике.

По той его стороне стояли на табуретках ефрейтор Шевченко и рядовой Басов. В левой руке каждый из них держал по линейке, прикреплённой одним концом к центру этого удивительного стекла, в правой... плакатные перья, что ли? А на шее у каждого — ленточки (Юрка даже прыснул в ладошку), на которых висели привязанные за горлышки пузырьки с черной тушью.

Басов и Шевченко — планшетисты, значит, вот это стекло в клеточку — планшет. Интересно!

У приборов, излучающих желтовато-зелёный свет, ещё кто-то.

— Товарищ подполковник,— поправляя наушники, неожиданно сказал Шевченко,— к нам гость.

Папа резко обернулся и удивлённо пожал плечами:

— Через окошко?

— Ага. Так точно!

— Что же ты, мил-человек, облачился в мундир, а босой?

Солдаты негромко засмеялись, Козырев позвал:

— Юра, иди к нам! Товарищ подполковник, пусть он с нами противника бьёт... Иди, Юра!

Юрка умоляюще взглянул на папу. Тот кивнул: иди!

Красиво тут, у операторов! Стёкла приборов, похожие на экраны телевизоров, пересекают какие-то колеблющиеся, будто живые линии, и оторваться от них ну просто невозможно.

— Что это, Козырев?

— Развёртка. Ты сейчас помалкивай, я тебе всё потом объясню. И я молчу как рыба, а если что-нибудь тихонько скажу, ты выдавай в полный голос. Идёт?

— Законно!

Молчание затягивалось, но ничего не попишешь, видимо, так надо.

На экране линия вдруг стала преломляться чётче, то вскинется горочкой, то упадёт и появляется уже в другом месте. Козырев, весь потянувшись к экрану, покрутил какие-то колесики и прошептал на ухо Юрке:

— Есть цель!

— Есть цель!— крикнул Юрка на всю кабину.

И — удивительно!— папа будто ждал этого, скомандовал:

— Сопровождать цель номер семь! Стартовая батарея — к бою!

Операторы приникли к экранам. Офицер наведения старший лейтенант (его Юрка заметил только теперь) снял телефонную трубку: «Батарея, к бою!» Застучал в пузырёк с тушью Шевченко и стал чётко выписывать на планшете цифры, только почему-то — наоборот.