Девушку он нашел без труда. Но она, когда заяц спросил о посланце, повела себя очень странно. Закричала, что не знает таких и никогда не видела, и что вообще она честная женщина и не может разговаривать с посторонними незнакомыми мужчинами. Постороннего незнакомого мужчину она бы так провела, но зайца подобными глупостями не обманешь — от комнаты девушки вниз по лестнице и дальше, к окраинам Города, тянулся отчетливый след. Пахло святым присутствием.

По следу заяц дошел до старого закрытого колодца, куда и заглянул. Красный Ребенок сидел внизу, связанный и очень недовольный. Заяц ребенка развязал, и тот, обругав коварную девушку, сумевшую избавиться от посланца с помощью наглого обмана и хитрости, и пожаловавшись на буддийский запрет убивать живые существа, улетел обратно на небо.

Заяц был возмущен — со слов деда Мазая он понял, что девушка полна добродетелями по самые уши, а на деле оказалось совсем наоборот — подлая обманщица творила беззакония. Так этого заяц оставить не мог. Вначале он хотел было рассказать обо всем деду Мазаю, но здраво рассудил, что тот вряд ли поверит дикому зайцу. Да и незнакомому мужчине тоже.

Поэтому заяц решил разобраться с негодяйкой сам. Это было нетрудно. Пятнадцать минут — и девушка оказалась на месте плененного посланца, а заяц занял ее место. Ну, чтобы никто ничего не заподозрил. Правда, сделал он это с запозданием — вначале он сходил в лес и предупредил родных, чтобы не волновались. Но через день-другой уже вернулся.

Все шло замечательно — печник ничего не подозревал. Заяц прекрасно справлялся со своей ролью. В глубине души он даже полагал, что дочь из него вышла получше, чем из подлой негодницы. Но тут явился Сунь Укун. Заяц читал «Путешествие на Запад». Он знал, чем обычно заканчиваются встречи обезьяны с оборотнями.

Не нужно объяснять, что он сильно испугался.

Бедного зайца всего трясло, пока он рассказывал свою странную историю. Когда он закончил, монах нахмурился и задумчиво сказал:

— Что-то мне это напоминает…

— И мне тоже, — поддержал его Сунь Укун. — Но это не удивительно. У меня давно уже вообще любые оборотни вызывают чувство дежа вю.

— В любом случае, надо спасти девушку. Укун…

Сюаньцзан еще даже не договорил, а обезьяна, сказав: «Да, учитель!» — уже унеслась прочь.

Вернулась она с девушкой, очень грязной и тощей, но в целом и общем невредимой.

Девушку отпоили горячим чаем, вымыли и переодели и, после недолгих увещаний Сунь Укуна, она заговорила.

— Я всегда старалась поступать правильно, — сказала пострадавшая. — Я ни разу и букашки не обидела, всегда была послушной и вежливой, отца уважала и почитала, соседей терпела, как могла. Но кто бы мог подумать, что расплатой за праведный образ жизни станет такое! — девушка возмущенно повысила голос. — Ну неужели так можно? Я, когда увидела посланца Гуаньинь, обрадовалась. Думала, что-нибудь хорошее мне будет. А оказалось, что в награду за праведную жизнь меня решила взять в ученицы Гуаньинь. Посмертно. И прямо сейчас! — девушка аж топнула ногой от возмущения.

Отец удивленно крякнул — такой он свою дочь еще не видел.

— И что мне оставалось делать? — продолжила девушка. — Я еще слишком молода, чтобы умирать! Нет, чтобы предложить мне бессмертие! Нет, чтобы папе помочь материально! Так нет, она, эта якобы «бодхисатва» якобы «милосердия», решила прибить меня на месте! Пожила, значит, и хватит!

— Будда Амитабха! — пробормотал себе под нос Сюаньцзан.

— Как все запущено! — громко сказал Сунь Укун.

— И что же теперь делать? — спросил дед Мазай.

— Да, доченька, что же теперь будет-то? — спросил ошарашенный печник. — Ведь это ж… того ж…

— Думаю, нужно звать Гуаньинь, — решительно заявил Сунь Укун. — Тут без бодхисатвы не разберешься.

— А может, не надо? — печник не выглядел счастливым, и его можно было понять. — Доченька и так настрадалась, а если еще и Гуаньинь прилетит…

Дочка, и правда, выглядела неважно. Теперь, когда приступ смелости прошел, она бессильно села на пол, в угол комнаты, и бездвижно там замерла.

— Нет, надо все-таки позвать кого-нибудь, — сказал дед Мазай, — все как-то очень уж запутанно. Я еще и свою вину чувствую — приобщил зайца к буддизму. За это не наказывают, а? За насильственное приобщение животных к религии?

— Не слышал такого, — успокоил его Сюаньцзан. — Впрочем, я не здешний.

— Вы как хотите, — сказал потерявший терпение Сунь Укун, — а я за бодхисатвой. Пускай сама разбирается! Мигом слетаю и ее приведу!

Он уже было собрался вылететь в окно, но тут вдруг раздался детский голосок:

— Никого звать не надо, обезьянья башка!

Голосок доносился из дальнего угла. Все разом повернули головы, даже обессиленная дочка, и увидели, что к ним присоединился новый персонаж — ребенок с косичкой на макушке и бритыми висками, в красной короткой маечке и шортах. На руках, ногах и голове у него были золотые обручи.

Сунь Укун хмыкнул и сделал вид, что происходящее его больше не касается.

Сюаньцзан низко поклонился.

Печник удивленно открыл рот.

— Так ты же… ведь же… — начал он.

— Совершенно точно, это именно я, — заявил Красный Ребенок и принял важную позу. — И я здесь не для того, чтобы шуточки шутить. По повелению милосердной Гуаньинь я спускался в Город, чтобы забрать дочку печника и отвести ее к боддхсатве, для обучения. Но, как все присутствующие знают, дочка оказалась последней и неблагодарной сволочью. Засим, бодхисатва передумала… — ребенок обратился к девушке: — В месте ученицы тебе отказано. Оставайся в Городе, и, как говорили древние, делай, что хочешь, живи, как хочешь.

Печник и дед Мазай облегченно вздохнули. Сюаньцзан печально вздохнул.

— Но это еще не все, — продолжил ребенок. — Узнав, что место девушки занял заяц-оборотень, Гуаньинь отправила меня на помощь. Правда, помощь, как я вижу, уже не нужна. Но оставить зайца и дальше разгуливать на свободе я не могу…

— А может, — робко вмешался заяц, — меня возьмешь, вместо девушки? В ученики… Я ведь с радостью! Я о том только и мечтаю!

— Ну не знаю, — ребенок задумался. — Мне на этот счет Гуаньинь ничего не говорила.

— Так ты меня к ней только отведи! Я уверен, что она не откажет, если я попрошу! Она же милосердная! — глаза у зайца лихорадочно загорелись.

Было ясно, что так просто он от этой идеи не откажется.

— И правда, — вмешался Сунь Укун, — почему бы не попробовать? Наверняка, Гуаньинь что-нибудь придумает, она тетка не плохая, хотя, конечно, милосердие у нее своеобразное…

— Укун, — одернул ученика монах. — Поосторожнее с языком!

— Да я осторожен, еще ни разу его не ломал, — махнул рукой Сунь Укун.

— Ну ладно, — решился ребенок и кивнул зайцу. — Пошли со мной. Гуаньинь уж разберется, что с тобой делать.

Ребенок подпрыгнул, и под ногами у него вдруг оказалось белое облачко. Заяц быстро, пока никто не передумал, вскочил следом и крепко схватил ребенка за локоть.

— Всем пока, было очень приятно познакомиться! Заходите в гости, если что! — закричал он радостно.

Они с ребенком плавно вылетели в окно и вскорости исчезли из виду.

— Вот оно как бывает! — задумчиво прошептал Мазай.

— Бывает еще и не так! — объяснил ему Суь Укун, а монах согласно кивнул и начал шептать молитву.

— Ну, мы тогда пойдем, — быстро сказал печник, помогая подняться на ноги ошеломленной дочке. — Еще увидемся.

Он торопливо повел ее по направлению к двери, и вскоре в комнате остались только монах, обезьяна и дед.

— Ну что же, — сказал Мазай. — Располагайтесь, уже спать пора. Или нет, давайте, я вам вначале риса сварю! Есть хотите? Хорошо, тогда подождите пять минут.

Мазай отправился на кухню, где загремел тарелками и кастрюлями. Промывая рис, он думал о том, что все закончилось не так уж плохо — в конце концов, только благодаря его вмешательству и заяц и дочка печника получили то, чего хотели. Видимо, идея просвещать животных была не так уж и плоха. Мазай радостно улыбнулся. Да, это определенно была хорошая идея.