Более сложные выкладки для покера тоже не составляли для него труда. Ему не надо было долго размышлять, чтобы вспомнить, что вероятность выпадения подряд двух карт одной масти — один к двадцати трем. С цифрами в руках он мог легко доказать, что не стоит удерживать младшую пару из двух, а лучше сбросить ее и прикупить три новых карты. Кроме того, он знал не меньше пяти способов крапления карт, не говоря уже об исключительной ловкости рук, которая могла свести на нет любую теорию вероятности.

Саймон Темплер впервые столкнулся с ним в баре отеля «Интер» в Майами Бич. Это был еще один образчик архитектуры, каждый год появлявшихся в этом городе и претендовавших на титул «отеля года». Он был больше, выше и роскошней всего, что построено раньше и, кроме того, гораздо дороже. Человечество осваивало дорогу в космос, и отель сразу откликнулся на это появлением «Марсианского зала» или «Пейзажа Венеры», а посыльные сновали в новеньких, поблескивающих побрякушками пластиковых шлемах.

Стоял один из тех ненастных дней, когда, казалось, у природы осталась только одна уныло-серая краска, и она щедро окрашивала все на свете в этот удручающий цвет. В этот самый день, ровно в четыре часа пополудни в одном из баров отеля («Космическом» — как утверждал путеводитель) появился мистер Вей. Первый же бармен узнал в нем одного из самых шумных, но щедрых на чаевые клиентов, что позволило ему приветствовать гостя с некоторым подобострастием и фамильярностью одновременно.

— Хай, Тик. Что новенького?

— Все то же, Чарли. Один, двойной, как обычно.

— Да, сэр.

И он начал ловко смешивать и переливать содержимое многочисленных бутылок.

— Видишь ли, Чарли, в этом мире осталось еще столько беспомощных остолопов, что просто удивительно, как они еще дышать умудряются без посторонней помощи.

— Да, таких много. Вы о ком-нибудь конкретно?

— Не так давно у меня был спор с одним твердолобым барменом.

— Вам следует держаться подальше от этих второразрядных баров, Тик.

— В самом деле? Все началось с разговоров об этом зале. — Голос мистера Вея был слышен даже в самом дальнем закоулке бара, очевидно, он хотел показать, что привык к вниманию публики. — Кое-кто хочет нам навязать астрологию и всю галиматью, что с ней связано. Так что мне просто необходимо было указать, насколько он глуп. «Посмотрим на это дело с другой точки зрения, — говорю я ему. — Знаков зодиака всего двенадцать, как и месяцев в году. Но если почитать гороскопы, то их предсказания одинаковы для всех родившихся под одним знаком. А теперь возьмите любую компанию за карточным столом. Держу пари, что, как минимум, двое из них рождены в одном месяце, но среди них не окажется такой пары, чтобы выиграла одинаковое количество денег». И что, вы думаете, я услышал в ответ? Этот остолоп пытался мне доказать, что с вероятностью пятьдесят на пятьдесят найдется такая пара.

Бармен продолжал протирать невидимые пылинки на безукоризненно чистых бокалах. Посетителей заметно прибавилось, начинались самые горячие часы, и ему было не до разговоров.

— Тут нет ничего странного, Тик. Ведь, если…

— Ты хочешь принять его точку зрения, Чарли, не надо так утруждать свои мозги. «Люди рождаются каждый день на всем белом свете, — убеждал меня этот идиот. — Так что каждый месяц на свет появляется приблизительно равное число, а если разделить год на две части, то получится шесть месяцев. За покер садятся вшестером, следовательно, они родились в той или другой половине. Вот и получится пятьдесят на пятьдесят…» И это называется логикой?

— Здесь есть доля здравого смысла, — упрямо настаивал бармен. — В конце концов#..

Мистер Вей повернулся к ближайшему посетителю, который прислушивался к их беседе, и предложил при соединиться к дискуссии.

— Ну, объясните ему, — предложил он, — почему ему выше бармена никогда в жизни не подняться.

— Вот именно, мистер Джекобе, — настаивал бармен. — Вы прекрасно играете в бридж — как вы оцениваете шансы в данном случае?

— Я вовсе не уверен, что ваш коллега такой уж глупец, — заметил новый арбитр в этом споре. — Если только совсем немного. Как я понял, двое из этой шестерки должны быть рождены в одном месяце. Если следовать его логике, пятеро из них могут родиться в пяти разных месяцах, значит, нам нужно найти вероятность рождения шестого игрока в одном из этих пяти месяцев. Семь месяцев мы отбрасываем, значит, шансы будут пять к семи.

Мистер Вей ответил уничижительной ухмылкой.

— Что-то такое витает в воздухе этих баров, — заметил он с отвращением. — А теперь я попрошу вас выслушать с научной точки зрения правильный ответ. Любой из них мог родиться в одном из двенадцати месяцев. Возьмем январь. Каковы шансы первого игрока родиться именно в этом месяце? Или он родился в январе или нет, то есть шансы пятьдесят на пятьдесят. Ну, допустим, он родился в этом месяце. То же самое относится и ко второму игроку, и к третьему, и так далее. Так если окажется, что все пятеро рождены не в январе, то это равнозначно тому, что подброшенная монета будет пять раз падать орлом вверх. Конечно, подобное возможно, но я буду ставить перед каждым броском два к одному против.

Наступило недолгое молчание, вскоре прерванное нестройным хором голосов.

— И вы называете такой ответ научно обоснованным?

— Возможно, я и глуп, но…

— И это то, что вы называете логикой?

— Ну, хорошо, — возразил мистер Вей еще громче и вызывающе. — Каждый, кто называет другого сумасшедшим, должен иметь мужество доказать свое мнение. Я для этого не пожалею и пачки зеленых.

С этими словами он достал пачку денег и швырнул один банкнот на стойку бара.

— Ставлю десять долларов против пяти, что двое из любых шести мужчин, сидящих здесь, родились в одном месяце.

Прежний арбитр раскурил свою сигару и медленно заявил:

— Ну, если на то пошло, и вам не терпится поставить десять к пяти на то, что любой дурак оценит, как пять к семи, то я принимаю вызов.

Его сразу поддержал нестройный хор голосов, всем хотелось участвовать в этом беспроигрышном деле.

Этот случай являлся классическим примером того, каким образом Тик Вей умудрялся зарабатывать себе на жизнь. Сначала следовало предложение, вызывавшее активный интерес публики, но основанное на ложных предпосылках, которые впоследствии воспринимались ими как собственные. И, наконец, им предлагалось решение на первый взгляд настолько абсурдное, что даже посредственные умы считали его очевидной бессмыслицей, и, таким образом, появлялось благородное желание доказать этому самоуверенному нахалу, что он заблуждается.

Тот факт, что Саймон Темплер не принадлежал к части публики, которая сразу захотела поставить наглеца на место, объяснялся не его сверхъестественными способностями в математике, а скорее — жизненным опытом и чутьем, которое безошибочно подсказывало, когда нужно появляться на сцене.

После такого выступления может показаться несколько неуместным упоминание о Хильде Мейсон, которая мало чем отличалась от любой другой привлекательной девицы ее возраста. Но Святой сразу выделил ее среди других обитателей пляжа отеля «Интер». Надо заметить, у нее были роскошные каштановые волосы, карие глаза, а главное — она была преступно молода и прекрасна. Самое интересное состояло в том, что сопровождавший ее повсюду невзрачный пожилой мужчина, годившийся ей в отцы, на поверку действительно оказался ее родителем — явление на пляжах Майами если не уникальное, то наверняка выдающееся.

— Надеюсь, я не слишком поздно? — сказала она Темплеру.

— Ни в коем случае, — улыбнулся он в ответ. — У меня в запасе еще целых тридцать минут, что позволит нам выпить по коктейлю.

— С удовольствием разделяю ваше предложение, — заметил ее отец, усаживаясь в соседнее кресло, — поскольку вам от меня не отделаться. Я зашел, чтобы составить Хильде компанию на случай, если вы опоздаете. Я всегда учил ее, что точность, пунктуальность и вежливость — это явления одного порядка. Правда, последнее время трудно рассчитывать на то, что все исповедуют ту же философию.