Комнатушка оказалась совсем крошечной, единственное окно выходило куда-то в темноту. Немудреная утварь оказалась опрятной, что только подчеркивало бедность обстановки.
— Располагайся. Я зарегистрирую тебя позже. — И толстуха вышла, прикрыв за собой дверь. Раздался щелчок запираемого замка.
По лицу Темпл ера промелькнула тень улыбки. С замком проблем не предвиделось, весь вопрос только в том, был ли это заведенный порядок или особая любезность…
Методично обследовав комнату, он обнаружил полный джентльменский набор: и «глазки» для слежки, и скрипящие половицы — каждый его шаг мог быть под контролем. Он старательно изображал слепого, ни одного неосторожного жеста. К концу обследования Саймон полностью представлял себе место своего заточения. Металлическая кровать, табурет, тазик с водой и тумбочка составляли все убранство каморки площадью не более семидесяти квадратных футов, если не считать портрета Киплинга на выкрашенной коричневой краской стене. Крошечное оконце с подъемной рамой можно было приоткрыть дюймов на шесть, стекло было предусмотрительно армировано металлической сеткой.
Не выключая тусклого света (ведь он не мог знать о его существовании), Саймон устроился поудобнее и на некоторое время забылся. Его чуткий сон был прерван тяжелыми шагами Мамаши Хейзел и лязгом замка.
Святой не мог сказать точно, сколько прошло времени, но было уже не меньше трех утра.
— Кто здесь? — сварливо пробормотал он.
— Мамаша Хейзел. Не хотелось тебя беспокоить, но раньше не могла — столько возни с жильцами! У тебя все в порядке?
— Спасибо, мадам.
— Как тебя зовут?
— Смит, Том Смит, — сказал Саймон.
— Удивительно популярное имя, у меня полдома с такой фамилией, — беззлобно заворчала она. — Давно в городе?
— Не очень.
— Ну и как тебе здесь?
— Неплохо.
— Ты не похож на человека, который кончит свои дни в такой помойке.
— Человек предполагает… — Он немного помолчал. — У тебя красивый голос, тоже не для этой мусорной кучи.
— Это моя работа.
— Может быть, и так. — Здесь Святой попытался прощупать обстановку. — Почему меня заперли? Мне нужно было в туалет…
— Под кроватью есть все, что надо. А запирают здесь всех. У нас ведь и женщины живут. В таком месте надо следить за порядком постоянно.
Тут Темплера осенило. Холодок пробежал у нею по спине.
— Разве можно бояться, что такие люди, как я, могут доставить неприятности?
— Никогда не угадаешь заранее. — Мамаша Хейзел придвинулась к нему ближе, руки она по-прежнему держала в карманах своей необъятной юбки. — Завтра я запишу твои данные в книгу, и на этом с формальностями будет покончено.
— Благодарю вас, мадам.
— Не хочешь промочить горло?
Святой якобы в смущении заерзал на своей половине кровати, но лицо его по-прежнему оставалось бесстрастным.
— Еще раз спасибо, но с тех пор, как я ослеп, не беру в рот ни капли спиртного. От него у меня кружится голова, и бывает плохо.
— Не возражаешь, если я хлебну немного?
Не дожидаясь ответа, она вытащила из складок своей юбки бутылку дешевого виски и попыталась открыть ее. Мамаша Хейзел держала бутылку, не вынимая руки из кармана юбки, свободной рукой безуспешно пытаясь свинтить пробку.
Саймон не обращал внимания на ее манипуляции, пока она, тяжело дыша, не заговорила.
— Прилипла, что ли? Ты можешь помочь?
Он нащупал бутылку и своими крепкими пальцами мгновенно открутил пробку.
— Спасибо, Смит.
Она хлебнула из горлышка, и бутылка снова исчезла в складках одежды.
— Отдыхай, — бросила Хейзел уже с порога, закрывая за собой дверь.
Святой снова улегся на жесткое ложе, вспоминая, как она умудрилась ни разу не дотронуться до бутылки голой рукой, держа ее только через ткань своей одежды.
«Отпечатки пальцев у меня уже сняли», — подумал он и позволил себе вздремнуть.
XI
На утро за дверью снова послышались шаги и щелчок открываемого замка. Выждав некоторое время, он нажал на ручку, и та легко поддалась. Саймон спустился по лестнице и увидел за конторкой тощего человека с невыразительным лицом. Тот даже не взглянул на него. Мамаши Хейзел нигде видно не было. Все складывалось хорошо, даже слишком.
Утром он не смог как следует загримироваться, но теперь это было излишней предосторожностью. Если его подозревают, то грим все равно не поможет.
Святой добрался до своего отеля, принял душ и побрился. Как только он прикончил яичницу с беконом, зазвонил телефон. В трубке раздался голос лейтенанта Ольвина Кирни.
— Послушайте, Темплер, вы же не собираетесь уехать из города, не так ли?
— Я почти закончил все свои дела, — сообщил Саймон. — Ровно в полночь небольшой дирижабль опустит складную лестницу на крышу отеля, и я улечу на нем на юг, пока солнце будет погружаться в сумрачные воды озера Мичиган. Все дело в солнце. Если мне удастся задержать его заход до полуночи и организовать закат на востоке, то вся операция пройдет без сучка и задоринки.
— Послушайте… — из трубки донесся тяжелый вздох. — У меня есть свежая информация…
— Отлично, — одобрил Святой. — Если игра пойдет по-крупному, дайте мне знать немедленно, перед отъездом я собираюсь сделать ставки.
— Труп, что вы видели в морге, — настойчиво продолжал Кирни. — Это Клив Френд, уроженец Фриско.
— Звучит как песня, — по-прежнему не унимался Темплер.
— Может быть, может быть… Да, кстати. Почему вы сказали, что видите его впервые?
— Неужели я мог такое сказать? — вежливо поинтересовался Саймон.
— Вы подразумевали, а это не сходится с тем, что мне стало известно, — заметил Кирни.
Последовала небольшая пауза.
— Так что вы там еще раскопали?
— Кое-что интересное. Расспросили кое-кого, не вашего полета разумеется, — в голосе лейтенанта слышался сарказм, — нищих, попрошаек, мелких воришек.
— Ну, и?
— Мы поместили в газетах фотографию Френда, с некоторой ретушью, разумеется. Кое-кто его узнал. Пару дней назад его видели в вашей компании.
— Эти пустобрехи лично знакомы со мной?
— Послушайте, — в голосе лейтенанта появилась легкая досада, — ваши фотографии не раз появлялись в газетах… Так зачем вы встречались с ним?
— Не могу сказать.
— Не хотите?
— Не могу. Я слишком робкий.
— Черт побери, — прорычал обычно сдержанный лейтенант, — может быть, вы все же знаете, зачем его перед смертью напичкали скополамином?
— Скополамин… Не от этого ли он умер? — оживился Святой.
— Вы прекрасно знаете, от чего он умер. С такой дырой в голове долго не протянешь. Мне до чертиков надоело беседовать с вами и плевать, с кем там вы лично знакомы, с комиссаром или с самим президентом. Я запрещаю вам покидать город! Мы еще встретимся с вами, но не сейчас. Позже.
— Да, понятно. — Саймон заколебался. — Я, пожалуй, могу рассказать, зачем виделся с Френдом.
— Снова шуточка, — подозрительно процедил Ольвин Кирни.
— Нет, серьезно.
— Ну, давайте.
— Мы планировали его убийство, вот и все. Пока, Ольвин, — с этими словами Саймон повесил трубку и налил себе кофе.
— Вот что называется «совокупностью улик», — заметил он Хоппи, который уже приступил к утренним упражнениям по баллистике. — Хотел бы я знать, как далеко это зайдет.
— Не понял, — автоматически выдал Юниац.
— Не все сразу, — объяснил Святой. — Сначала находят тело, единственная связь между нами — это акт дарения. Теперь уже и имя известно, и видели нас вместе, и самое интересное — среди свидетелей много нищих. Потом найдутся свидетели, которые совсем случайно проходили мимо, когда я вышибал из него дух.
— Но ты же его не убивал, — после недолгих раздумий возразил Хоппи. — Разве не так?
— Конечно, нет.
— Тогда все в порядке.
Саймон раскурил сигарету и откинулся в кресле.
— Хотел бы я быть в этом уверен, как ты. — Струйка ароматного дыма устремилась к потолку, Святой с удовольствием затянулся. — Ты случайно никогда не слышал про скополамин?