— Сейчас надо шапка ему надеть. И чай немножко посолить.

Виталий проснулся от стука, который и породил кошмар. Это был глухой нечастый стук. От него, казалось, вздрагивала земля.

Виталий откинул с лица одеяло и увидел, как Данатар ломает кривые бревна саксаула: он хватал одно бревно обеими руками и наотмашь ударял о другое бревно. Очень твердый, но хрупкий саксаул разваливался на большие куски.

Сон Виталия трудно было назвать настоящим сном. Было так жарко, что непривычный человек не мог бы спать. Однако жара одновременно расслабляла, и спать хотелось. После наблюдений за одеждой туркмен он понял, что температура собственного тела ниже внешней температуры. Тогда он укрылся одеялом и впал в знойное забытье. Даже сновидения были связаны с жарой: все были в оранжево-красных тонах. В последнем сне неистовые чертенята жарили, как пескарей, грешников. Грешники вопили по-рыбьи беззвучно, только страшно разевали рты. Зато их глаза от нагрева лопались со звуком ударяющихся друг о друга бревен саксаула.

Виталий нашарил у себя под боком часы: семь вечера. Он прел под одеялом четыре часа.

Увидев, что он проснулся, Данатар проговорил ему что-то приветливое и указал на бурлящий казан. В казане варились куски баранины, помидоры, луковицы и картофелины.

Виталий вспомнил о близкой заводи и с блаженством потянулся. Он в одних трусах и туфлях, чтобы не пекло ступни, пошел к воде.

Она была неглубока, от силы вершка три.

Чтобы погрузиться целиком, нужно было лечь плашмя. Он так и поступил, разведя в стороны руки и ноги.

Вода приносила блаженство. Он ощущал скольжение по телу ее холодных и приятных струй.

После купания он попрыгал на плоском камне и обулся. Идя медленно к облюбованной тени чинары, он думал о том, как хорошо в горах. Так тихо и спокойно, словно в первозданном раю. На минуту ему показалось удивительным, что неподалеку кишит людьми мир, который заставляет суетиться и добывать деньги. Эх, как там его родные? А как Женька? Наверняка она очень скучает. Лишь теперь он мог по достоинству оценить ее ласковую преданность.

Едва он привалился на кошму и собрался выпить прохладного чая из мяты, как с тропы со стороны заводи послышались голоса.

— Аны Реджеп гелья, — сказал Данатар.

— Угу, Реджеп, — бездумно подтвердил Виталий.

Но вот в поле зрения действительно возник Реджеп. Долговязый, в парусиновой кепке, в сорочке навыпуск и шароварах-балаках. Над плечом его торчал ствол ружья. Следом за ним двигались два человека в треуголках из газет и темных очках. На обоих одинаковые светло-зеленые футболки и спортивные штаны с лампасами. Кожа у них посветлее, чем у Реджепа. Да нет, бледных туркмен немало, особенно в городе. И все-таки было в этих фигурах что-то близкое, что-то такое русопятое… Тот, что казался помоложе, нес пакет с едой. Другой шел налегке, прихрамывая на правую ногу.

Данатар шагнул им навстречу и стал пожимать им руки обеими ладонями.

Тут Виталий коротко простонал и нацепил на нос темные очки. И стал судорожными движениями одеваться, с трудом попадая ногами в штанины.

— Сейчас будем шурпа кушать, — сказал своим спутникам Реджеп. — Виталик, я твоих друзей привел.

— Ви-вижу. — От ужаса язык Виталия заплетался.

Более моложавый спутник Реджепа пошел на Виталия с распростертыми руками:

— Витаха, братан! Сколько лет! Сколько зим!

Его фальшиво-радостный рев звучал в ущелье как что-то чуждое, неприятное.

Шурик обнял Виталия и зашептал ему в ухо:

— Только рыпнись, падла. У него ружье не заряжено. А у Сереги пушка за поясом. Всех уложит. Будешь тихо — все мирно решим.

— Ухю, — кивнул, как болванчик, Виталий.

Если бы на лице застигнутого врасплох не было солнцезащитных очков, Реджеп увидел бы наяву часть недавнего ночного кошмара Виталия: глаза, готовые лопнуть.

Когда Шурик шагнул от него в сторону, руку Виталия до боли сжала стальная рука Сергея.

— Что кряхтишь, родной? — с нехорошей улыбкой выдохнул ему в лицо Сергей. — Будешь тихо — будешь живой. Учти — туркмены тебе уже не помощники.

Со стороны могло показаться, что мило переговариваются два давних друга.

— Мальчишка все равно здесь останется, — промолвил Виталий.

Сергей отпустил его руку и повернулся к Да-натару:

— Ну, что ты там варишь, парень? Какую такую шурпу?

Данатар, который в эту минуту снимал котелок с огня, только улыбнулся и проговорил что-то свое, гортанное.

— Он по-русски совсем не знает, — сказал Реджеп. — Раньше бы армия Россия пошел — сразу бы выучил. А теперь даже телевизор больше турецкий передача есть, чем русский.

Они уселись на кошму впятером вокруг эмалированной миски с шурпой и стали есть расписными деревянными ложками. Шурпа была приятно соленой, с разваренными картошкой, луком и помидорами, и нежная баранина соскальзывала с костей. Виталию пришлось сидеть рядом с Сергеем, и даже ложки их порой задевали одна другую. Очки, естественно, пришлось снять, и он старательно опускал глаза в миску и с усилием проглатывал суп. К счастью, занятому едой Реджепу говорить не хотелось. Он только задал несколько отрывистых вопросов Данатару.

Туркмены провели после трапезы руками по лицу, и Реджеп поднялся:

— Пойду охота. Убить не убью, хотя бы ребят встречу. Вы отдыхайте. Природа смотрите.

И он стал удаляться, пока совсем не затерялся черной щепочкой в неведомом краю ущелья.

— Что так смотришь? — спросил Шурик. — Он ушел.

Виталий сказал:

— Не слепой, — и поднялся с кошмы, чтобы бочком пробраться мимо врагов в сторону и сесть на камень.

— Куда ты уползаешь, а? — усмехнулся Шурик.

— Противно с вами сидеть, — неожиданно для самого себя сказал Виталий.

— Думаешь, нам с тобой приятно, — сказал Шурик и покосился в сторону Данатара, который отмывал в речке посуду.

— Хоть пацана не трогайте, — сказал Виталий.

— Мы и тебя можем не трогать, — сказал Шурик.

Сергей тем временем задрал штанину и с угрюмым лицом ощупывал свою исполосованную шрамами голень.

— Что-то не верится, — сказал Виталий и нацепил на нос очки.

— Деньги где? — спросил Шурик.

— Нету. Половину оставил своей девчонке, другая половина… тоже в надежном месте.

— Почему «тоже»? — Сергей одернул штанину и поднял на Виталия глаза. — Деньги у бабы — это ты называешь в надежном месте? Дурак ты.

— Сам знаю, что дурак. — Виталий, казалось, воспринял слова Сергея в более общем смысле. — Что дурак, то дурак.

— На нас деньжата повесили. Всю сумму, — сказал Сергей. — Так что ты не просто дурак — ты сволочь. И Мазепа хочет твою руку.

— Отхватить у вора руку, — после паузы криво осклабился Виталий. — Арабских сказок начитались, да?

— У твоих друзей туркмен научились, — сказал Шурик.

— Врешь ты все, — огрызнулся Виталий. — Они просто вора ногами лупят. Поймают если вора на базаре и бьют ногами. Они не такие волки, как вы.

— А ты спи…ди у них столько бабок — мы еще посмотрим, — сказал Шурик, — чем они таких вот гадов бьют.

— Пустой разговор у вас, — сказал Сергей. — Виталий, мальчишка по горам еще не лазил?

— В каком смысле?

— В прямом. — Сергей устало прикрыл глаза и повалился навзничь на кошму. — Мальчишка есть мальчишка, понимаешь? Они его забрали по хозяйству. Вот он пожрать сварил, посуду помыл… Дров для ужина приготовил?

— Приготовил^ — сказал Виталий.

— Приготовил, — задумчиво протянул Сергей. — Теперь ему охота погулять. По горам полазить. Там где-нибудь ящерицу поймать, где-то череп барана увидеть, в укромном месте ручкой погонять. Или косячок шмальнуть.

— Он вообще не курит, — сказал Виталий и закурил.

— Какая разница, курит, не курит, — сказал Шурик и тоже закурил. — Ты нас понял — как только парень уйдет, мы с тобой разберемся.

Сказав это, Шурик прилег на бок на кошму и подпер голову рукой. Он теперь смотрел на Виталия с каким-то злым и веселым любопытством.