— Нравится мой алабай? — спросил Курт.

— Не знаю, — пожал плечами Виталий. — Похож на дворнягу. Он что, совсем не лает?

Курт переглянулся со стариком и улыбнулся:

— Этот дворняга люди из Москвы приезжают брать. За пятьсот долларов щенок идет. У меня эркек… самец то есть. У соседа самка. Когда щенки буваит — сразу ребята забирают. Целый очередь стоит. Только мы за границу не продаем. Пускай тут будут.

— Этот собака знаешь какой? — сказал Сердар-ага. — Он зря туда-сюда гав-гав не делает. Ты попробуй зайди во двор, когда хозяева ушли. Он тебя пустит. Можешь в дом зайти, чай попить. Потом захочешь уйти — уже не пустит. Хозяина будешь ждать. И ни один лишний раз не залает.

Поев, туркмены провели руками по лицу, видимо, произнося мысленно благодарение за трапезу. Потом Курт сказал:

— Виталик, иди там в кузове посмотри себе одежду. Там чистый гимнастерка есть, штаны есть, панама.

— Нет-нет, спасибо, — замотал головой Виталий, карманы джинсов которого под прикрытием подола футболки ломились от долларов, рублей и манатов. — Это у меня домашняя одежда.

Курт обескураженно посмотрел на новенькие голубые джинсы Виталия и белоснежную футболку. Потом стал рассказывать:

— У меня племянник учится в Истанбуле. В том году на каникулы приехал. Поехали в пески на зайчиков. Сердар-ага был, Реджеп был, я был. Убили штук десять зайцев. Лежим ночью, кушаем, чайкуем. Племянник берет сигарету, закуривает. Реджеп спросил: «Ты на кого учишься?» Племянник говорит: «Банкир буду. Бизнес-мизнес делать буду». Вдруг Сердар-ага сказал: «Ай, ни х… ты не будешь бизнес-мизнес!» Племянник говорит: «Почему, Сердар-ага?» Сердар-ага сказал: «В костре много угольки есть, а ты спичка потратил. Вот почему».

Курт так точно и живо изобразил нравоучительную сценку, что Виталий захохотал. Вместе с ним засмеялись и Сердар-ага с Куртом.

До ущелья оставалось метров сто. Пологая земля предгорья сменилась россыпями камней. Курт притормозил и сказал:

— Пойду посмотрю, где ишан Тагы.

Он вылез из кабины и пошел к ущелью. У ворот ущелья ютился под скалой домик. Куб размерами три на три метра с плоской крышей и высоко расположенным оконцем.

— Кто. такой ишан? — спросил Виталий у старика.

— Ишан? — переспросил Сердар-ага. — Это как племя такое. Только это не племя на самом деле.

Из последующих объяснений Виталий понял, что ишаны — это немногочисленные потомки арабских миссионеров, которые были призваны блюсти чистоту веры. Сам ишан и его семья живут в маленьком ауле километрах в двух от ущелья, а этот домик — что-то вроде дачи и мужского клуба одновременно.

Виталий промокнул залитые потом глаза и увидел через лобовое стекло, как Курт приоткрыл дверь домика, заглянул внутрь, а потом пошел назад к машине.

— Ишан Тагы йок, — сказал он, трогая машину с места.

Они въехали в ущелье и тряско двинулись по камням. Дно ущелья представляло собой строго горизонтальную галечную дорогу и было похоже на устье мертвой реки. Наверное, ему случалось бывать под водой, когда весной сходили снега. Если в таком жарком климате вообще могли быть снега. Стены ущелья, голые громады желтоватого известняка, в узких местах почти полностью затеняли дно. Они были в основном отвесными, но встречались и крутые склоны из природного щебня. Растительности поначалу было мало, только какие-то полукусты-полудеревья с сизоватыми листочками.

Стены ущелья то сближались до расстояния в десяток метров, то расступались до просторов небольшой каменной долины. То там, то сям встречались поверженные давным-давно валуны. Их макушки, словно покрытые бурой коростой, были заметно темнее боков. За тысячи лет мощь солнца покрыла загаром даже камни.

Ехали медленно, не быстрее десяти, а то и семи километров в час. Виталий удивлялся тому, как переносят жажду туркмены: они за всю дорогу ни разу не пили. А может, никакой жажды у них не было? Когда Виталий во второй раз попросил остановить машину, чтобы взять у Данатара из кузова новую баклагу воды, Курт сказал:

— Напрасно столько пьешь. Воду не стоит пить.

— А что тогда пить? — удивился Виталий.

— Подожди, когда приедем. Чай будет. Вода — что вода? Она сразу из кожи вытекает.

— Правда? Тогда я потерплю, — сказал Виталий.

Через несколько километров пути каменное дно сделалось темнее.

— Здесь была вода? — спросил Виталий.

— Скоро будет, — сказал Курт. — Здесь речка есть. Вода такой мягкий — мыло не нужно. Бараний жир сама отмывает.

— Зачем тогда воду брали из дома? — спросил Виталий.

— Как — зачем? — сказал Курт. — Всегда была речка — вдруг сегодня уже нет? Это как бог даст.

— Конечно, даст, — сказал Виталий, видя за окном машины уже довольно обильную растительность.

— Так не скажи, — вступил в беседу Сердар-ага. — Вот слушай, как было. Был один джигит. Он сказал жене: «Сделай палов». Жена начала готовить. Муж сказал: «Сегодня палов поем». Жена говорит: «Если аллах даст — поешь». Он сказал: «Ай, даст, не даст — все равно поем». Тут приезжает от курбаши человек и говорит: «Курбаши позвал». Сел джигит на коня, поехал. Там у чабана проблема слючилься: иранцы нападали, баранов забрали. Надо их было поймать. Все нормально — иранцев догнали. Пока туда-сюда — темно стало. Только утром пришел джигит свой дом. Жена плов дает и говорит: «Поел ты вчера палов?» — «Нет. На другой день ем, — муж сказал. — Вчера аллах не дал».

Они объехали огромный лобастый валун и увидели нестерпимый блеск воды. Курт остановил машину. С кузова спрыгнул Данатар и вылил из солдатской фляги воду, чтобы набрать свежей. Виталий присел у воды на корточки и зачерпнул пригоршню. Вода была прохладной и вкусной.

— Хороший вода? — спросил Курт, закуривая сигарету.

— Отличная, — сказал Виталий.

— Ты еще к нам вернешься, — сказал Сер-дар-ага.

— Почему?

— Кто пил нашу воду — вернется.

Далее они ехали уже вдоль петляющей реки. Зелени становилось все больше: средней высоты деревца дикорастущего инжира, непролазные кусты ежевики, барбарис и какие-то развесистые деревья с обилием маленьких плодов, похожих видом на желтую рябину. Однако туркмены сказали, что в спелом виде эти плоды мучнистые, как финики.

— Тебе надо осенью туг быть, — сказал Курт. — Теперь срывать рано. Еще ничего не спелое.

Вскоре им пришлось оставить машину: они уперлись в рощицу. Река затерялась в тучной траве. Параллельно речке петляла тропа. Кое-где на земле виднелся овечий помет: здесь бывали со своими стадами чабаны.

Данатар спрыгнул с кузова, обвешанный вещмешками. В руках он держал скатанную валиком кошму — войлочный коврик. Курт подал Виталию блеклую солдатскую панаму:

— Надевай. А то солнце ударит.

Курт со стариком взяли только ружья и патронташи.

— Что еще мне взять из кузова? — обратился Виталий к Данатару.

Тот не понимал по-русски и в ответ лишь смущенно улыбнулся.

— Пусть несет. Он молодой, — сказал его отец. — А ты гость.

Только издали роща казалась густой. На самом деле на ее проторенной стадами тропе легко разошлись бы два человека. По левую руку взмывала скальная стена, а по правую руку от идущих еле слышно журчала река.

— Далеко еще? — спросил Виталий, тяжело дыша от зноя.

— Пятьсот метров, — сказал Курт.

Через несколько минут Сердар-ага, который шел впереди, внезапно встал, будто его пригвоздили стопами к земле.

— Няме болды, Сердар-ага? — спросил с тревогой Курт.

— Аны йылан гелья, — указал старик на тропу перед собой.

Виталий вытянул шею и увидел, как за три метра впереди извивается поступательными движениями большая, с человеческую руку толщиной, змея. Она шипела, как продырявленный надувной матрас. Казалось, ее маленькие глазки смотрят на людей гневно. Тут Виталий, повинуясь какому-то древнему инстинкту, подхватил обеими руками плоский камень и с кряхтеньем швырнул им в змею.

— Ай, не надо было! — воскликнул с непонятным сожалением Курт, и Сердар-ага проговорил что-то по-туркменски, покачав головой.