Лошади Лошади умеют плавать. Но — нехорошо. Недалеко. «Глория» по-русски значит «Слава». Это вам запомнится легко. Шел корабль, своим названьем гордый, океан старался превозмочь. В трюме, добрыми мотая мордами, тыща лошадей топталась день и ночь. Тыща лошадей! Подков четыре тыщи! Счастья все ж они не принесли. Мина кораблю пробила днище далеко-далёко от земли. Люди сели в лодки, в шлюпки влезли. Лошади поплыли просто так. Что же им было делать, бедным, если нету мест на лодках и плотах? Плыл по океану рыжий остров. В море в синем остров плыл гнедой. И сперва казалось — плавать просто, океан казался им рекой. Но не видно у реки той края. На исходе лошадиных сил вдруг заржали кони, возражая тем, кто в океане их топил. Кони шли на дно и ржали, ржали, все на дно покуда не пошли. Вот и все. А все-таки мне жаль их — рыжих, не увидевших земли. Бесплатная снежная баба
Я заслужил признательность Италии [11], ее народа и ее истории, ее литературы с языком. Я снегу дал. Бесплатно. Целый ком. Вагон перевозил военнопленных, плененных на Дону и на Донце. Некормленых, непоеных военных, мечтающих о скоростном конце. Гуманность по закону, по конвенции не применялась в этой интервенции ни с той, ни даже с этой стороны. Она была не для большой войны. Нет, применялась. Сволочь и подлец, начальник эшелона, гад ползучий, давал за пару золотых колец ведро воды теплушке невезучей. А я был в форме, я в погонах был и сохранил, по-видимому, тот пыл, что образован чтением Толстого и Чехова, и вовсе не остыл. А я был с фронта и заехал в тыл и в качестве решения простого в теплушку — бабу снежную вкатил. О, римлян взоры черные, тоску с признательностью пополам мешавшие и долго засыпать потом мешавшие! А бабу — разобрали по куску. М. В. Кульчицкий Одни верны России потому-то, другие же верны ей оттого-то, а он — не думал, как и почему. Она — его поденная работа. Она — его хорошая минута. Она была отечеством ему. Его кормили. Но кормили — плохо. Его хвалили. Но хвалили — тихо. Ему давали славу. Но — едва. Но с первого мальчишеского вздоха до смертного обдуманного крика поэт искал не славу, а слова. Слова, слова. Он знал одну награду: в том, чтоб словами своего народа великое и новое назвать. Есть кони для войны и для парада. В литературе тоже есть породы. Поэтому я думаю: не надо Об этой смерти слишком горевать. Я не жалею, что его убили. Жалею, что его убили рано. Не в третьей мировой, а во второй. Рожденный пасть на скалы океана, он занесен континентальной пылью и хмуро спит в своей глуши степной. Просьбы — Листок поминального текста! Страничку бы в тонком журнале! Он был из такого теста [12] — ведь вы его лично знали. Ведь вы его лично помните. Вы, кажется, были на «ты». Писатели ходят по комнате, поглаживая животы. Они вспоминают: очи, блестящие из-под чуба, и пьянки в летние ночи, и ощущение чуда, когда атакою газовой перли на них стихи. А я объясняю, доказываю: заметку б о нем. Три строки. Писатели вышли в писатели. А ты никуда не вышел, хотя в земле, в печати ли ты всех нас лучше и выше. А ты никуда не вышел. Ты просто пророс травою, и я, как собака, вою над бедной твоей головою. Мои товарищи
Сгорели в танках мои товарищи — до пепла, до золы, дотла. Трава, полмира покрывающая, из них, конечно, произросла. Мои товарищи на минах подорвались, взлетели ввысь, и много звезд, далеких, мирных, из них, моих друзей, зажглись. Они сияют, словно праздники, показывают их в кино, и однокурсники и одноклассники стихами стали уже давно. вернуться И. Эренбургу. «Стихи так нравились Эренбургу, что я их ему посвятил». (Борис Слуцкий. К истории моих стихотворений. См. наст. изд.) Эренбург свое отношение к этому стихотворению выразил в статье, появившейся 28 июля 1956 года в «Литературной газете» («О стихах Бориса Слуцкого»), которая положила начало общественному признанию поэта и его скандальной известности. О «Лошадях в океане» в ней говорилось так: «Детям у нас везет. Повесть „Старик и море“ Хемингуэя выпустил в свет Детгиз, а трагические стихи о потопленном транспорте опубликовал „Пионер“. Все это очень хорошо, но когда же перестанут обходить взрослых?» (Илья Эренбург. Собрание сочинений в восьми томах. Том 6. М., 1996. С. 297.) вернуться Я заслужил признательность Италии… «20 февраля 1943 года на станции Мичуринск наш эшелон стоял рядом с эшелоном пленных. Здесь были итальянцы, румыны, югославские евреи из рабочего батальона. На платформах валялись десятки желтых трупов. Их крайняя истощенность свидетельствовала, что причиной смерти был голод; однако достаточно было взглянуть в окно, чтобы понять, что пленные страдают от жажды больше, чем от голода. Через окна шла жуткая торговля. Жители подавали туда грязный снег, смерзшийся, февральский, политый конской мочой, осыпанный угольной пылью. За этот снег пленные отдавали часы, ридикюли, кольца, легко снимавшиеся с истощенных пальцев. Вдоль окон ходила маленькая девочка с испуганными глазами. Она давала большие куски снега — бесплатно. Я подал пленным несколько кусков и приказал страже немедленно напоить их». (Борис Слуцкий. О других и о себе. М., 2005. С. 20.) |
