— Селена! Прекрати его соблазнять! — неожиданно закричал он.

— Почему, любимый? Он так поддается соблазну… — Селена подошла к доктору Крофту и равнодушно коснулась губами его щеки. — Но и тебе мы тоже очень благодарны, Нэйт, поверь мне! Ты просто прелесть!

Миссис Френд пересела на диванчик к Марни, сжала ей ладони и сказала:

— Доченька, любимая, не злись на меня за то, что я была так неласкова и нехороша с тобой. Но, оказывается, именно ты была права. Он согласился на это только потому, что ты честнее меня и Селены.

— Хорошо, уже все хорошо, мама. — Марни нетерпеливо вырвала руку из ладони миссис Френд. — Мы добились, чего хотели. Теперь нет причины плакать.

Миссис Френд вздохнула.

— Господи, какой у меня упрямый ребенок, — сказала она. Встала с диванчика и, направившись в мою сторону, подняла с пола серый томик стихов мистера Френда. Вернулась на прежнее место и, найдя то, что искала, довольно хмыкнула.

— Ах, насколько сейчас приятнее, когда все мы верим друг другу, все так хорошо понимаем друг друга…

Она разгладила страницы открытой книги.

— А теперь, любимый, ты должен действительно хорошо выучить это стихотворение. Наизусть. Мистер Моффет наверняка в эту минуту молится на коленях, чтобы ты запнулся или чтобы на тебя напала икотка, одним словом, чтобы ты сделал нечто такое, что явно будет свидетельствовать о том, что ты пьян, а это выведет тебя из игры.

Она подняла глаза над книжкой.

— Нэйт, Селена! Садитесь, мои дорогие! Меня раздражает, когда вы торчите возле меня.

Селена и Нэйт сели на диванчик. Миссис Френд тем временем говорила тихо, словно про себя:

— Сейчас увидим. Еще только две строфы. Одна — это та, которую мы уже читали. Прочтем теперь последнюю.

Она склонилась над книжкой, но, придя к выводу, что шрифт слишком мелок, огляделась в поисках очков. Засунула руку в свою объемистую сумочку, и через секунду на кончике ее носа уже были большие очки в металлической оправе.

— Ага, вот здесь!

Она начала читать с пафосом, отбивая ритм ударами ладони.

Через минуту отложила книгу в сторону и посмотрела на нас поверх очков.

— Ваш бедный отец! — сказала она. — Не говорите никому, но я вам выдам тайну: на нашей свадьбе он выпил полную рюмку кизиловой настойки!

Она вновь была хорошо знакомой мне очаровательной миссис Френд. Силой своего «Я» она сумела превратить нас в невинную теплую семейную компанию, собравшуюся в салоне после хорошего обеда. Никто, глядящий со стороны, не догадался бы, что имеет дело с пятью способными на все субъектами, организующими в настоящее время преступный заговор.

Внезапно мне пришло в голову, что если Френды умеют проигрывать с хорошей миной, то, возможно, они еще более искусные актеры, чем я поначалу думал. А если я снова позволил себя обмануть? Если они сказали мне только часть правды, и эта маленькая комедия, которую предстояло разыграть перед мистером Моффетом, являлась только прологом к… чему-то другому? Не было никаких оснований так думать. Абсолютно никаких, однако волосы у меня на голове зашевелились.

— Ну как, любимый? Ты готов? — Миссис Френд одарила меня своей ласковой материнской улыбкой. Потом снова подняла ладонь и начала отбивать ею такт в воздухе, возможно, даже чересчур ритмично.

— «Время пришло, когда искушение…»

Когда я уже выучил все стихотворение наизусть, миссис Френд заявила, что пора идти спать, завтра надо быть в наилучшей форме. Селена проводила до двери Нэйта, который явно тянул с уходом. После того как миссис Френд сказала, что пойдет еще пожелать спокойной ночи матери, Марни вызвалась отвезти меня в спальню. Я бы и сам справился, без её помощи, но мне хотелось ненадолго остаться с ней с глазу на глаз.

Когда мы оказались в спальне, она придвинула мое кресло к одной из кроватей. Сама опустилась на другую и откинула со лба непокорную прядь черных волос. Запал, с которым она воевала из-за меня со всей своей семьей, угас. Она снова была такой, как обычно, — холодной, владеющей собой и ироничной.

Я почти полностью избавился от своих подозрений, однако хотел проверить, не считает ли Марни меня идиотом. Я улыбнулся ей и сказал:

— Я очень благодарен тебе, Марни. Если бы не ты, они бы не сломались и не сказали бы мне правду.

— Я очень рада, — сказала она. — А что еще я могу для тебя сделать?

Я с любопытством посмотрел на неё.

— Скажи мне, Марни… Почему сегодня после обеда ты так упрямо утверждала, что они дьяволы?

— Потому что это правда! Они относились к тебе не как к человеку, а всего лишь как к орудию, которое использовали для своих целей. Мне было жаль тебя. — На её лице появилась гримаса. — Я могу показаться тебе сейчас коварной, как мама. Но я вовсе не так благородна. Я боялась. Я знала, что ты начинаешь подозревать нас, что ты куда-то звонишь. Я испугалась, что ты звонишь в полицию и все испортишь. Мне тогда пришло в голову, что если я кое о чем ловко намекну, то заставлю их открыть карты, и у нас появится больше шансов получить наследство с тобой как союзником, а не нашей жертвой.

— Похоже на то, что ты еще хитрее них, — рассмеялся я.

— Возможно.

— И в любом случае намного искреннее.

Её холодные глаза не избегали моего взгляда.

— Я считаю, что после всего, что ты пережил, тебе причитается хотя бы немного искренности.

— И ты была права, — сказал я. — Значит, ты не сердишься на меня за то, что я простил их и даже обещал им помочь?

— Им? Не будь глупым! Ты ведь и мне помогаешь в такой же степени. Признаюсь тебе искренне, что я очень рада. Не знаю, хотела ли я в жизни чего-то больше, чем этих денег.

Одна из её стройных длинных ног, свисающих с кровати, беспокойно покачивалась.

— Боже! Как ужасно я хочу этих денег! Как только я получу свою часть, смоюсь отсюда так быстро, что за мной только пыль будет стоять столбом.

— А в чем, собственно, ты их обвиняешь?

— В чем я их обвиняю? — повторила она, глядя на меня, как на сумасшедшего. — Во всем! Сколько я себя помню, в этом доме всех тиранили. Сначала — отец. Он безраздельно владел нашей жизнью, лишая её всякой привлекательности. Меня пичкали неотвратимостью, физическим воздержанием и смирением, а к хлебом насущным. Наверное, я еще в колыбели грешила против святого Духа. Когда отец подружился с мистером Моффетом и вступил в Лигу Чистоты, он не стал лучше с домашними. Он умел лишь часами вести разговоры на темы морали с мистером Моффетом. Жаль, что ты тогда не знал меня! Еще несколько недель назад я была похожа на бедненькую серую мышку, готовую скрыться в норке, как только кто-то повысит голос.

Она закурила сигарету и продолжила, затягиваясь дымом:

— Меня заставляла жить лишь надежда, что отец когда-нибудь умрет. Он был уже стар… Годами, ложась в постель, я представляла себе, что он умирает… — Она рассмеялась. — А другой темой были сексуальные дела. Впервые я осталась с глазу на глаз с мужчиной, когда мне был уже двадцать один год, другими словами, три недели назад. Ты понятия не имеешь, какое у меня было замусоренное воображение. — Она с грустной миной смотрела на свою ногу. — А потом… отец действительно умер. Мне казалось, что теперь-то уж начнется настоящая жизнь. Я стала краситься, накупила множество самых модных тряпок, тонких чулок. Перед каждой едой коктейль. Я дымила, как труба! Однажды даже условилась о свидании. Я была убеждена, что наконец-то достигла желанной цели. Но вскоре поняла, что все это так же гадко и подло, как и раньше… а, возможно, еще хуже…

Мне трудно было поверить, что эта молодая девушка с чувственными губами, провоцирующим поведением и цинизмом еще три недели назад была маленькой перепуганной мышкой, дрожащей под деспотической дланью мистера Френда. До сих пор я считал всю семью Френдов приспособленной и обладающей большим жизненным опытом, и только теперь, впервые, понял, каковы эти женщины в действительности.