Я собирался найти таинственную старушку. Она ведь должна быть в просторном роскошном доме, способном укрыть по меньшей мере дюжину старушек.

Дверь, ведущая из библиотеки в коридор, была приоткрыта. Я двинулся в этом направлении. Толстые резиновые шины полностью заглушали шум колес, катящихся по пушистому зеленоватому ковру. Подъехав уже почти к самой двери, я увидел удаляющуюся фигуру миссис Френд. Я знал, что поскольку она находится в доме, все мои поиски напрасны. Отказавшись от этой мысли, я развернул кресло и покатился в сторону камина. Над камином висели четыре фотографии в одинаковых рамках: на первой была изображена Селена, на второй — Марни, на третьей — миссис Френд, а на четвертой — солидный светловолосый мужчина с воинственно подкрученными усами, вероятно, Гордон Рентон Френд Второй.

Я внимательно смотрел на фотографию человека, умершего двадцать девять дней тому назад, который якобы был моим отцом. С фотографии на меня глядело очень строгое лицо. Я прекрасно понимал, как совсем по-другому должен был выглядеть этот дом под его руководством. Неожиданно я почувствовал к нему большую симпатию. Что, собственно, связывало нас друг с другом? Завтра приедет мистер Моффет, перед которым я должен продекламировать «Оду Авроре». Имеет ли это какую-то таинственную связь с умершим мистером Френдом? И какую именно? Или с его жизнью… или, возможно, скорее с его смертью?

Все мои сомнения, временно усыпленные информацией, что доктор Крофт не лечил старого мистера Френда во время его последней болезни, ожили с новой силой. А может быть, все-таки Френды убили отца и так опутали старого доктора Леланда, что он подписал свидетельство о смерти? И теперь они боятся, что все это станет явным… Конечно, у меня не было ни одной конкретной причины, чтобы делать такие предположения, кроме информации «из других рук», полученной от Нетти. Однако как иначе можно объяснить эту игру и упорное внушение мне, что я Горди Френд? И кроме того — где настоящий Горди Френд? Неужели он все еще продолжает свою пьяную эскападу? А может, его где-то прячут до того момента, когда я отвечу за убийство?

Мысль о настоящем Горди Френде навела меня на то, что я должен был заметить с самого начала, а именно, что среди семейных фотографий Френдов отсутствует фотография Гордона Рентона Френда Третьего! Но ведь должна же она быть, это не подлежало сомнению. Нельзя ведь забывать единственного сына. Внимательнее присмотревшись к стене, я заметил по обе стороны от фотографий Селены и Марни маленькие отверстия от гвоздиков и более темные прямоугольники невыгоревшей на солнце краски. Да… Несомненно здесь должно было висеть пять фотографий, а портреты Марни и Селены перевесили так, чтобы сохранить симметрию.

Меня не удивило, что семейство Френдов убрало фотографию Горди. Теперь, когда мне уже позволили свободно передвигаться в кресле по всему дому, они не могли рисковать и оставлять ее на старом месте. С чувством легкого воодушевления я понял, что моя внешняя покорность судьбе и притворная вера в то, что они говорят, могут принести мне большую пользу. Веря, что я не буду за ними шпионить, они, вероятнее всего, не потрудились уничтожить фотографию Горди. Может быть, даже не спрятали ее далеко?.. Возможно, просто положили в ящик?

Я огляделся по комнате. Почти все стены сверху донизу занимали полки с книгами. Фотографию могли засунуть за любую из книг. Однако вначале я решил заглянуть в маленький столик, на котором стояли пишущая машинка и телефон. В первом ящике я обнаружил только какие-то счета и бумаги. Но когда выдвинул второй… на меня посмотрела фотография, которую я искал.

Она была в такой же рамке как и четыре остальных, висящих над камином. Сильно возбужденный, я взял ее в руку и внимательно рассмотрел. Она изображала молодого человека со светлыми, коротко подстриженными волосами, слабой улыбкой и темными, иронично глядящими глазами, напоминающими глаза Марни.

Рамки и глаз мне вполне хватило вместо подписи.

У меня уже не оставалось ни малейших сомнений.

Я держал в руке фотографию Горди Френда.

Первой моей мыслью было то, что у меня в руке неопровержимое доказательство. Это не моя фотография.

Через секунду в моей голове снова загудели пропеллеры не громче комариного писка, принося сомнения. Откуда я могу знать, что выгляжу не так, как на этой фотографии? Вместе с потерей памяти стерлось воспоминание о собственной внешности, а с той минуты, как я пришел в сознание, у меня не было удобного случая посмотреть на себя в зеркало. Во всей спальне не было ни одного зеркала.

А может, я выгляжу именно так, как этот молодой человек на фотографии? И что тогда? Хватит ли этого, чтобы я действительно стал Горди Френдом? На противоположной стене висело длинное зеркало в красивой раме. Я быстро направил кресло в эту сторону. Несколько секунд я испытывал самое странное чувство в жизни: я подъезжал к зеркалу, не имея ни малейшего понятия, что в нем увижу.

Я остановил кресло. Перед тем как посмотреть на себя, я еще раз очень внимательно изучил фотографию, запоминая все мельчайшие детали этого лица. А потом поднял взгляд.

Этот критический момент принес мне новую неуверенность и разочарование. Глядящий на меня из зеркала человек в общем-то имел черты, похожие на человека с фотографии. Насколько я мог ориентироваться, учитывая бинты, мои волосы были такого же русого цвета. Может, я выглядел на несколько лет старше, чем он, был увереннее в себе, решительнее. Я почти был уверен, что на фотографии изображен не я, и все же вынужден был бесстрастно признать, что между нами имеется сходство — достаточное, чтобы заронить сомнения мне в душу.

На какое-то время я совершенно забыл о фотографии, поглощенный изучением собственного лица. Оно мне нравилось. И казалось каким-то знакомым. Я не очень хорошо помнил его, но знал, что лицо мне не чужое.

— Питер, — неожиданно сказал я сам себе.

Отражение в зеркале каким-то странным образом усилило мою реакцию на это имя. — Ирис… — попытался продолжить я. — Моряк… Сан-Диего… Пропеллеры… Я провожал кого-то в аэропорт.

В углу зеркала мелькнуло что-то белое. Я перенес взгляд с моего собственного лица на это белое пятно и увидел Селену. Она перешагнула через порог комнаты и неуверенно остановилась в дверях. На ней был купальный костюм, мокрые волосы облепили голову. Она не догадывалась, что я вижу ее в зеркале. Она смотрела прямо на меня, и на ее лице было очень бдительное выражение.

Я сунул фотографию молодого человека под зеленый плед, которым были укутаны мои ноги.

— Горди, любимый! — воскликнула Селена.

Я повернул кресло, словно только сейчас заметил ее присутствие. Она улыбнулась мне своей теплой успокаивающей улыбкой. Предыдущие беспокойство и бдительность скрылись где-то под маской. Она подошла ко мне и поцеловала в губы. Губы у нее были холодные и влажные от воды.

— Мы беспокоились о тебе, любимый, — сказала она. — Ты так неожиданно исчез. Мы уж думали, что случилось Бог знает что! Но что ты здесь делаешь, скажи, ради Бога?

— Смотрю на себя в зеркало. Я ведь впервые вижу свое лицо.

Селена громко рассмеялась.

— Такое лицо разглядывают с гордостью, правда?

— Ну, оно совершенно рядовое, — сказал я. Потом показал на висящие над камином фотографии и спросил: — Этот пожилой мужчина с седыми усами, наверное, отец?

— Конечно, — Рука Селены начала легко, нежно поглаживать мою шею. — Ты не помнишь его?

Я покачал головой. Рука Селены передвинулась вперед и вверх; нежно пощекотала мне подбородок, потом губы. Она ждала, чтобы я поцеловал ей руку и забыл обо всем. Однако теперь я уже был осторожнее. Я уже не представлял из себя такой легковерной жертвы, как раньше.

— Селена, — сказал я, — почему здесь нет моей фотографии?

Её рука тем временем передвинулась под бинты и начала гладить мне волосы надо лбом.

— Неужели ты не помнишь, любимый? Ты не переносил фотоаппараты. Никогда не разрешал фотографировать себя.