После несчастного случая прилет каждого самолета вызывал страх в наших сердцах. К счастью, все сходило благополучно. И лишь один раз чуть не произошла катастрофа с самолетом, на борту которого летел Вершигора.

Дело в том, что 11 июня 1944 года его и Мишу Андросова вызвали в Киев с отчетом и для получения нового задания.

Первым из Киева возвратился Андросов. На его груди сверкали новенькие ордена Красного Знамени и Красной Звезды. Миша привез Красное знамя Верховного Совета и Совета Народных Комиссаров Украины, 650 орденов и медалей и подарки для вручения партизанам.

17 июня мы встречали Вершигору. Наступила долгожданная минута. Появился самолет и сразу пошел на посадку. Но что это? Один, второй костер остались позади, а самолет еще в воздухе. Лишь перемахнув за середину площадки, он коснулся земли. Казалось, авария неизбежна. Впереди лес. Это вовремя заметил Колесников. Он перед самым носом самолета выпустил ракету и осветил лес. Летчик не растерялся, дал полные обороты моторам и поднял самолет над лесом. Вздох облегчения вырвался из груди партизан.

Сделав большой круг, самолет вторично зашел на посадку. На этот раз по всем правилам, и посадку произвел с ювелирной точностью.

Первым из самолета вышел летчик Михайлов. Ему не дали и слова вымолвить, подхватили и начали качать. Пораженный этим зрелищем, Вершигора спросил:

— Что это значит?

— Вы были на волосок от смерти, — ответил не пришедший еще в себя, мертвенно бледный Юра Колесников.

Вершигора в полете не заметил случившегося, и только теперь до его сознания дошло, почему в самолете их так сильно тряхнуло. Глаза Петра Петровича смешно округлились, и он не нашелся что сказать, только удивленно проговорил:

— Да ну?!

Вырвавшись от партизан, запыхавшийся Михайлов подошел ко мне и спросил:

— Ну, как?

— Думал, каюк. Даже глаза зажмурил.

— Я тоже, — признался он. — Не могу понять, как выкрутился. Пришлось сделать большой круг. Не мог идти на посадку. Всего колотило…

— Скажи, что это за история с коровой? — спросил, я, чтобы отвлечь его.

— Петр Петрович побывал в партизанском госпитале. Пообещал прислать раненым молока, — смеясь, ответил летчик…

Разгрузка самолета подходила к концу, уже ящики с патронами и гранатами уложены на повозки, а возле самолета, освещенная пламенем костра поблескивала семидесятишестимиллиметровая пушка — подарок киевских арсенальцев.

— Начальник штаба, а корова? — вдруг вспомнил Вершигора.

— Какая корова? — сделал я удивленный вид.

— Как, разве не получили…

— Не волнуйтесь, товарищ командир, — сказал Юра. — Первый сорт… Симменталочка. Стоит возле елочки, жует травку и не подозревает, что ей выпала честь лететь в столицу Украины.

— Грузите!

Сделать это оказалось не просто. Буренка не проявляла особого восторга от предстоящего полета, упиралась и никак не хотела подойти к самолету. Повалили ее, связали ноги и только тогда втиснули в самолет.

День 18 июня был праздничным для первого полка. Утром роты стройными колоннами пришли на поляну. Полк выстроился буквой «П». В центре поставили длинный столб, покрытый красным полотнищем. На столе разложили коробочки с орденами и медалями, подготовленными для вручения. Бакрадзе отдал рапорт командиру дивизии, а потом скомандовал:

— Полк, для встречи знамени, смирно!

Строй замер. Слева появился старший лейтенант Колесников с развернутым Красным знаменем Верховного Совета и Совета Министров УССР. Его сопровождали ассистенты — два партизана, вооруженные автоматами. Знаменосцы, чеканя шаг, несли знамя вдоль полкового строя. Они шли так близко к строю, что полотнище касалось лиц партизан, стоявших в первой шеренге.

Знаменосцы совершили обход строя и стали на правом фланге полка. Бакрадзе подал команду: «Вольно!» Вперед выступил Вершигора и заговорил:

— Дорогие товарищи! Польский рейд получил высокую оценку Центрального Комитета Коммунистической партии Украины. За успешные боевые действия наше соединение награждено Красным знаменем Верховного Совета и Совета Народных Комиссаров Украины…

Троекратное многоголосое «Ура!» прокатилось над поляной. Засияли улыбками лица партизан.

— Кроме того, — продолжал командир дивизии, — Указом Президиума Верховного Совета СССР награждена орденами и медалями большая группа партизан нашей дивизии. Мне поручили вручить вам эти награды.

Он тут же начал вручать ордена и медали награжденным.

Затем Андросов вручил подарки Центрального Комитета комсомола Украины. Особый восторг вызвали именные автоматы, которые достались самым отважным партизанам-комсомольцам.

После вручения наград и подарков партизаны окружили Вершигору и Андросова. Посыпались вопросы. Всем хотелось послушать рассказ человека, побывавшего на Большой земле.

И еще одно радостное событие произошло в жизни партизан. Вместе с Андросовым прилетел наш старый знакомый— корреспондент «Правды» Леонид Алексеевич Коробов. Первый раз он к нам прилетел в январе 1943 года на озере Червонном. Три месяца вместе с ковпаковцами совершал рейды по тылам врага в Белоруссии и на Украине, участвовал в боях, ходил в разведку, совершал диверсии. Партизаны полюбили Леню за смелость и веселый нрав. Коробов много фотографировал и обещал прислать фотокарточки боевым друзьям. Когда он весной 1943 года улетел на Большую землю, мало кто верил его обещаниям. Но Леня сдержал свое слово, и теперь, прилетев к нам снова, привез полную сумку фотокарточек.

Партизаны были рады прилету корреспондента. Они с жадностью набросились на сумку, перебирая фотокарточки, отыскивали свои, припоминали, где и когда были сделаны снимки. Не только радость, но и грусть вызвали карточки. Часто слышалось: «Этот погиб в Карпатах», «Сердюк ранен», «Гапоненко убит».

Через час сумку переполовинили и возвратили Коробову, На мою долю тоже выпало с дюжину фотокарточек.

— Фотокарточки погибших надо отправить их семьям, — сказал Леня.

— Да, да, — подхватил Андросов и, обращаясь к секретарю комсомольской организации полка Олейнику, сказал — Вася, займись этим…

— Обязательно вышлю, — пообещал Вася.

Торжество продолжалось весь день. Организовали спортивные состязания. Выступали борцы, акробаты, бегуны, наездники. Оживленно было возле волейбольной сетки, натянутой между деревьями. Сетку и мяч привез из Киева Миша Андросов.

Все шло хорошо, пока не уселись за праздничный стол. И здесь поначалу было все в порядке. Повар Семен Сорока и его помощница Надя Левченко радушно угощали гостей и хозяев. Когда же подали котлеты, старшина Боголюбов и Колесников переглянулись и засмеялись. Сорока растерянно заморгал маленькими глазками и поспешил к кухне. На вопрос, чем вызван смех, Колесников и Боголюбов отшучивались и прямого ответа не давали. Я даже не предполагал, что этот иронический смех имел прямое отношение ко мне. Скоро все выяснилось.

Оказывается, повар Сорока чистил свой карабин, случайно выстрелил, и надо же было пуле попасть в голову моего коня. Серый свалился замертво. От меня это скрыли. Предприимчивый повар упросил Боголюбова и Колесникова пока не говорить мне о случившемся, разделал Серого, кожу променял крестьянам на самогонку, а из мяса нажарил котлет. Этими-то котлетами Сорока и потчевал нас.

Все это рассказали мне после обеда. Бакрадзе, Вершигора, Андросов, Коробов, Колесников и особенно Тютерев смеялись до колик в животе. Я же не на шутку обозлился. Честно говоря, коник был невзрачный, но я к нему привык. Вообще лошади — моя болезнь. К ним я пристрастился еще в Тамбовском кавалерийском училище и считал, что нет животного лучше лошади. И неудивительно, что случай с Серым испортил мне праздничное настроение.

После обеда Вершигора, Андросов и Коробов в сопровождении взвода конных разведчиков уехали в штаб дивизии в Большой Рожин. Прощаясь, Петр Петрович предупредил:

— Завтра примете последний самолет. Через два-три дня выступаем…

Как только проводили гостей, ко мне подошел озадаченный доктор Зима.