Шло время. Суровая боевая обстановка заставила доктора по-иному взглянуть на многие вещи. К моменту прихода Мирослава Зимы в первый полк трудно было узнать в этом решительном человеке того добренького интеллигента, которого встретил Вершигора в Черном лесу. Сам Зима после признавался.

— Я увидел и понял то, чего не поймут миллионы людей, не побывавшие среди советских людей в годы войны.

В характере Зимы оставались прежними лишь его трудолюбие, честность, теплая забота о людях, желание сделать добро другим.

Как и Дина Казимировна, Мирослав много труда положил на подготовку медицинских сестер. Шестнадцатилетние Зоя и Лида, пришедшие в полк, за два месяца стали хорошими медсестрами, помощницами доктора. Прошла обучение у доктора Зимы и Елена Евстафьевна, переведенная к нам из третьего полка.

Находясь среди раненых, Зима шутками и прибаутками подбадривал их, вселял уверенность в выздоровление. Мне довелось слышать, как он, инструктируя медицинских сестер, говорил:

— Для нас, медиков, важно, чтобы раненый или больной поверил в наши способности. Добьетесь этого — считайте, наполовину справились с задачей. Не скупитесь на ласку. Вы заменяете раненому и сестру, и жену, и мать.

Услышав это, я понял, почему его так любили больные. Скоро мне самому пришлось испытать способности доктора…

Наблюдая за Зимой, мало кто знал, что у него творится на душе. Лишь однажды он разоткровенничался.

— Тяжело мне.

Меня удивила и встревожила такая перемена в нем.

— Стряслось что-нибудь? — спросил я.

— Понимаете, душа болит, — пожаловался упавшим голосом Зима. — Жену мою казнили фашисты. Остался сынок. Где он? Что с ним? Может, и его уже нет?

Это откровение для меня было совершенно неожиданным.