— Где она сейчас?
— В колонне, на своем месте.
— Спасибо тебе. Теперь езжай доложи Вершигоре. Пусть накрутит хвосты артиллеристам.
— Да и их жаль. На ногах не стоят.
— Другие не меньше устали. Такое прощать нельзя. Доложи.
Колесников разыскал Вершигору в голове колонны в тот момент, когда от шоссе Видомяя—Чернавчицы вернулось отделение Маркиданова. Разведчики доложили, что противник занимает оборону вдоль дороги. По шоссе все время курсируют танки.
Близился рассвет. Мы повернули на восток и вышли к шоссе Брест—Каменец, южнее Видомли. К месту, облюбованному нами для переезда, подъехало десять автомашин с гитлеровцами. Они ехали с зажженными фарами. Судя по их поведению, нас еще не заметили. Машины остановились, и из кузова высыпали немцы. Пройдет немного времени, и они займут оборону в кюветах.
Откровенно говоря, появление фашистов у нас не вызвало особого восторга. Мы настолько устали, что, казалось, готовы были лечь прямо в грязь и спать как убитые. Тогда никакая сила не подняла бы нас для решительного броска. Это понимал Вершигора. Понимал он и другое. Нельзя упускать выгодного момента. Танки еще не подошли, а пехота не изготовилась к бою.
Петр Петрович вскочил на коня, снял с плеча автомат, скомандовал: «Вперед!» — и пустил рыжего галопом к переезду. За ним в атаку бросились Войцехович, Бакрадзе, Кульбака, Ленкин, Андросов, разведчики, взвод управления артбатареи во главе с Прутковским и десяток мальчишек-связных.
По колонне понеслись тревожные возгласы:
— Комдив пошел в атаку!
— Борода в опасности!
Первым на выручку бросился начальник штаба кавдивизиона Семен Тутученко, только что подоспевший с эскадроном. Пехотинцы, даже ездовые, забыв об усталости, устремились к переезду. Партизаны в этот удар вкладывали кипевшую к врагу ненависть и зло за смерть товарищей, бессонные ночи, голодные дни и изнуряющие бои…
Застигнутые врасплох фашисты метались по шоссе, старались укрыться в кюветах. Кавалеристы кинулись преследовать удиравших. Тутученко устремился за убегавшим немцем — не то полковником, не то генералом. Тот улепетывал от настигавшего всадника. Когда понял, что спастись не удастся, остановился и дважды выстрелил из пистолета в Тутученко, и оба раза промазал. Третьего выстрела не последовало. Семен взмахнул шашкой, вкладывая в удар всю свою силу…
Подоспел третий полк и завершил разгром врага. Было убито свыше ста гитлеровцев, сожжено три бронемашины и пять грузовиков.
В то время, когда партизаны расправлялись с гитлеровцами, у переезда чуть было не вспыхнула паника. Один из наших командиров (не буду называть его фамилии) увидел, как Вершигора со штабом и горсткой партизан бросился на врага, вместо того чтобы поспешить на помощь, начал истерически кричать:
— Товарищи, нас предали! Вершигора со штабом бежал!!! Мы пропали!
К нему подбежало несколько ездовых. Ничего не понимая, они слушали его с раскрытыми ртами и растерянно озирались. Раненые, оставленные ездовыми без присмотра, беспокойно заерзали на повозках… Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не боец, раненный в ноги. Он выдернул из-под подушки автомат и закричал:
— Брешешь, гад, наши командиры не продажные!
Этот крик как рукой снял с ездовых оторопь. Они кинулись от паникера, как от прокаженного…
О том, что творится на переезде, кто-то сообщил Вершигоре. Прискакал разгоряченный боем Петр Петрович.
— Панику поднимать?! — наезжая на паникера и теряя самообладание, кричал комдив. — Получай!
Он направил на паникера автомат и нажал на спусковой крючок. Послышался щелчок. Быстро перезарядив, Вершигора вторично навел автомат… Выстрела не последовало. Магазин пустой. Бросив автомат на землю, Петр Петрович протянул руку к кобуре, но сзади за руку схватил его Миша Андросов.
— Товарищ подполковник, опомнитесь!
— Пусти! Застрелю! — горячился Борода, вырывая руку…
Пока комдив боролся с Андросовым, паникер, изрядно перетрусив, улизнул и затерялся в обозе.
Вершигора бушевал. Никогда я не видел его таким разгневанным и возмущенным. Примчались Войцехович, Ленкин и Бакрадзе. Успокоили комдива, навели порядок в колонне. Дивизия возобновила движение.
Петр Петрович был мрачнее тучи. Рядом с ним ехал замполит Москаленко. Они о чем-то тихо говорили.
О случае на переезде никто из партизан не вспомнил. А командир, поддавшийся панике, несколько суток не появлялся на глаза Вершигоре.
…Утром расположились в селах Демьянче и Хмелево, недалеко от Бреста. Заняли круговую оборону. К Каменцу, Бресту и Жабинке выслали разведку. Несмотря на сильную усталость, почти никто не ложился спать. Соседство с Брестом не давало покоя.
Первыми от Бреста возвратились дивизионные разведчики. Еще издали можно было заметить, что они возбуждены.
— Что нового? — спросил я разведчиков.
— Новостей куча, — весело ответил Павлик Лучинский. — В Бресте гарнизон в четыре тысячи человек. Есть и танки.
— Ничего себе соседство! Почему же вы веселитесь?
— Немцы получили приказ — во что бы то ни стало удержать город. Еще с вечера не вылазят из дотов и дзотов.
— Если так, то пусть себе на здоровье держат, — сказал я с облегчением.
Расчет Вершигоры на психику противника оказался верным. Дневка первого полка и штаба дивизии прошла спокойно. По всей вероятности, командование брестского гарнизона не имело никакого представления о наших силах, а главное о том, что нам почти нечем было воевать. Их ввела в заблуждение народная молва, преувеличившая наши силы раз в десять. В противном случае враг не отсиживался бы в дотах и дзотах.
Второму и третьему полкам и на этот раз пришлось выдержать двенадцатичасовой бой с противником, наступавшим со стороны Каменца.
Вечером дивизия, отразив наступление немцев, выступила в поход. Однако в последний момент около двух батальонов противника напали на Хмелево, где оборонялся кавдивизион. Оставив второй эскадрон Тетеркина для прикрытия, дивизия продолжила марш. Три часа кавалеристы отбивали атаки гитлеровцев, потом сели на лошадей и догнали колонну.
Партизанская дивизия оторвалась от карателей, пересекла шоссе Каменец—Жабинка и ускоренными переходами пробиралась в белорусские леса Пинщины. Очередная дневка в селениях Кривляны и Пестенки, в пяти километрах западнее железной дороги Барановичи—Брест, прошла спокойно. Видимо, противник потерял нас из виду. Наше появление у переезда южнее станции Тевли было неожиданным, поэтому с охраной справились сравнительно легко. И только дивизия начала переход через железную дорогу, как со стороны Барановичей появился поезд.
— Батальон, к бою! — подал команду Колесников, ехавший во главе первого батальона.
Мы не сомневались, что это бронепоезд. О нем наслышались от местных жителей… Наши артиллеристы изготовились к бою. Они не дождались, пока паровоз наедет на подложенную мину, и ударили из орудия. Снаряд угодил в котел. Окутанный паром, шипящий паровоз по инерции прокатился метров двести — двести пятьдесят и остановился.
— Батальон, за мной! — выкрикнул Колесников.
Партизаны побежали вдоль железнодорожного полотна к поезду. Навстречу ударило свыше десяти пулеметов. Немцы толком не поняли, откуда нападают партизаны, и стреляли во все стороны. Трассирующие пули пролетали над колонной. Растерявшийся ездовой не справился с лошадьми, и одна из штабных тачанок опрокинулась прямо на переезде. Движение застопорилось. Верхом на коне подскакал Вершигора и вместе с ездовыми поднял тачанку.
Бой разгорался нешуточный. К счастью, это был не бронепоезд, а эшелон с танками и бронемашинами, установленными на платформах. Экипажи, видно, были на своих местах. Поэтому-то эшелон так сразу и ощетинился мощным пулеметным огнем.
Колесников развернул бойцов в цепь. Пулеметчики и автоматчики взяли под обстрел весь эшелон. Бронебойщики с близкого расстояния начали расстреливать танки. Удалось зажечь несколько машин. Юра так увлекся боем, что забыл о своей главной задаче: расчищать путь для всей дивизии. С противоположной стороны дороги послышался возглас Цымбала:
