Мы радовались успеху. Но эта радость была преждевременной. Противник тоже не дремал. Он разгадал наш замысел и подтягивал все новые и новые подразделения. Прилагал все усилия, чтобы не впустить партизан в леса. У моста появился фашистский танк и открыл огонь из пулемета и пушки. Кто-то выкрикнул: «Француз упал! Легре ранен!»
Бронебойщики ударили по танку и подожгли его. На выручку французу кинулись товарищи. Вынесли в безопасное место. Прибежала медсестра, быстро разрезала джемпер и рубанку, приготовила шприц для укола. Но поздно. Мишо Легре был мертв. На его оголенной груди полукругом синела татуировка.
— Что там написано? — спросил Тютерев у подошедшего Колесникова.
— Ма ви а ла Франс! — прочитал Юра и перевел: — Моя жизнь — Франции!
— Поди ж ты — Франции, а голову сложил у Беловежской пущи, — проговорил москвич Димка Качаев.
Второй и третий полки тоже вступили в затяжной бой с противником, наступавшим с запада и юга. Однако основные события развертывались перед первым полком.
С севера, со стороны Беловежа, подошли свежие подразделения немцев и усилили нажим на третью роту Касинцева. Одновременно по дороге Каменец—Дмитровичи с юга подошла пехота с танками и артиллерией и обрушилась на первую роту. Партизаны хорошо замаскировались. Бокарев послал взвод Деянова в обход справа, а остальным приказал подпустить противника и бить наверняка. Так и сделали.
Не встречая сопротивления, цепь гитлеровцев шла вслед за танком. Когда до партизан оставалось меньше сотни метров, танк подорвался на мине. От неожиданности немцы залегли. Но тут же вновь поднялись. Этим воспользовался Бокарев и подал команду:
— Огонь!
Застрочили пулеметы и автоматы. Мины начали рваться в самой гуще немцев. В это же время во фланг карателям ударил взвод Деянова.
— В атаку! — подал команду взводный Виктор Богданов. Выскочил из укрытия и, стреляя, бегом устремился на фашистов, увлекая за собой взвод.
Примеру взвода последовала вся рота. Немцы, видимо, не ждали такой дерзости со стороны партизан, растерялись и, несмотря на свое численное превосходство, в панике бежали. Ободренные успехом, бокаревцы преследовали и уничтожали фашистов.
Вале Косиченко удалось захватить двух пленных гитлеровцев.
Пулеметчик Соснин увлекся погоней за немецким офицером и не заметил, что израсходовал патроны. Тогда он перехватил мадьярский пулемет за ствол, догнал офицера и огрел его прикладом по голове. Фашист свалился. Соснин схватил его за руку и волоком потащил обратно. Вдруг видит, из леса выскочили пятеро фашистов. Они бросились ему наперерез. Что делать? Пулеметчик упал на землю, положил впереди себя оглушенного офицера и вытащил пистолет. Но что сделаешь с одним пистолетом против пяти автоматов. Он не спешил, подпустил гитлеровцев, тщательно прицелился и выстрелил. Один фашист свалился. Выстрелил еще несколько раз, но промазал. В магазине ни одного патрона. Последний в патроннике. Неужели конец?!
— Петя, держись! — услыхал он голос своего дружка Феди Грамотина.
Пророкотали одна за другой три длинные очереди. Фашисты попадали.
— Федя, дружок! Милый ты мой, хороший — спасибо! — радостно затараторил Соснин.
— После, после, Петя, — прервал его Грамотин, кивнул головой в сторону офицера, спросил: — Живой? Тащи его, а я посмотрю, не уцелел ли кто из гитлеровцев…
Бокарев с бронебойщиками и резервным отделением бежал несколько позади цепи роты и зорко следил за действиями взводов. Он увидел, что справа появились три танка и человек триста пехоты. Приказал бронебойщикам обстрелять танки. Развернул отделение вправо, чтобы прикрыть отвод роты на исходные позиции.
Не так-то просто остановить партизан, разгоряченных боем, тем более что контратака успешна. Все же Бокарев сумел отвести взводы и расположить в оборону… Во время контратаки выбыл из строя заместитель командира роты Яша Декунов. Он получил три пулевых ранения. Был раней Валентин Косиченко, но продолжал сражаться.
Неравная борьба разгоралась. Гитлеровцы, обозленные первыми неудачами, предпринимали атаку за атакой. Ценой больших потерь им удалось прорваться к мосту. Часть Третьей роты во главе с Бычковым оказалась за рекой, отрезанной от батальона. Обстановка еще больше обострилась. Да к тому же Бакрадзе заболел.
Мы с Тоутом находились на наблюдательном пункте недалеко от села. Тут же, закутавшись в шубу, сидел Бакрадзе. Увидели пять подвод, выехавших из леса. Их сопровождало отделение конных разведчиков. Неожиданно из леса, метрах в двухстах правее обоза, появилась группа гитлеровцев. Они открыли стрельбу из пулеметов и минометов. Обоз помчался вскачь. Разведчики спешились и вступили в бой с противником. Обоз, подгоняемый взрывами мин, мчался по открытой местности. Вдруг под задком одной телеги — взрыв. Отлетело колесо и покатилось вперед, обгоняя лошадей. Осколками распороло подушку. Кони, напуганные взрывами и стрельбой, летели галопом, волоча за собой искалеченную телегу и оставляя на своем пути облако из пуха и перьев. Уцелевшие раненые и ездовой каким-то чудом удерживались в повозке.
На выручку обозу из Рожковки выскочили человек двадцать всадников. Обходя справа, они вышли в тыл группе гитлеровцев, просочившихся в расположение первого батальона, и внезапной атакой разгромили карателей. Захватили в бою миномет и сразу же повернули его против немцев.
Обоз укрылся в селе. На подводах были раненые партизаны первого батальона. На пострадавшей телеге — тяжелораненый командир первой роты Степа Бокарев.
— Патронов, патронов давайте! — первое, что сказал Бокарев подбежавшему к нему комиссару Toyту. — У некоторых бойцов осталось по пять-десять патронов.
Особенно не везло в последнее время первому батальону. За четыре дня боев из строя вышли командир батальона Сердюк, командир роты Бокарев, его заместитель Декунов, погибли командир отделения Сидоренко, пулеметчик Щербат…
Обстановка у моста складывалась для нас трагически. Много было раненых. Наступил «патронный голод». У некоторых не осталось ни одного патрона. Да и боевой дух партизан поостыл. На бойцов сильно подействовало ранение командира роты Бокарева.
Противник продолжал наращивать силы. Танки курсировали вдоль леской опушки. Самолеты безнаказанно наносили удары по нашим подразделениям. Артиллерия и минометы непрерывно долбили боевые порядки партизан.
Выслушав донесения из батальонов, мы поняли — вторично овладеть мостом силами первого полка вряд ли удастся.
Посоветовавшись с Бакрадзе и Тоутом, я пошел к командиру дивизии просить помощи.
— Рассчитывайте только на свои силы, — ответил Верши-гора. — Помочь ничем не могу. Все полки втянуты в бой.
— А кавдивизион? — спросил я.
— Кавдивизион — мой последний резерв. Для него очередь еще не наступила.
Начальник штаба Войцехович раскрыл карту и рассказал мне обстановку на участках других полков. Там было не легче.
— Наши разведчики раньше не успели побывать в Беловежской пуще. Что там делается? Для нас — темная ночь. Прорваться с хода не удалось. Противник подтянул крупные силы и преградил путь в леса. Причина такого упорства — тоже загадка, — сказал Василий Александрович. — Кроме того, не менее полка гитлеровцев наступает с юга и востока. Только что разведчики доложили: подошли части противника с запада. Видимо, те, с которыми мы воевали вчера. Второй и третий полки с трудом сдерживают атаки пехоты и танков. Авиация не дает покоя. От вас зависит — быть нам в Беловежской пуще или нет…
В нерадостном настроении возвратился я в полк. Выслушав меня, Бакрадзе сказал:
— Что же, Вано, будем пробиваться.
— Я иду в первый батальон, — сказал Тоут.
Бакрадзе приказал «подчистить» хозяйственные подразделения. Собрать патроны у ездовых… Наскребли человек пятнадцать и послали для усиления рот.
— Это только и всего? — невесело спросил Тоут, разглядывая подкрепление. — Ну что же? И на этом спасибо. Сделаем еще одну попытку. Может, удастся мост захватить и вызволить группу Бычкова…