Бакрадзе подозвал заместителя командира артбатареи Якова Михайликова и спросил:

— Что ты предлагаешь?

Яков Матвеевич Михайликов был мастером своего дела, В отряде он с января 1942 года. Командовал противотанковой пушкой, артиллерийским и минометным взводами, а когда получили 76-миллиметровые орудия, был назначен заместителем командира артбатареи. Однако получилось так, что Михайликов фактически командовал батареей. Во всяком случае, выполнение боевых заданий лежало на его плечах. Это ему принадлежит идея ночной стрельбы прямой наводкой черёз ствол по вспышкам вражеских пулеметов при. штурме реки Ломницы, на подступах к Карпатам.

Он заслуженно пользовался славой хорошего артиллериста, за что партизаны прозвали его Яшкой-артиллеристом. К его авторитетному мнению прислушивались командиры пехотных подразделений.

И теперь на вопрос Бакрадзе Яшка-артиллерист ответил:

— Будем расстреливать с этого берега.

Бакрадзе принял решение: артиллерийским огнем с восточного берега разрушить электростанцию и водокачку. Поставили орудия на прямую наводку. Вася Алексеев и Виктор Морозов — снайперы артиллерийского огня — навели пушки на электростанцию. Через реку полетели снаряды. Эхом отозвались разрывы…

После нескольких залпов свет потух. Но здание электростанции виднелось белым пятном. Орудия продолжали обстрел. Возник пожар и осветил водокачку. Перенесли огонь на нее.

В результате обстрела были повреждены электростанция и водокачка. Завод некоторое время вынужден был бездействовать.

Весть о действиях советских партизан облетела многие села Люблинщины. К нам приходили все новые представители польских партизан с предложением о совместных боевых действиях. С каждым днем усиливались удары по гарнизонам и путям снабжения гитлеровцев на территории Польши.

Бои и диверсии, проведенные советскими и польскими партизанами, дали свои результаты. В одном из донесений в марте 1944 года гитлеровский руководитель железных дорог писал генерал-губернатору Польши Франку:

«Число подрывов составов при помощи взрывчатки, нападений на станции и железнодорожные сооружения (в Люблинском воеводстве) за период февраль — март сего года постоянно возрастает. В настоящее время в день в среднем насчитывается 10–11 налетов.

На некоторых участках можно ездить только с конвоем и только днем, как, например, на участке Лукув—Люблин. По другой линии, Завада—Рава-Русская, можно ездить только в определенные дни и в определенные часы, в остальное время движение здесь остановлено. Также и в Билгорайских лесах мы бессильны против нападения»[16].

Даже генерал-губернатор Франк вынужден был записать в своем дневнике, что одна треть Люблинской провинции уже не подчиняется оккупационным властям. Там не действуют ни администрация, ни исполнительные органы. Полиция может действовать на данной территории силами не менее полка.

Наше соединение продолжало активные боевые действия на территории Польши. Властная рука партизанского командира умело и решительно направляла удары народных мстителей по самым чувствительным местам противника.

Среди врагов паника. Генерал-губернатор Ганс Франк и главный полицейский начальник оккупированной Польши Крюгер были бессильны в борьбе против партизан. Они вынуждены были обратиться за помощью к гитлеровскому командованию. К местам диверсий и нападений партизан мчались полицейские и полевые войска, грохотали танки дивизии СС «Викинг», рыскали самолеты. У телефонной трубки надрывается комендант города Люблина: «Ахтунг! Кальпак!» На дорогах при выезде из городов и местечек появились таблички с надписью: «Внимание! Партизаны Ковпака!»

Каждое партизанское соединение за многомесячную боевую практику вырабатывало свой «почерк» ведения боя. Ковпаковский не был похож ни на какие другие. Поэтому гитлеровские генералы определили, что имеют дело с партизанами Ковпака.

Весть о появлении советских партизан в «области государственных интересов Германии» дошла до Берлина и произвела впечатление взорвавшейся бомбы.

Еще бы! Ведь всего полгода назад обергруппенфюрер СС и генерал полиции Фон дем Бах из Ровно в своем приказе оповестил население и донес Гиммлеру, а Гиммлер доложил фюреру, что «банда Ковпака, насчитывавшая около двух тысяч человек, уничтожена в Карпатах. Спастись удалось лишь Ковпаку с пяти десятью партизанами.

Можно себе представить, какое было ликование по случаю «разгрома» крупного и опасного партизанского соединения, доставившего немало хлопот гитлеровскому командованию и администрации на оккупированной территории Украины и Белоруссии.

И вдруг снова: «Внимание! Партизаны Кальпака!» Только на этот раз ближе к германской границе. Это оплеуха не только обергруппенфюреру СС и генералу полиции Фон дем Баху, но и всемогущему Гиммлеру. Ведь именно он, Гиммлер, клялся фюреру, что в Карпатах раз и навсегда покончено с опасным Ковпаком.

Не оправдались надежды фашистов. Соединение — живет. И не только живет, но и активно действует. Имя Ковпака не сходит с уст всполошившихся гитлеровцев.

— Ох, Петрович, насолил же фрицам наш дед Ковпак, никак не могут опомниться, — радовался успеху партизан Москаленко. — Им и невдомек, что Сидор Артемович живет себе в Киеве, а командуешь ты.

Да, тогда еще имя Вершигоры для врага было мало известно.

— А чему здесь удивляться? — сказал Вершигора. — Если бы кто-нибудь до войны сказал мне, что я буду военным человеком, я бы сам удивился. Но если бы мне сказали, что буду командовать соединением в тылу врага, я удивился бы еще больше.

Кто бы мог подумать, что из сына молдавского сельского учителя, рано оставшегося сиротой, с одиннадцати лет вынужденного батрачить, чтобы заработать на кусок хлеба, мечтавшего стать агрономом, а ставшего кинорежиссером, получится командир прославленного партизанского соединения!?

Но случилось именно так. Партизаны под командованием Петра Петровича Вершигоры много неприятностей причинили противнику. Гитлеровцы активизировали свою разведку. Из Львова, Люблина, Перемышля и Билгорая потянулись ее щупальцы к партизанам. Но ковпаковцы были начеку. Не стояли в стороне и польские патриоты.

Только за один день в селе Циосьме Билгорайского повята с их помощью и благодаря постоянно проявляемой партизанами бдительности было задержано свыше тридцати шпионов. Большинство из них уголовники из люблинской тюрьмы. Они прошли специальную подготовку и к нам были засланы люблинским гестапо.

Разоблачив первого шпиона, наши командиры допросили его, узнали приметы остальных и задержали их. Одного шпиона направили обратно с письмом. В нем говорилось:

«Господин комендант! Мы, советские партизаны, очень тронуты тем, что вы проявляете глубокий интерес к численному составу и вооружению нашего соединения, засылая к нам с этой целью своих шпионов. Считаем за честь сообщить, что все они благополучно прибыли в пункт назначения и сейчас находятся у нас. В подтверждение этого направляем к вам одного из них с настоящим письмом. Что же касается нашего оружия и численного состава, то мы постараемся удовлетворить ваше любопытство и сегодня всем партизанским соединением прибудем к вам в гости, чтобы продемонстрировать перед вами боеспособность и вооружение. Советские партизаны».

После отправки письма Вершигора сказал:

— Интересно знать, что предпримет комендант? Товарищ Бережной, для большей убедительности пошлите взвод разведчиков, пусть ночью обстреляют немецкий гарнизон.

— Поручим это дело Зяблицкому. Сделает все как по нотам, — предложил Клейн…

Тревожно провели ночь гитлеровцы. Гарнизон города занял круговую оборону и непрерывно пускал ракеты. А когда город обстреляли разведчики с одного, с другого места, там поднялась страшная пальба и не утихала до утра. Как стало известно, комендант города Люблина тоже всю ночь не покидал кабинета, не смыкал глаз до утра, ожидая нападения партизан. Мы же и не помышляли об этом. Воспользовались тем, что немцы стянули карателей в Люблин, усилили подрывные действия на железных дорогах.