Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Убедив себя в том, что на санитарный поезд напали немецкие десантники, Ларионов успокоился, решил дождаться утра и идти на поиски своих. Сейчас же он не был в состоянии двигаться. Устроился поудобнее и попытался уснуть. Но не смог: в ушах еще стояли рев моторов, взрывы бомб, гул пламени и предсмертные крики товарищей. К тому же не давала покоя растревоженная рана. Он осторожно дотронулся до повязки и понял, что она сползла…

Десять потов сошло, пока он на ощупь перебинтовал рану, зато как только затянул бинты, почувствовал облегчение. Но тут новая беда: начал донимать холод. Убежал он налегке, даже без фуражки. Влажная от пота гимнастерка остыла и ледяным панцирем облегала тело. Знобило. Стараясь согреться, Ларионов шевелил лопатками, руками растирал плечи, спину. Однако это мало помогало. Холод проникал все глубже и глубже. И чем дальше, тем невыносимее становился холод. Подмораживало, листья и жухлая трава покрылись серебристым инеем…

Когда стало невтерпеж, Виктор, цепляясь непослушными руками за орешник, попытался подняться. Гибкие ветки наклонялись и не могли быть опорой. Тогда он выполз из куста, подобрался к осине и, карабкаясь по ее стволу, поднялся. Сразу же почувствовал прилив крови в раненую ногу. Она была непомерно тяжелой и чужой. Перевел дух, осмотрелся и только теперь заметил, что воздух стал более прозрачным, среди редких деревьев белели стволы березок. Светало.

Постоял немного, размышляя, куда идти. Возвращаться к сгоревшему эшелону было сверх его сил, да и боязно. А вдруг там засада десантников! Решил выйти к железной дороге, посмотреть, что там делается. Может, удастся встретить своих. Ларионов понимал: в его положении далеко не уйдешь. И под ложечкой сосало, хотелось есть. Со вчерашнего утра крошки во рту не было.

Огляделся. Увидел кучу сухого хвороста. Подскакал на одной ноге. Выбрал палку покрепче, обломал сучья и, опираясь на нее, поплелся в сторону железной дороги. Идти было трудно. Раненая, словно налитая свинцом, нога казалась длиннее здоровой и так и норовила зацепиться за кочку или кустик…

Было уже совсем светло, когда послышался гул моторов. Слышно приближение автомашин. Виктор обрадовался и заторопился к дороге, опасаясь, что машины успеют проскочить и его не заметят. Запыхавшийся выскочил на опушку рощи и невольно попятился в кусты. По проселку, пролегавшему рядом с железной дорогой, из Нежина на Бахмач ползла колонна немецких автомашин с пехотой. В кузовах грузовиков ровными рядами, как на параде, сидели сытые, отдохнувшие за ночь, уверенные гитлеровцы. Они горланили какую-то песню.

«Вот тебе и десантники!» — с горечью подумал Ларионов. Рухнули последние зыбкие надежды. Подавленный, он опустился на пень, устремил ненавидящий взгляд на оккупантов. В этот момент Виктор даже боли не чувствовал. Ее заглушила ненависть к этим самоуверенным молодчикам. Было горько и обидно видеть, как они раскатывают по нашей земле. Как ему хотелось сейчас быть вместе с товарищами и уничтожать врагов!

«Рано торжествуете, господа фашисты! Мы еще встретимся, и тогда не ждите пощады. Я вам припомню эшелон и сгоревших товарищей!» Но это были мечты. А сейчас для молодого лейтенанта начались дни тяжелых испытаний.

Оставшись один в лесу, раненый Виктор не пал духом и взял направление на восток. Весь день пробирался лесом, но своих не встретил. Голод пригнал его к лесной деревне. И здесь Ларионова постигла неудача. В деревне было полно немцев.

Дальше идти не было сил. Донимал голод. Виктор углубился в лес, набрел на куст шиповника и с жадностью набросился на кисло-сладкие плоды, тронутые первыми морозами. Быстро обобрал куст, однако голода не утолил. Сорвал гриб, пожевал его, но почувствовал подступающую тошноту и выплюнул.

Надвигалась ночь. Надо было подумать о ночлеге. Отыскал копну сена, сделал в ней нору, залез туда и сразу же уснул мертвым сном. Давала себя знать смертельная усталость и проведенная без сна прошлая ночь. Он был настолько изнурен, что не чувствовал даже боли в раненом бедре…

Трое суток, обходя населенные пункты, превозмогая усталость и боль, продвигался на восток Ларионов. Впереди слышались артиллерийские раскаты, манившие к себе лейтенанта. Иногда казалось, что еще немного и он будет у своих. Но стрельба вдруг утихала, а на следующий день вновь возобновлялась уже дальше. Виктор потерял всякую надежду догнать фронт. Однако не сдавался, продолжал идти. И хотя он приспособил две палки с развилой вверху, на которые опирался, как на костыли, каждый шаг давался ему с огромным трудом. За последний день он прошел всего несколько километров. Мысль о еде не покидала его ни на секунду. Лесные кислицы и груши не утоляли голода, не прибавляли сил. Хотя бы корочку хлеба и глоток молока!

Виктор чувствовал — уходят последние силы. Его качало из стороны в сторону. Перед глазами проплывали разноцветные круги. Он все чаще и чаще останавливался, чтобы перевести дух, подолгу лежал и с ужасом думал: «Неужели конец!» А жить ох как хотелось! И Виктор заставлял себя подниматься и идти. Идти во что бы то ни стало! Только в этом он видел спасение.

Наконец случилось то, чего больше всего боялся Ларионов. Его свалил голодный обморок. Сколько провалялся — Виктор не помнит. Когда же пришел в себя, почувствовал опустошенность и безразличие ко всему. Даже ощущение голода пропало. Казалось, никакие силы не способны сдвинуть его с места. Но Ларионов какими-то сверхчеловеческими усилиями воли заставил себя подняться. Его пошатывало. Стараясь не упасть, он налег на палки и сделал шаг здоровой ногой, выбросил палки вперед и еще шаг… Так, шаг за шагом, с железным упорством Виктор шел вперед навстречу жизни. Смутно помнил, как выбрался из леса. И когда перед ним оказалась женщина, не поверил, подумал, что бредит. Опомнился лишь после того, как женщина, увидев его, заросшего, худого, грязного, в рваной одежде, всплеснула руками и ужаснулась: «Ой, мамочка, в чем только душа держится!»

Последние силы покинули лейтенанта. Перед глазами замелькало, закружилось, земля встала на дыбы, и он, теряя сознание, свалился как мешок. Ларионов не слышал, как женщина приволокла его в хату, стащила с него рваную, грязную одежду, располосовала ножницами пропитанные кровью, заскорузлые бинты и… отшатнулась. Рана кишела червями.

— Мамочка родная, так они и человека съедят! — перепугалась она, не подозревая, что именно благодаря червям, очищавшим рану, лейтенант избежал гангрены и остался жив.

Хозяйка достала марганцовку, сделала раствор и промыла рану. Затем разорвала простыню на длинные полосы, с помощью соседки сделала перевязку, переодела раненого в чистое мужнино белье и уложила на кровать.

Виктор спал, как убитый. Хозяйке иной раз казалось, что он умер. Она подходила, с тревогой прислушивалась к его дыханию и успокаивалась. Так и просидела остаток дня и всю ночь до утра, не смыкая глаз. Утром раненый зашевелился и застонал. Она сразу же кинулась к нему и сочувственно спросила:

— Больно?

— Пить, — прошептал Виктор, не открывая глаз.

— Зараз я тебе молочка, — заторопилась хозяйка, схватила кружку с молоком, давно приготовленную для этого случая, подбежала к раненому, засунула одну руку под подушку и приподняла голову Виктора, а второй поднесла кружку к губам: —Пей, соколик, пей…

Ларионов припал губами к кружке. Пил жадно, большими глотками. Оторвался лишь после того, как опустошил кружку. Откинулся на подушку, открыл глаза, удивленно обвел взглядом комнату и испуганно уставился на незнакомую женщину.

— Где я?

— Лежи, лежи… Ты у своих.

— Хочу в госпиталь…

— Нет здесь госпиталя… Наши отошли, — сказала женщина и поспешила успокоить раненого — Да ты не бойся, в наш хутор немцы еще не приходили…

Больше месяца провалялся Виктор у своей спасительницы на хуторе Отрубы Путивльского района Сумской области. А когда поправился, из соседнего села пришли подпольщики, забрали с собой и увели в партизанский отряд С. А. Ковпака.

Для лейтенанта Ларионова началась новая, полная опасностей и подвигов партизанская жизнь. Стараясь наверстать упущенное, отплатить оккупантам за их злодеяния, он сам напрашивался на боевые задания. Ходил в разведку, на диверсии, участвовал в разгроме вражеских гарнизонов. Однажды ему с группой товарищей поручили расправиться с предателями-полицаями в селе Стрельники. Виктор и некоторые товарищи из его группы были одеты в немецкую форму, как шутили партизаны, перешли на вещевое довольствие фюрера. Полицейские и полевая жандармерия приняли партизан за немцев. Этим воспользовался Ларионов и без единого выстрела разоружил тридцать предателей.

32
{"b":"280948","o":1}