— Как ноги? — спросил врач.

— Целы, — отвечаю.

— Что же у вас, аппендикс? На что жалуетесь? — допытывался врач.

— Ни на что…

— Так какого же дьявола вы нам головы морочите?! — раскричался врач.. — Почему вы, вполне здоровый человек, пришли сюда? Думаете, нам делать нечего?

.— Я не пришел, меня привели, — ответил я, а сам подумал: «Ну и попал в переплет!»

— Ничего не понимаю, — развел руками доктор. — Хоть скажите, кто вас привез?

— В грузовике…

— Ну-ка подойдите ко мне еще разок. Покажите язык, больше, больше… Теперь глаза. А как со слухом?

— Теперь вроде нормально, только шум в голове.

— В бою вчера были?

— Был… А чем там кончилось, не знаю.

— Оглушило, значит? Так бы сразу и сказали, не морочили нам головы, — доктор даже повеселел. — Счастливо отделались, молодой человек. Простите, как вас величают?

— Семченок, Семен Семенович.

— Зоенька, запишите: лейтенант Семченок С. С. Контузия. Без особых рецидивов. В госпитализации не нуждается. Покой, батенька, покой. Повезло вам, дорогой, повезло…

Я так и не понял, в чем мне повезло: в том, что контузило или в том, что «без особых рецидивов».

Когда я оделся и готов был выйти, в землянку вошел молоденький, щегольски одетый лейтенант. Видно, только что из училища. Причину его появления здесь понять было нетрудно: как только он вошел, Зоенька вся так и вспыхнула.

Лейтенант как выяснилось, работал в особом отделе. Видно, он тут был частым гостем, потому что врач встретил его приветливо и, как старому приятелю, поспешил рассказать о необычном пациенте. Обозвал головотяпами тех, кто прислал меня без документов.

Слушая рассказ врача, лейтенант бесцеремонно рассматривал меня… Когда же я вышел из землянки, он догнал меня и пригласил зайти к ним в отдел. Ничего не подозревая, я зашел. И тут он учинил мне форменный допрос: как я оказался здесь? Почему без документов?

Я понимал бессмысленность вопросов и в то же время не мог вразумительно на них ответить. Из общей цепи моих объяснений выпадало целое звено — от боя до моего появления здесь. Это и путало все карты, давало повод лейтенанту усомниться в искренности моих объяснений.

— Вы, значит, командир роты? — с улыбочкой недоверчиво спрашивал лейтенант. — Как же получается, товарищ лейтенант, рота воюет, а вы здесь? А может, вы и вовсе не Семченок?

И смех, и грех. И жаль мне этого лейтенанта, и зло разбирает.

К счастью, продолжалось это недолго. Вошел майор, увидел нас, сидящими друг против друга, спросил:

— Что здесь происходит?

— Выясняю личность, товарищ майор, — доложил лейтенант, вытянувшись перед начальством.

— Ну и как?

— Пока безрезультатно… Концы с концами никак не сходятся.

— Интересно, — проговорил майор, рассматривая меня. — Сейчас проверим…

Он задал мне несколько вопросов. Я ответил. Майор, видно, остался удовлетворенным. Обратился к лейтенанту:

— В чем же дело? Что вам непонятно?

— Так ведь подозрительно, товарищ майор, называет себя командиром роты, а как попал сюда — объяснить не может. К тому же без документов.

— Бдительность ваша похвальна, — заметил майор, — но на будущее запомните: вряд ли враг будет засылать к нам своих агентов без надежных документов… По этому вопросу мы с вами еще успеем поговорить. А сейчас помогите лейтенанту разыскать его документы. — Майор повернулся ко мне. — Кстати, товарищ лейтенант, у вас в дивизии однофамилец есть? Не знаете? Я только что из штаба дивизии. При мне кадровики приносили наградные документы на подпись генералу. Среди них есть и на Семченка… Посмертно.

Меня будто кувалдой по башке. Сразу даже не нашел, что ответить. Фамилия редкая. Другого Семченка я не знал. Скорее всего, это меня похоронили. Тут уж никакой награде не обрадуешься.

— Да, дела! — покачал головой майор. — Не волнуйтесь, я сейчас позвоню, чтобы до вашего возвращения не отсылали наградных документов.

На прощание, пожимая мою руку, майор сказал:

— Вы на лейтенанта не обижайтесь, сами небось не сразу научились воевать. К тому же за последнее время мы немало выловили вражеских агентов.

Я вовсе на него не сердился. Наоборот, рад был, что наконец-то начало проясняться.

Лейтенант чувствовал себя виноватым передо мной, изо всех сил старался помочь мне разыскать документы и тем самым исправить свою ошибку.

Нам повезло. По пути повстречали двух красноармейцев и сержанта. Они поприветствовали нас, но когда мы разминулись, они заспорили. «Ребята, это он». — «Кто?» — «Тот, которого ночью». — «Не может быть!» — «Ей-богу, он. Я его сразу узнал». И вдруг слышу, окликают:

— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант, минуточку.

Мы остановились, подождали их.

— В чем дело? — спросил мой спутник.

— Ну вот, — я же говорил вам, что это они, — сказал сержант, обращаясь к красноармейцам. Лицо его растянулось в улыбке, а глаза так и сияли.

Люди показались мне незнакомыми, и я, не понимая их радости, сказал:

— Вы, наверное, обознались, путаете меня с кем-то…

— Да вы что, товарищ лейтенант, не узнаете нас? — удивился сержант.

— Впервые вижу.

— Неужели вы так-таки ничего и не помните? И того не помните, что мы вас чуть на тот свет не отправили?

— Минуточку, минуточку, сержант, — прервал уполномоченный особого отдела. — Так это вы лейтенанта привезли сюда?

— А то кто же?! Конечно, мы. Все чин-чином. Привезли, сдали в медсанбат. Вот они могут подтвердить, — сержант указал на бойцов.

— Зачем вы меня сюда привезли? — спрашиваю.

— Вот чудак человек, извините, товарищ лейтенант, — спохватился сержант. — Я же говорю — мы вас из могилы вытащили.

— Как так из могилы? — заинтересовался особист.

— Дело было так. Вчера, как только затих бой и фрицы угомонились, — мы туда, — рассказывал сержант. — Санитары раненых унесли, а мы подобрали убитых. Погрузили в машину, привезли на кладбище, как положено, уложили в братскую могилу и начали закапывать. И вдруг, мать честная, один, из покойников зашевелился. Даже оторопь взяла. Сколько похоронили, а такое приключилось впервые. Смотрю и глазам своим не верю: вот они, — сержант указал на меня, — сели и тут из? начало выворачивать наизнанку… Чуть было греха на свою душу не взяли. А что вы думаете? Не угоди ком мерзлой земли в живот и не начни тогда лейтенанта тошнить, запросто могли живого человека похоронить. Страшно подумать… Хлопцы бросились в яму, вытащили. В воскресшем мы сразу же узнали саперного лейтенанта. Уж больно вы, товарищ лейтенант, приметны. Тут же среди барахла отыскали вашу шинель, натянули на вас и в машину… Ну, а тех, ясное дело, закопали…

Я слушал и чувствовал, как по телу мороз пробирается. Оказывается, я с того света. А что? Действительно могли закидать землей. Повезло, что ночью и заметили. Теперь-то я окончательно поверил, что посмертно к награде представляют никого иного, как меня.

— Вот теперь все ясно, — обрадовался особист. — Спасибо вам, товарищи. Идите, да смотрите мне — живых не хороните!.. Минуточку, еще один вопрос: где документы лейтенанта?

Сержант растерянно посмотрел на красноармейцев и спросил:

— Ребята, а и правда, где документы?

— Известно где, мы их сдали вместе со всеми, что отобрали у мертвых, — ответил пожилой красноармеец.

— На списание, значит, — уточнил лейтенант. — Все равно, спасибо вам, товарищи. Вы нам очень помогли.

Документы разыскали быстро. Но злоключения мои на этом не кончились. Когда я вернулся в роту, то мои подчиненные чуть не разбежались. Они уже по мне поминки справили. А тут я собственной персоной, словно привидение. Они даже рты пораскрыли. Было чему удивляться. Гриша Ненастьин, который сейчас стоит на посту, побелел, даже икать начал. Ведь он помогал похоронщикам грузить меня на машину.

О моем воскрешении генерал узнал от майора-особиста. Примчался к нам в роту, обнял, расцеловал меня.

— Молодцы, — говорит, — саперы, дрались отлично. Всех представляем к награде. Проследите, товарищ лейтенант, чтобы никто не был забыт… и живые и мертвые. А самая большая для. нас всех награда… узнаете скоро сами, — загадочно закончил генерал.