Захаров, бывши на охоте за королем, убился грудью, лошадь его упала на всем скаку. Медики советовали Захарову отправиться в Спа, употреблять воды для возстановления здоровья.

Из Парижа к съезду на воды, мастера посылают учеников для выработки денег. В числе отправленных учеников, шествовал по образу пешаго хождения и Иван Павлович Кутайсов. Захаров, зная Кутайсова, что он прислан из России и хотя турок, но уже присоединен к православию, не оставлял его и, ехавши по той же дороге верхом в Спа, платил за завтрак и обед Кутайсова. Иван Павлович брил бороду Захарову, чистил платье и сапоги в знак благодарности, и всю дорогу от Парижа до Спа шел подле стремени у Никиты Ивановича,—а что был потом Кутайсов!

Вся гордая, напыщенная знать ползали пред цирюльником, считали счастием, кого цирюльник приласкает.

Опала   Архарова   последовала   скоро   по совершении коронования императора Павла I-го.

Николай Архаров был, при восшествии Екатерины II на царство, унтер-офицером в гвардейском полку, сотоварищ в кутежах Орловым—Алексею и Федору, служившим тогда также унтер-офицерами в гвардии. Был соучастником в возведении Екатерины на царство. Ум хитрый, пылкий, невероятная догадка, лукавство и высшее искусство угождать проложили Архарову путь к высоким степеням в службе! Учения и образования Николай Петрович никакого не получил, едва умел кое-как читать и писать по-русски, но имел соврожденный дар слова, говорил красно, приятно, остро и всегда прилично и соотносительно обстоятельствам и лицам.

Павел при воцарении своем нашел Архарова главноначальствующим в С.-Петербурге. Искусство хитраго Архарова угождать принудило забыть соучастие его в событиях 1762 г. и раболепство его пред фаворитом Зубовым.

Архаров каждое утро, бывало, приходил к кн. Платону Зубову доложить его светлости о происшествиях случившихся и о прочих делах. Князь Зубов принимал генерал-аншефа, Архарова, сидя за стеклянными ширмами. Архаров, вошедши в комнату, становился пред ширмами и, поклонившись сидящей светлости сзади ширм в пояс, докладывал о делах, выпрашивал у фаворита милости, награждение чинами, орденами.

Сколько генералов видели мы, сотворенных Пуколовою, и фурлейтовою женою, Настасьею Федоровною! Обе имели счастие быть фаворитками могущественнаго графа Алексея Андреевича Аракчеева! После шести недель совершившагося убиения Настасьи Федоровны, граф Алексей Андреевич, по отправлении святителем Фотием поминовения и молитвы во святой православной церкви о упокоении души умершей лютеранскаго исповедания рабы Настасьи, изволив приступить к распечатыванию оставшагося скарба, обрел множество разных вещей, надаренных Настасье Федоровне первыми государственными сановниками, знатными вельможами, генералами и пр., присланных к ней при письмах, с изъявлением в одних чувствительнейшей благодарности за доставление ордена, места, чина и пр., в других—с испрошением высокаго и могущественнаго ея покровительства, защиты, ходатайства.

Граф А. А. Аракчеев  приказал составить регистр, и все, надаренныя Настасье Федоровне, вещи послал по регистру к тем лицам, от которых оне были покойной присланы. Сорок больших возов с разным скарбом прибыли из села Грузина в Петербург, и были развозимы фельд-егерями вещи в дома тех особ, от которых были присланы в Грузино. Два лица оказалось только из вельмож в Петрополе, в дома которых фельд-егеря не явились с возами,—графини Софии Владимировны Строгановой и князя Александра Николаевича Голицына.

Многие из знатных отреклись, что они знать не знают, и не хотели возвращаемых вещей принять. Гр. Ал. Ан. Аракчеев приказал доложить их сиятельствам, высокопревосходительствам и т. д., что он велит припечатать в ведомостях списки с оригиналом писем их. Тотчас все приняли возвращенное и спешили в Грузино изъявить благодарность и преданность его сиятельству.

Госпожа Пуколова жаловала (чрез Аракчеева) не менее Настасьи Федоровны. К супругу ея, Ивану Антоновичу Пуколову, приезжали, не обинуясь, торговаться с ним за табуретку: табуретка значило орден со звездою; орден Владимира 2 ст. со звездою стоил 10 тыс. рублей; Анны 1-го класса чрез плечо 12 тыс. рублей. Это так было известно, как цена на калач.

Граф Федор Васильевич Растопчин обедал однажды у Александра I, граф Аракчеев и много еще царедворцев, все министры имели счастие тот день обедать у государя. У Растопчина с Аракчеевым не было явной вражды, но тайно каждый из них искал погибели другому. Аракчеев за обедом начал превозносить хвалою царствование мудраго и милосердаго государя Александра и в заключение панегирика, сказал:

—  Ныне, в благоденственное царствование ваше, всемилостивейший государь, не существует передних, как прежде, в которых, бывало, искатели трут стены и лощат  полы: и за то, бывало, получали чины, кресты, места.

—  Благодарим августейшаго,—сказал Растопчин, — обожаемаго монарха нашего, мы все всесовершенно уверены в том, что у всемилостивейшаго государя нашего не нужно протекции, лишь бы дошло до высочайшаго сведения о похвальном, усердном служении, оно всегда и всенепременно, щедро и милосердо, от государя бывает вознаграждено, что мы, граф, видим ежедневно, ежечасно! Но вот, что случилось со мною: третьяго дня вечером, довольно еще рано, часов в 9 ехал я домой,  по набережной Фонтанки от Невы   к Симеоновскому мосту. Вдруг карета моя остановилась, я думал, что лошадь оскользнулась, форейтор упал. Подождал, думая: встанет, исправится и меня повезут по-прежнему. Но слышу много голосов, спор, крик, смотрю, и лакей мой кричит, требует, чтобы пропустили. Любопытство и некоторое безпокойство заставили меня опустить стекло; вижу множество карет, кучу форейторов и кучеров, толкавших друг друга, чтобы согреться,—мороз был градусов 15 и с ветерком. Довольно долго искал я в памяти своей, кто бы в этом огромном доме жил? нет, не мог вспомнить. Место узнал; тут прежде, в царствование бабушки вашего величества, был угольный двор. Но в царствование ваше, всемилостивейший государь, в Петербурге построились еще три Петербурга и воздвигнуты здания, каких в больших городах в Европе не видим. Между тем слуга мой хлопочет с кучерами, как бы очистить дорогу для проезда. Мне пришло в голову спросить у стоявших на набережной кучеров: скажите, ребята, чей это дом? у кого это такой съезд? Отвечают мне несколько голосов: ты, боярин, видно внове здесь, видно из степи в Питер прикатил? не знаешь, чей это дом!—Не знаю, ребята, вы угадали, я степной олух; скажите, кто здесь живет?—Отвечают: Пу., Пу., как бишь? да Пуколочиха!

Адександр быстро взглянул на Растопчина. Граф остановился досказывать, кто такая Пуколочиха.

Благодарю Бога! Я был губернатором, но не знал, как отворялись двери у графа Алексея Андреевича Аракчеева, у Пуколочихи; блаженной памяти фурлейтову супругу, Настасью Федоровну в глаза не видывал. Да не прошло же мне невежество мое! Меня без просьбы отставили от службы и сняли еще заслуженный мною чин статскаго советника. И поделом мне дураку ¹)!

 ¹) А. М. Тургенев  получил  потом и чины,  и в управление другую губернию.   

Архаров, дальновиднее других, служил Екатерине, кланялся Зубову, друг был Захарушке-камердинеру и Перекусихиной, угождал камер-фрейлине Анне Степановне Протасовой и тайком давно был уже в приятельской связи с Иваном Кутайсовым.

Татары говорят: кинь кусок мяса собаке, лучше будет, не укусит. Архаров держался пословицы праотцев моих и подбрасывал исподволь, потихоньку, кусочки Ивану Кутайсову; все это пригодилось его высокопревосходительству.