Места в закутке было мало, и детей, почти что, сложили штабелями друг на друга. Мальчики лежали неподвижно, словно крупные куклы. Их глаза были закрыты. Томэ сильно сомневался, что сон был естественным. Скорее всего, детей опоили.
— Господин, господин, вам не сюда!
Проводник повис у него на руку и потянул прочь от коморки. Томэ сумрачно посмотрел на кузнеца и повел плечом. Проводник отшатнулся точно обжегшись.
— Господин, я не имел в виду не уважения! Прошу вас, идите прямо. Великий мастер ждет.
Томэ опустил руку и позволил шелку сомкнуться. Теперь он был более чем уверен, что влип во что-то очень серьезное.
— Да-да, ты прав, не будем обижать мастера.
Томэ прошел дальше по коридору и коснулся золотой завесы, она оказалась неожиданно холодной и тяжелой. Комнатка за ней походила на кокон из золотой парчи и алого шелка. В центре, на небольшом кресле, отделанном резной костью, сидел человек в долгополых одеждах. Рядом с ним стоял бронзовый треножник старинной работы, в большой чаше кипело бездымное пламя. Человек повернул голову, к открывшейся завесе. Колдовское пламя подчеркивало морщины и крючковатый нос, седая борода, завитая мелкими колечками, выглядела такой плотной, что казалось накладной.
— Великий мастер, я привел этого человека, — прошептал проводник.
В другое время, за "этого человека" кузнец лишился бы половины зубов, но сейчас Томэ было не до сословной чести. Он внимательно изучал главу гильдии. Великий мастер несомненно был очень стар, но в его чертах все еще читалась воля и мощный ум. Правда, вместе с тем Томэ не оставляло чувство, будто недавно этот человек пережил сильное потрясение, ему казалось, словно он смотрит на древнее дерево в которое ударила молния.
После слов проводника довольно долго висело молчание. Словно верховный кузнец не услышал, или не понял слов, с которыми к нему обращались. Пламя в чаше треножника мерно вздымалось и опадало. Может это была только игра теней, но Томэ казалось, что мастер лишь пытается выглядеть бесстрастным, а на самом деле он мучительно старается принять решение. Наконец тонкие губы шевельнулись.
— Ты потрясающе невежлив с нашим гостем, младший, — в голосе старика не было и намека на слабость.
— Великий мастер, я…
— О твоем наказании я сообщу позже. Ты привел гостя и теперь можешь быть свободен.
Проводник несколько секунд неуверенно смотрел на господина. Старик слегка двинул бровью. Молодой кузнец глубоко поклонился, и зашагал обратно по коридору. Когда он скрылся за дальней завесой, старик тяжело вздохнул.
— Несносный мальчишка. Надеюсь, он еще наберется мудрости.
— Он ваш родственник? — вежливо спросил Томэ, глава древней гильдии заслуживал уважения даже от благороднорожденных.
— Да, — коротко ответил верховный кузнец. — Но проходите же, не стойте в дверях.
Томэ вошел в комнатку, и она сразу стала выглядеть еще более тесной. Он не мог в ней развернуться, без риска что-нибудь задеть.
— Мне сказали, что я должен вам представиться.
— Что? О да, все верно. Но не будем же мы знакомиться на ногах.
Томэ еще раз огляделся, никакой другой мебели, кроме кресла старика в матерчатом коконе не было. Верховный кузнец моментально уловил его затруднение.
— Уверяю, я не хочу вас оскорбить. В другое время я бы принял вас со всем почетом, но в этом месте есть свои условности. К слову, даже ваш почтенный родитель, не считал этот обычай зазорным. А ковры здесь теплые и чистые, уверяю.
— Разве вы не знаете, что в Столице моего отца не считают примером для подражания? — проворчал Томэ.
— Быть может это потому, что в Столице его очень плохо знают и не понимают причин его поступков?
— По моим наблюдениям он никогда не старался это поправить. Поэтому, я думаю, что раз уж о нем сложилось неблагоприятное суждение, то в этом есть часть его вины.
— Вероятно, правы. Но как бы там ни было, я уже не так молод, и мне не удобного говорить с вами задрав голову. Сделайте милость.
Старик слегка взмахнул рукой, Томэ вздохнул и опустился на ковер перед креслом. С этой точки старик еще больше походил на жреца. У ножек кресла, между складок мантии, белела костяная рукоять жезла.
— Значит, вы теперь называете себя эд Алоик, — сказал верховный кузнец.
— Так уж сложилось.
— И вы вчера были нашим королем.
Томэ повел плечом. Он не видел смысла подтверждать очевидные вещи. Разговор и обстановка угнетали его. В маленькой комнатке было негде спрятаться, но Томэ постоянно казалось, что тенях у него за спиной скрывается кто-то смертельно опасный. Он поймал себя на том, что постоянно старается незаметно повернуть голову и краем глаза заглянуть через плечо. Томэ вспомнил, как совсем недавно сравнивал кузнецов с безобидными горшками и невольно усмехнулся.
— Рад, что у вас хорошее настроение.
— Просто забавно, что вы, такой важный и занятой человек, вдруг занялись какой-то религиозной ерундой. У вас ведь тут обряд проходит, верно? Нежели не нашлось какого-нибудь заместителя? Ведь вам нужно постоянно заботиться о благе гильдии, а сидеть в темноте на кресле, мог бы кто угодно.
— Вы опять рассуждаете только со своей точки зрения. А что если эта, как вы говорите, религиозная ерунда, на самом деле имеет важнейшее значение?
— Не откажитесь меня просветить?
Великий мастер повернул голову к треножнику и посмотрел на огонь. В отблесках бездымного пламени морщины старика стали еще глубже. Его лицо походило на мозаику, где проемы между плохо подогнанными кусочками заполняла тьма.
— Что вы знаете об устройстве нашего мира?
Томэ даже моргнул от неожиданности.
— Кроме того что он стоит на черепахе? — осторожно ответил он. — Боюсь что немного.
— Черепаха? — старик улыбнулся. — Мне никогда не нравилась эта метафора. В нашей гильдии говорят о металле. Давным-давно, боги отлили материю в форму из нереальности. Наш мир это слиток. Огромный, но, увы скверный.
— Вы бы сделали лучше?
— Конечно. По крайней мере, точно не стал бы заливать кипящий металл.
— Ну-у, разве металлу не положено кипеть?
— Разумеется, нет. На нашем языке "кипящим" называется металл, который не очистили от газов. Он кипит в изложнице, а когда застывает, в слитке остается множество пустот, — верховный мастер отвел взгляд от пламени и посмотрел на Томэ. — Совсем как в нашем мире. Здесь всегда было множество каверн наполненных нереальностью. И они имеют свойство очень легко вскрываться.
Кузнец снова отвернулся к пламени, казалось, каждое движение, дается ему с трудом.
— Это явный брак, — проговорил он. — Если бы самый младший из моих подмастерьев сотворил такое, я бы еще год не подпустил к его горну.
— Стало быть, — осторожно сказал Томэ, — сейчас, вы пытаетесь поправить дело?
Старик сухо рассмеялся.
— Если это не удалось никому из моих великих предшественников, то куда уж мне недостойному протягивать руку к работе богов? Нет. Дело не в этом. Наш мир существует таким, каков он есть, уже очень долго. И не было причин думать, что ему грозит скорая катастрофа. До недавнего времени не было.
— И что же случилось? — спросил Томэ.
Ему действительно было интересно, странная, похожая на сказку, история великого мастера, увлекла его так, что даже чувство смутной угрозы померкло.
— Уже несколько месяцев кто-то накачивает наш мир энергией, — ответил старик.
— Разве это плохо? Ну, ведь, когда машину заряжают это хорошо. Или это снова какое-то слово на вашем языке?
— Любая система, большая или маленькая, стремиться найти состояние, в котором у нее будет меньше всего свободной энергии. Если угодно, назови это равновесием. Представь, что перед тобой на столе лежит тяжелый шар. Толкни, его пальцем, и что будет? Скорее всего, он чуть покачнется и вернется на место. Свободной энергии в нем почти нет. А теперь представь, что тот же шар, стоит на краю крутого склона. Малейший толчок и наш шар со страшной скоростью покатится вниз.
