— Проклятье, — прошептал он, — проклятье.

В спальне Тарамис вертела между пальцами изящное колечко. На тонком ободке без перерыва мерцал алый огонек. Девушка улыбалась.

Полуденное солнце светило Томэ в макушку, дружинник расстегнул ворот нового кафтана и открыл ведущую в столовую дверь. Весь его десяток расположился за длинным столом у стены и уминал фирменную острую похлебку Алоика.

— О, командир, наконец, вырвался волю, — прочавкал Самир. — И что характерно, как раз к обеду.

— Подсаживайся, — кивнул Зарак. — Тут еще много. Только за тарелкой нужно кого-нибудь сгонять.

— Попозже, лучше просто оставьте мою долю.

— Что, на бдении теперь хорошо кормят? — удивился Марис.

Томэ вытащил из корзины отрезанную горбушку свежеиспеченного хлеба и впился в нее зубами. Он твердо решил вести себя как обычно.

— Я бы не сказал, — ответил, засыпав в рот последние крошки, — только сейчас набитый живот мне ни к чему. Ты как там, Обрин?

— Жить будет, а вот насчет всего остального прогнозы расходятся, — засмеялся Зарак.

— Что б тебя, придурка, так же отоварили, — огрызнулся Обрин.

— Так я все-таки не понял, как у вас там все вышло? — спросил Томэ.

— Да случайно все. Случайно, — у дружинника было такое лицо, словно он рассказывает эту историю в десятый раз. — Не хотел, я чтобы кто-нибудь заметил, как мы у тех дверей ошиваемся. Услышал шум, понял по шагам, что отряд идет, ну и пристроился к стенке. Некогда мне было рассматривать, что там накарябано.

— По отрывать бы вам головы, за то, что без меня о чем-то договариваетесь, — проворчал Томэ. — Но ладно, сегодня я добрый. Дело мы сделали, так что когда будет с девок деньги получать, не забудьте про мою долю.

Марис неловко кашлянул.

— Что такое?

— Так мы не о деньгах договаривались, а о скидке. На треть меньше за их услуги. На весь год. Мы хотели, хотя бы неделю вообще бесплатно, но у них там…

Томэ застонал.

— Слышать об этом больше ничего не хочу, — он встал из-за стола и кивнул Вильду.

Пойдем, прогуляемся.

Золотоволосый дружинник спокойно отодвинул пустую тарелку и вышел из-за стола. Томэ махнул рукой предлагая следовать за собой. Дружинники с любопытством глядели им вслед. Все бойцы сразу догадались в чем дело.

Выйдя на улицу, Томэ прошел вдоль соседней казармы и толкнул давно некрашеную дверь. Узкий коридор привел его в небольшой зал, в центре которого белел круг мягкого покрытия.

Как Томэ и думал, сейчас здесь никто не тренировался. Десятник расстегнул кафтан и повесил его на один из торчащих из стены крючков. Так же поступил и Вильд.

— Я всегда знал, что ты настоящий мерзавец и постоянная головная боль, — задумчиво проговорил Томэ, — Но вчера ты просто превзошел самого себя. Можешь что-нибудь сказать в свое оправдание?

— Ты это о чем? Неужели я тебя чем-то разозлил?

Вильд посмотрел на командира, зеленные глаза походили полированные камни. Томэ хмыкнул.

— В общем, так я и думал.

Он стянул через голову рубаху. Вильд спокойно повторил его движения. Десятник краем глаза оценил форму соперника. Казалось маленький дружинник, словно вырезан очень старого жестокого корневища. На его левой руке от плеча до кисти блестели татуированные порхающие мотыльки. Вокруг запястья золотистые насекомые соприкасались крылышками, так что издалека рисунок можно было принять за браслет.

Бойцы вместе прошли в центр круга, покрытие упруго пружинило под ногами.

— Так что, — спросил Вильд, — по-честному и без грязных приемов?

— Не знаю, а ты думаешь, что сможешь удержаться?

— Значит, как получится.

Кулак Томэ свистнул в сантиметре от скулы Вильда, в следующий миг десятнику самому пришлось уворачиваться от удара в живот. Противники разорвали дистанцию и снова сошлись. Хотя рукопашный редко применялся в серьезных делах, его искусство процветало в дружинах великих домов, и Томэ не без оснований считал, что не затеряется среди мастеров Столицы. Однако Вильд ему не уступал, а кое в чем, пожалуй, даже серьезно превосходил. По крайней мере, преимущество противника в росте и весе Вильд сводил на нет, без всякого напряжения, а что касалось силы… Томэ отбил в сторону кулак дружинника и понял, что если бы удар прошел, бой на этом закончился. В маленьком теле крылась поразительная мощь.

Дело приняло серьезный оборот, но Томэ ощутил лишь свирепую радость. С тех пор как Вильд объявился в дружине, ему ни разу не получилось заставить мерзавца драться в полную силу. Наконец-то с играми покончено.

Вильд, похоже, тоже воспринял противника всерьез. Он, что Томэ готовит удар, и разорвал дистанцию. Десятник не стал его догонять, он понял, что Вильд провоцирует на ошибку. Выдерживая расстояние, бойцы начали кружить вокруг невидимого центра. Постепенно в движения Вильда начала проступать какая-то особая плавность, чем дальше, тем больше его шаги напоминали танец. Томэ удивился, он никак не мог уловить смысл действиях противника. На лице маленького дружинника расплылась на редкость самодовольная улыбка.

Что, снова игра?! В груди Томэ стало жарко от злости. Он бросился на врага, чтобы вбить эту мерзкую ухмылку тому в глотку вместе с зубами и едва не напоролся на чудовищный встречный удар. Томэ спасло только то, что Вильд явно недооценил его скорость и контратака запоздала. Удар прошел вскользь, но и этого хватило, чтобы в голове зазвенело. Лишь годами вбитые рефлексы заставили его тело отступить и выйти из неудачного столкновения.

Вильд не пытался развить успех. Видимо он был неуверен в том, какой ущерб причинил его неудачный удар и не хотел рисковать. Томэ тряхнул головой, перед глазами прояснилось, он снова сфокусировался на противнике. Бойцы продолжили маневрировать. Движения Вильда оставались такими же плавными, но теперь дружинник напоминал не столько танцора, сколько извивающуюся змею.

Тело Томэ стало скованным, шаги потеряли уверенность. Сердце, будто сжимала холодная ладонь. Вильд шагнул чуть длинней, чем следовало, и в защите дружинника появилась дыра. Томэ рванулся в атаку и чуть не упал, словно кто-то вцепился в ноги и не дал шагнуть. Его спасло лишь то, что Вильд снова не использовал шанса. На лице дружинника снова появилась мерзкая улыбочка, теперь Томэ понимал, что за ней скрывается — дружинник растягивал удовольствие.

Легкие работали изо всех сил, но десятник все равно задыхался, горло, словно превратилось в тростинку, он просто не мог протолкнуть через него достаточно воздуха. Томэ был на грани паники. Он прикусил себе щеку, будто ухватился за куст на краю обрыва, боль отрезвила его и помогла прийти в себя, хватка на горле слегка разжалась. Вильд неторопливо кружил вокруг, Томэ ушел в глухую защиту и лихорадочно собрался с мыслями.

Он понял, почему проигрывает бой — это был страх. Но откуда взялось это чувство? Вильд опасный противник, но далеко не первый на его счету. Может это из-за пропущенного удара? Когда понимаешь, что в кулаках врага действительно грозная сила, подсознание может сыграть злую шутку. Но не до такой же степени?!

Горло снова стало сдавливать, он мотнул головой, будто стараясь вырваться на свободу, и тут его осенило. Это был не его страх, чувство пришло со стороны.

Томэ знал об этом искусстве. Все дело было в том, чтобы сфокусировать свою волю и атаковать ей врага. Все равно, что ударить в уязвимую точку, только вместо боли страх или гнев. На прибрежных островах еще встречались мастера, но он никогда бы не подумал, что нарвется на такого специалиста в собственном десятке. Да что там в десятке — во всей дружине! Сначала коротышка разжигал в нем злость, а потом решил вызвать панику. Ах, Вильд, Вильд, не удержался ты все же от грязных приемов.

С другим противником, он бы потребовал остановить бой, но Вильд не отпустит раньше, чем превратит в его отбивную. Но ничего, у Томэ тоже найдется чем удивить таких умников. Прежде всего нужно, "закрыть двери". Он сосредоточился, ему показалось, что разгоряченной кожи коснулся прохладный бриз, а в ушах зазвучал прибой. Нет! Никаких образов! Противник использует их, как только заметит. Нужно было погрузиться в средоточие души и там отсечь от себя все постороннее.