Он понял правильно. Дверь привела его в пасть каменного льва. Стало быть, кабинет в котором Томэ только что сидел, был чем-то вроде глотки. Десятник хмыкнул, пожалуй, не стоит слишком увлекаться сравнениями. Он оперся на один из каменных клыков и выглянул наружу. С вершины статуи открывался вид на весь южный пригород. Солнце уже наливалось закатной кровью и клонилось в строну леса, от его лучей все казалось каким-то багровым. Почему-то это показалась Томэ зловещим.

Справа от десятника на камне стояло три лежака. Недолго думая, Томэ уселся на один из них. Он быстро понял, что место было выбрано со стратегическим расчетом. Огромные клыки защищали их от порывов ветра, а солнце за день успело как следует нагреть. Деревянные планки до сих пор были теплые.

Дверь снова распахнулась, на площадку вышел Аргус, в руках декарх нес небольшою шкатулку. Схоларий подошел к Томэ и сел на соседний лежак.

— Смотрю у вас тут действительно все под рукой, — проворчал Томэ.

— А что я тебе говорил.

Аргус поднял крышку шкатулки и стал выкладывать на лежак ее содержимое — бронзовые щипчики, фарфоровую плошку, две трубки, горелку, бутылочку с желтым маслом и коробочку с табаком.

— Давай, доставай свое зелье.

Томэ вынул из кармана мешочек с драконьим порохом и протянул схоларию. Аргус взял щепоть снадобья и бросил ее в плошку. Потом добавил ровно такую же щепоть табаку, размешал пальцем и капнул на смесь маслом.

— Половинка, как ты и хотел. Я и сам не люблю три четверти, а тем более, четыре пятых.

Декарх ловко скатал из пропитанной маслом смести тугой комочек и раздели его на две части. Потом Аргус подхватил один из комочков щипчиками и поднес их к зажженной горелке. Томэ обратил внимание, что позеленевшие от времени браншей украшали искусно отчеканенные конские головы. В отличие от скакунов Фидии у медных лошадей были необычно большие глаза и почти треугольные стоячие уши. Томэ кольнуло неприятное чувство узнавания.

— Трофей, — не отрываясь от работы, бросил декарх, — оттуда привез.

Зажатый щипчиками комочек начал тлеть. Аргус переложил дымящийся шарик в чашку трубки и протянул ее Томэ. Десятник принял курительный снаряд и осторожно затянулся. По первому впечатлению, качество зелья было куда лучше всего, что ему доводилось пробовать.

— Ха, почти не чувствуется примесей, — декарх выпустил облачко дыма. — Если так дальше пойдет, солдатская радость чего доброго станет модной среди столичных белоручек.

Аргус вытянулся на лежаке и снова затянулся, Томэ последовал его примеру. Туманная расслабленность быстро заволакивала разум. Томэ понял, что дважды просчитался. Зелье оказалось намного сильней того, к которому он привык. Вряд ли он сможет о чем-то расспросить декарха, тут бы самому лишнего не наболтать. К тому же Томэ боялся устраивать своему телу встряску чересчур мощными зельями. Он слишком хорошо знал, как оно может за это отплатить.

Испугаться как следует, Томэ не успел. Драконий порох был так популярен у солдат, потому что легко заглушал напряжение и страх.

"Может быть, все обойдется. Тот раз мог быть просто случайностью", — подумал он и посмотрел на Аргуса.

Декарх явно ни о чем не тревожился. Он лежал, заложив за голову левую руку, и слегка улыбался.

— Ох, и силен же, гад, — прошептал схоларий. — Не ожидал. Разве когда-нибудь такое было, чтобы от обычного драконьего пороха картинки начинало показывать?! Ты сам что-нибудь видишь?

— Да не…

Томэ привстал, чтобы перевернутся на бок и мир вокруг завертелся, как карусель. Когда головокружение прекратилась, взгляд остановился на клочке небе, который виднелся между каменных клыков. Он был необычайно синий и подрагивал, словно желе. Потом его пересекла алая полоса, будто по воздуху кто-то провел ножом. Из этого разрезала, начала медленно сочится багровая жидкость. Томэ зажмурился и вытянулся на лежаке.

— Ага, тебя тоже забрало. Почти как в старые времена. Только лучше.

— Лучше? — пробормотал Томэ. — Ты действительно думаешь, что после войны с нами случилось что-то хорошее?

— Лично у меня случилось. Я сумел перевестись из провинциального полка в Схолу. Теперь получают двойное жалованье и защищаю покой горожан. Чем плохо?

Томэ захихикал.

— Ну, ты артист! Покой он защищает. Сам ведь знаешь, когда ваш звездный час настал — когда армию из Столицы вывели, а великие господа сообразили, что совсем без бойцов в городе им неуютно. Вот они и держат вас у себя под задницей, на случай если их троны зашатаются. А для отвода глаз заставляют полицией притворяться. Так что отработаешь свое двойное жалование, когда новый бунт будешь подавлять.

— Ну, я же не сказал, что защищаю всех горожан подряд. И не надо так откровенно завидовать.

— У благороднорожденного три пути чтобы сделать карьеру — армия, политика и государственная служба. Ты сейчас мелкий государственный служащий. Чиновник. Это неплохо. Только на своей должности ты и сгниешь. Так что не задирай передо мной нос. Ты попал в такой же отстойник, как и я. Все твое преимущество это двойная пайка.

— Я смотрю, ты давно обдумывал это вопрос. Вот только по всем пунктам промахнулся.

Томэ приоткрыл глаза и посмотрел на Аргуса, на лице схолария читалась неприкрытое чувство превосходства.

— Хочешь сказать я уже чего-то раньше нанюхался, и твои нашивки мне померещились? В армии благороднорожденный был бы минимум лейтенантом, по вашему это что-то вроде пентокарха. А здесь вы все из себя такая элита, что тебя десятником сделали. Хорошо в рядовые не запихнули. Ты говоришь, что в Схолу перевелся после войны. Так если тебя за это время не повысили, то уже и не повысят. У вашего брата без протекции никак.

Аргус улыбнулся, могучее тело схолария окружило лиловое сияние. Томэ снова зажмурился.

— Как я и говорил, ничего-то вы о Схоле не знаете. Схола она как яйцо. Снаружи простое и гладкое, а внутри все очень даже сложно.

— Не надо было тебе курить, — пробормотал Томэ. — Последняя фраза вообще бред.

— Это я тебе балбесу пытаюсь на пальцах объяснить, что внутри Схолы звания, которые нам Синклит дает ничего не значат. На самом деле иной декарх, может быть и поважнее кентарха.

Томэ снова посмотрел на схолария. В другой ситуации он никому бы не спустил "балбеса", но сейчас десятник воспринимал окружающий мир на редкость благодушно. Хотя и скептически.

— А, так ты, браток, значит, замаскированный доместик. Извини, что сходу не признал.

Аргус усмехнулся, будто взрослый объясняющий ребенку прописные истины.

— Зря смеешься, дружище, я серьезно говорю. Переходи к нам и убедишься сам.

Томэ скопировал усмешку декарха.

— Я вообще-то давал клятву Алоику. Пока Ставр не помрет, никуда я от него не денусь.

— Не проблема. Если доместик Меттерних попросит, твой хозяин не откажет.

Вот теперь Томэ действительно удивился. Меттерних был одним из самых важных людей в Столице, а значит и в мире. Что бы какой-то декарх так спокойно упоминал его имя… И ведь не похоже, что он вконец укурился.

— Это ты, стало быть, поговоришь с доместиком, и он сам меня позовет. Интересно.

— Не лично, — спокойно ответил Аргус. — Но я передам, и мои слова быстро дойдут до Мастера. Я на хорошем счету. Он не откажет.

Томэ собрался с мыслями насколько это позволял наркотический туман.

— Как-то больно много выходит возни ради одного человека. На кой я вам так понадобился?

— А чего тут непонятного? Схола хочет собрать под собой как можно больше благороднорожденных. И чем знатнее, тем лучше. Ты считай князь. Ну, пусть и без княжества. Пока. А самое главное, я как только тебя увидел, сразу понял что ты… человек с талантом. Нам такие очень нужны.

Томэ вытянулся на лежаке. И почему в последнее время каждый встречный идиот заводит песню про его княжество? Они что, всерьез думают, будто ему это приятно?! И что там была за заминка в конце? Какие такие таланты Аргус углядел? Разве что бить морды прохожим.