— Людей топтать, наверное, не хорошо. Только кого из людей я задел? Я здесь кроме этой перхоти, никого в упор не вижу.

— По законам Фидии все ее граждане равны. То, что у благороднорожденных есть привилегии, не значит, что они стоят выше других.

— Вы почаще об этом вспоминайте, когда на своих колымагах по улицам гоняете и тех кто не увернулся, как кошек давите.

— Так хватит, — отрубил декарх. — Поедешь с нами.

— Это куда еще?!

— А тут недалеко. Ребята, проверьте его.

Два схолария обступили Томэ с боков и принялись его быстро ощупывать.

— А ну, руки убрали! Нет таких законов, чтобы дружинников на улицах обыскивали.

— Потом пожалуешься, — утешил десятника декарх.

— Хочешь, чтобы я тебе в морду дал, а ты меня потом в нападении обвинил?! Смотри, получишь больше, чем сможешь унести!

— Давай рискни, на словах вы все смелые.

У Томэ потемнело в глаза от злости, он отпихнул одного из стражей и шагнул, так чтобы достать декарха ударом. Положение, сам того не желая, спас разносчик. Мужичек прижал к животу бочонок, и попробовал под шумок затеряться в собравшейся толпе. Декарх отработанным жестом ухватил потерпевшего за шиворот.

— Куда собрался, гаденыш?

— Господа, товар-то вытекает, мне бы к хозяину, — проблеял разносчик.

— Ничего, весь не вытечет. А вытечет, вот он заплатит. С нами поедешь, будешь жалобу писать.

— Но господин…

В этот момент, стоявший сзади схоларий, вытащил из кармана Томэ подаренный Гашфаром мешочек.

— Это что такое? — спросил декарх.

— Личные сбережения.

Похититель тут же зубами развязал узел на горловине и сунул нос в мешочек. В следующий миг схоларий отшатнулся, на его глазах навернулись слезы, а щеки покрыли багровые пятна.

— О, ошибочка вышла, — злорадно сказал Томэ. — Забыл, что деньги в другом мундире оставил. А это у меня средство от запора. Гляди, гляди, уже действовать начало.

— А ну, отставить балаган, — гаркнул декарх.

Здоровенный схоларий отобрал у незадачливого коллеги трофейный мешочек, и указал на Томэ.

— Этого в машину! В оплоте будем разбираться.

— Эй, вы куда это меня собрались тащить?!

— Сам увидишь, — недобро отозвался схоларий.

Томэ напрягся. Декарха он может вырубить одним ударом. Остальным, если полезут, тоже мало не покажется. Потом несложно будет затеряться в переулках. Но за драку с бойцами Схолы светил месяц тюремного замка. Десятник скрипнул зубами. Нужно попробовать обойтись малой кровью.

Он обвел взглядом толпу и увидел в передних рядах, трех дружинников в форме дома Газар.

— Видите, как ищейки свободных людей, на улицах хватают?! — крикнул им Томэ.

Дружинники переглянулись, тот, что был постарше, поднял сжатый кулак. Десятник кивнул в ответ. Между дружинами великих домов были очень разные отношения, но перед лицом внешнего врага внутренние раздоры отступали. Теперь можно не сомневаться, что во дворце уже через пару часов узнают об его аресте. И как бы схолариям не хотелось, устроить вечер произвола, эту часть торжественной программы им придется отменить.

Машина Схолы притаилась в ближайшем переулке. Томэ отвели к ней в плотном кольце бойцов. Это был бронированный неуклюжий мастодонт на шести колесах.

— Ух ты, колесница бога смерти в натуральную величину! Умелые у вас руки, ребята. Много клея, наверно, ушло?

— Осталось немного, чтобы тебе пасть залепить. Пойти поискать? — проворчал схоларий, пострадавший от драконьего пороха.

Пятна с лица бойца уже сошли, но слезы текли не переставая.

— Попытка не пытка, — отозвался Томэ, — только сам, гляди, соплями не захлебнись.

— Ах, ты…

Боец замахнулся, Томэ напряг ноги.

— Спокойно, Арис, — осадил подчиненного декарх. — Мы же не бандиты. В отличие от некоторых.

Огромный схоларий держал на ладони раскрытый мешочек, свободной рукой растирал между пальцами крупинки зелья.

— Зато чужое к рукам прибирать вам совесть позволяет. Или воровство для вас мелочь?!

— А ты не спеши, мы еще разберемся, кто есть кто, — неожиданно спокойно ответил схоларий.

По его команде Томэ подхватили под руки и запихнули в недра машины. Когда за спиной закрылись бронированные створки, десятник оказался почти в полной темноте. Только под потолком мерцал едва живой светильник. Все вокруг провоняло химией, потом, страхом, блевотиной и мочой.

На всякий случай десятник прошелся по темным углам арестантского отсека и убедился, что кроме него, других пойманных злодеев здесь нет. Похоже, весь сегодняшний улов Схолы составил сам Томэ и свидетель-разносчик, которого "фиалки" предусмотрительно закинули себе в кабину. Десятник от души пожелал, чтобы тот им там все залил своим медом.

Под днищем загудел мотор, машина тронулась с места. Томэ пошатнулся и уперся рукой в стенку, ладонь прижалась к чему-то влажному и липкому. Десятник выругался и поднес пальцы к глазам. На коже остались пятна он невысохшей серой краски. Томэ нахмурился, теперь он понял откуда взялся мерзкий химический запах. Схоларии ремонт, что ли, затеяли? В тусклом свете он с трудом разглядел, что примерно на уровне его груди кто-то наспех намалевал широкий овал. Из-под грубых мазков проступал какой-то другой рисунок. Что-то наподобие глаза, пронзенного, кажется, копьем. Насколько он помнил, глаз был эмблемой банды Некрополя, когда его рисовали вместе с копьем это был знак смертельной опасности…

Машину снова подбросило, и десятник едва не стукнулся лбом о покрашенную стену. После этого Томэ потерял интерес к дальнейшим изысканиям.

— Кто этих недоумков разберет, — проворчал он и сел на корточки.

Так трясло меньше, но окружающая обстановка все равно навевала пессимизм. Томэ последними словами ругал себя за глупость. Почему он не подумал, что схоларии могут отомстить за унижение? Все ведь логично, с доместиком они спорить не могут, зато дружинник Алоика для них просто подарок. И каким же дебилом надо быть, что бы так вляпаться посреди важного дела?! Если не можешь держать себя в руках, то сиди в казарме! Его, конечно, быстро вытащат, но ведь во дворце сейчас Тарамис… От последней мысли становилось так скверно, что хотелось кого-нибудь придушить.

Что бы хоть как-то отвлечься, он начал считать колдобины, на которых подкидывало машину. Когда бронированный монстр схолариев снова остановился, их набралось сто одиннадцать.

Со скрипом распахнулись тяжелые створки, и в арестантский отсек ворвался слепящий свет.

— В Столице за дорогами теперь вообще никто не следит? — спросил Томэ у черного силуэта перед дверями.

— Составь петицию в Синклит. Давай на выход. Покатался и хватит.

Томэ не заставил себя упрашивать, сидеть в вонючей коробке ему уже надоело. Десятник выбрался из машины и остановился упершись кулаком в борт.

— Ну чего застрял, забыл что-то?!

Томэ повернул голову и разглядел стоящего рядом декарха.

— Экономите на освещении, так теперь ждите, пока у меня глаза привыкнут. А то упаду, и потом жалобу, что вы тут били благороднорожденного.

— Мне вот всегда было интересно, почему на улицах дружинники могут друг друга метелить за милое дело, а как под арестом оказываются, так чуть что сразу жалобами грозят.

— Эх, декарх, не сделаешь ты карьеры. Слишком умным хочешь стать.

— Ты не примеряй на Схолу порядки дружины. Ладно, глазки у тебя уже не бо-бо? Тогда пошли, и попробуй только споткнись.

Глаза Томэ действительно привыкли к солнцу. Десятник отлепился от борта машины и пошел за декархом. Остальные схоларии куда-то подевались. Если бы Томэ хотел сбежать, сейчас был бы идеальный момент. Десятник тоскливо вздохнул.

Следом за декархом, он прошел через заставленную машинами стоянку и, наконец, увидел цитадель законности. Южный оплот Схолы представлял из себя, огромную древнюю статую ревущего льва. От пустой глазницы до темени через камень тянулась длинная трещина. С левого бока на монумент навалилась бесформенная пристройка. Серые модули поглотили плечи и почти всю спину животного. У Томэ было неприятное чувство, будто он видит труп хищника, вокруг которого возник муравейник. Трудолюбивые насекомые методично поглощают плоть своей добычи, и когда-нибудь от нее не останется и следа.