— Я не переставая думал о тебе всю ночь. Я так тебя хочу, ты просто не представляешь. Твое лицо не выходит у меня из головы, я все время его вижу.

Он поднял ей платье и ласкал ее сквозь ажурную ткань трусиков.

— Прекрати, Ричард, — сказала она, — мне кажется, что ты видишь не лицо, а что-то другое.

Она улыбалась, стараясь выглядеть холодной, хотя ее тело чутко отзывалось на каждое его прикосновение. К ней вернулось бесшабашное настроение прошедшей ночи. Он в это время стянул с нее колготки и ласкал ее плоть одной рукой, другой поглаживая ее грудь, и нежно целовал ей шею. Он расстегнул брюки и вошел в нее, распростертую на столе. Он ритмично двигался, и стол ходуном ходил в такт его движениям. Его ласки причиняли ей сладкую боль, кожа между ног увлажнилась. Она боялась шелохнуться, ей было страшно, что кто-нибудь услышит их, но она не могла остановить его.

Он поднял телефонную трубку и отдал ей; его лицо было искажено страстью, голос звучал глухо, глаза были полуприкрыты.

— Притворись, что ты что-то диктуешь.

Она слышала, как из соседних комнат доносились телефонные звонки, а из коридора до них доходили звуки шагов проходивших мимо двери людей.

— Штат Калифорния против Дэниела Дютуа… дело номер Н23456.

Гудки в телефонной трубке, казалось, вибрировали в такт раскачивающемуся столу.

— Дополнительное заявление, которое должно быть оглашено в суде: «Обвиняемый занимал высокий пост в момент совершения преступления».

Ричард стонал.

— Не останавливайся, — выдохнул он.

Она продолжала.

— По отношению к жертве он выступал в роли Большого Брата, таким образом, можно сказать, что он злоупотребил своим служебным положением для совершения преступления.

Чтобы не закричать, она закусила нижнюю губу и упала на спину, стараясь производить как можно меньше шума. Из трубки прозвучала запись: «Если вы хотите соединиться с нами, положите трубку и вновь поднимите ее».

Они кончили.

Они привели в порядок свою одежду, и Лили вытерла с его губ и щек губную помаду, оставив на ее месте бледные розоватые пятна.

— Я люблю тебя, — выпалил Ричард. — Я знаю, что ты мне не веришь, я бы на твоем месте тоже не поверил. Ты женщина, о которой я мечтал всю жизнь. Ты сильная, красивая, страстная… ты, как луч света.

Лили приложила палец к его губам.

— Т-с-с-с, — прошептала она, — я стану безработной и меня с позором лишат права на работу в суде и следственных органах. Да и потом, у меня работы невпроворот.

Она практически не придала значения его страстным словам; все мужчины любят через несколько минут после того, как они оторвутся от твоего тела. Он выглядел совершенно ошеломленным. Она продолжала мягким, нежным голосом:

— Я понимаю, что происходит что-то большое. Я не совсем понимаю, что именно. Но я знаю, что хочу, чтобы это продолжалось. Не так, как сейчас, не на работе, но… теперь моя жизнь получила новый импульс, я чувствую, что могу так много. Ты меня понимаешь? — В ее глазах было умоляющее выражение, она машинально играла полой его пиджака, все еще сидя на столе и думая, как он неотразим сейчас с этими темными, спадающими на лоб волосами. — Мне нужно время, — продолжала она, — и я не могу позволить себе быть столь безрассудной.

Она не хотела, чтобы продолжался ее брак — но как сказать ему, что ей нужно нечто большее, чем простая интрижка, служебный роман, что он нужен ей весь, целиком, без остатка и не только здесь.

— Времени всегда не хватает, Лили, — сказал он.

Ричард оторвал клочок бумаги и написал на нем номера телефонов: домой и в машину. Он вышел из комнаты первый. Через несколько минут она тоже вышла в коридор, огляделась и очень порадовалась, что в этот момент ее никто не видит.

Она вернулась в кабинет и с удвоенной энергией начала разбираться в делах. Стол был завален бумагами, папками и справочниками. Стеллаж за ее спиной был заставлен папками. Она подпирала голову рукой, черепаховые очки сползли на кончик носа. Она полностью погрузилась в разбор лежащих перед ней бумаг, когда внезапно позвонил телефон. Она нажала кнопку переключения на громкоговоритель и продолжала читать. Дверь открылась, и в проеме появился Клинтон Силверстайн. В руках он держал несколько сложенных стопкой папок, брови нахмурены, рот плотно сжат. Она увидела его боковым зрением и махнула рукой, чтобы он заходил.

— О каком деле вы говорите? А, Робинсон. Мы предложили иметь в виду предыдущие судимости и потребовать более строгого наказания, учитывая применение оружия. Дело будет у Петерсона завтра утром.

Она выключила микрофон и, скосив глаза, взглядом пригласила Клинтона сесть на один из зеленых стульев, стоявших напротив ее стола.

— Вы тут назначили меня вести одно дело. Это что, дурная шутка?

Он ждал, что она ответит, но услышал лишь металлический скрежет, когда она откинулась на спинку стула и тот от толчка выкатился из-за стола на ковровое покрытие.

— Вес жертвы больше двухсот фунтов[2], занимается проституцией и сама признает, что в момент нападения была на работе. Я бы квалифицировал это как отказ платить. Она решила заявить об изнасиловании, когда клиент отказался ей заплатить.

— В этом деле речь идет о похищении и попытке изнасилования, — резко возразила Лили.

— Но доказательства? Вы, наверно, шутите. Этой вашей жертве совершенно нельзя доверять. Вы видели фотографии парня? Он выглядит абсолютно прилично. Он даже улыбался в объектив; он уверен, что все кончится для него хорошо и он выйдет отсюда.

Клинтон дергался на стуле всем своим коротким толстым телом.

Лили сняла очки и бросила их на стол. Упав, они несколько раз подпрыгнули на столе.

— Вы полагаете, что женщину невозможно изнасиловать, если она весит двести фунтов?

— В том-то все и дело. Ваша жертва просто шантажистка. И все ее свидетели тоже шантажисты. Она признает, что они с этим парнем договаривались о цене за ее услуги. Единственное, что он сделал — это несколько раз ударил ее по лицу. Да и вся эта история с похищением тоже притянута за уши. Он просто пригнул ей голову пониже, привез ее к городской свалке и выкинул из машины. Это похищение? На какое к черту обхождение можно рассчитывать, занимаясь подобным бизнесом? Она что, думала, что ее пригласят в оперу на лучшие места? — Клинтон тряхнул головой. — Мы можем привлечь его за уголовно наказуемые побои; думаю, что все согласятся, если мы потребуем в качестве компромисса девяносто дней заключения и три года пребывания под надзором полиции. Таким образом мы запишем в свой актив приговор и избежим судебного заседания, в котором мы позора не оберемся.

Клинтон уселся на стул, весьма довольный своим анализом.

Глаза Лили были холодны, как сталь. Она подалась вперед.

— Те обстоятельства, которые делают это дело столь слабым в ваших глазах, в моих делают его очень сильным. На самом деле, этот молодой человек легко мог бы найти себе партнершу, но он выбрал именно эту — недостойную, на ваш взгляд, женщину, — чтобы дать выход своей ярости. — Она остановилась и перевела дух, исполненная сознанием своей правоты. — Знаете, что? Я думаю, он собирался убить ее, просто это оказалось потруднее, чем он думал вначале.

Клинтон в недоумении запустил пальцы в свои жесткие курчавые волосы.

— Ну, а что будет, если он вывернется? Я все же не согласен с вами.

— Будет вот что: мы проведем это дело на пределе своих возможностей, вложим в него все наши силы, как будто жертва — учительница воскресной школы. Мы не станем унижать ее и тем самым не станем унижать себя. Вот в чем дело, Клинтон. Подготовьте дело к предварительному слушанию.

Разговор был окончен. Клинтон встал.

— Знаете, Лили, дело делу рознь — в суд надо передавать только те дела, которые стоит разбирать в суде, а остальные надо спускать на тормозах. Я знаю, что Батлер в принципе против подобных сделок, но он тоже не может дать ход всем делам. Мы можем подготовить все, а ваша жертва возьмет и не явится в суд. Попомните мои слова.