Принадлежность человека к определенной социальной группе определялась в чжоуском обществе отношениями генеалогического родства. Ранг своего отца мог наследовать только старший сын, а все остальные сыновья спускались ла одну ступеньку социальной иерархической лестницы. Чжоуское общество характеризовалось практическим отсутствием социальной мобильности: судьба человека решалась в эту эпоху не его способностями или богатством, а узами родства.

В XIV–XI вв. до н. э. в древнем Китае несомненно существовали рабы. Они стояли вне иерархии социальных групп в обществе и не использовались в основной сфере общественного производства — земледелии.

Важные сдвиги в системе социально-экономических отношений происходят в древнем Китае в период Чуньцю-Чжаньго («Борющихся царств»). Предпосылкой ломки многих традиции онных институтов были резкие сдвиги в уровне производительных сил — появление железных орудий труда, поливного земледелия и пахоты с использованием тяглового скота. Повышение урожайности и расширение площади возделываемых земель, увеличение совокупного общественного продукта способствовали развитию торговли и товарно-денежных отношений. В ремесле (прежде всего в таких ведущих его отраслях, как горнодобывающие промыслы и железоплавильное дело), а также в торговле впервые в древнем Китае в качестве производительной силы начинают использоваться рабы.

Бурное развитие производительных сил общества цривело к сдвигам в формах землевладения и землепользования. В VI–IV вв. до н. э. все более и более настойчиво прокладывает себе дорогу частная собственность на землю.

Таким образом, к середине I тысячелетия до н. э. в древнем Китае происходит переход к иным, чем ранее, социально-экономическим отношениям. Основу их составляли частная собственность, развитие товарно-денежных отношений, использование рабов в производстве. Учитывая общую тенденцию развития древнекитайского общества, эти отношения можно охарактеризовать как рабовладельческие.

В IV в. до н. э. по всем крупным царствам прокатилась волна реформ, целью которых была ликвидация препятствий на пути новых социальных отношений. Эти реформы, осуществленные Ли Куем в Вэй, У Ци — в Чу, Шэнь Бу-хаем — в Хань, Шан Яном — в Цинь, стимулировали развитие частной собственности на землю, отменяли наследственные привилегии старой аристократии и тем самым ломали традиционную структуру социальных групп в обществе. Эти реформы открывали путь наверх нетитулованным, но разбогатевшим ремесленникам и торговцам, а также крупным землевладельцам, эксплуатировавшим труд непосредственного производителя как частные собственники основного средства производства.

Развитие товарно-денежных отношений интенсифицирует культурные контакты между отдельными районами той территории, на которой в этот период существовали древнекитайские царства. Этому способствовала и общая ситуация во взаимоотношениях между ними. Если в VII–VI вв. до н. э. целью войн между царствами (рис. 20) было подчинение соседей и признание ими гегемонии одного правителя, то в период Чжаньго результатом военного поражения становилось, как правило, уничтожение побежденного царства и присоединение его территории к землям победителя. Конец Чуньцю и начало Чжаньго отмечены резким сокращением общего числа чжухоу и соответственно увеличением размеров царств, сохранивших свою независимость (табл.24) (карта 7).

В то же время все более настойчиво начинает проявляться тенденция к созданию культурно-хозяйственных регионов, выходящих за рамки одного царства. Одно из свидетельств этого процесса — стихийная унификация монеты. В частности, на территории царств Ци, Янь и Чжао в V–IV вв. до н. э. получила распространение монета в виде ножа, первоначально отливавшаяся только в Ци; в Хань, Чжао, Вэй II в это время имела хождение монета в форме заступа [Чжэн Цзя-сян, 89—170].

Процесс социально-экономических преобразований был важнейшим фактором преодоления обособленности и разобщенности отдельных древнекитайских царств. Складывание экономической и культурной общностей населения различных районов Среднекитайской равнины и сопредельных территорий создавало условия для консолидации этнической общности древних китайцев, формирование которой интенсивно шло на протяжении предшествующих столетий.

Формирование древнекитайского этноса происходило в процессе непрерывных контактов населения Среднекитайской равнины с соседними этническими общностями. Эти соседние племена были различны по своему происхождению, уровню этнической консолидации, хозяйственно-культурному типу. Поэтому и взаимодействие с ними по-разному сказывалось на складывающейся этнической общности древних китайцев.

Среди множества военных походов, предпринимавшихся иньскими ванами против враждебных племен, особое место занимают столкновения с цянами [44] или цян-фан^[9].

По упоминаниям географических названий, так или иначе связанных с походами против цянов, можно судить, что эти племена были западными соседями Инь. Но цяны иногда называются в надписях «северными» (бэй цян) [Ло Чжэнь-юй, 1913, т. 4, 37, № 1; Хуан Цзюнь, т. 3, 34, № 14]. Все это позволяет предполагать, что в конце XIII в. до н. э. цяны занимали территории, некогда принадлежавшие иньцам, — западную и центральную часть Хэнани, а также, вероятно, южную часть Шаньси.

Характерно и другое определение, нередко прилагаемое к цянам в иньских надписях, — «лошадиные» или «во множестве разводящие лошадей» (ма цян, до ма цян) [Хаяси Тайсукэ, т. 2, 15, № 18; Го Мо-жо, 1965, № 1554]. Заметим, что сами иньцы разводить лошадей не умели. Потребности в лошадях для нужд армии, главной ударной силой в которой были боевые колесницы, иньцы удовлетворяли за счет дани от западных и северо-западных соседей.

Войны с цянами упоминаются на всем протяжении позднеиньской истории, начиная с правления У-дина. При нем в экспедициях против цянов принимало участие по нескольку тысяч человек одновременно; максимальное число воинов в одном из таких походов достигло 13 тыс. [Chalfant, Britton, № 310]. Для сравнения можно сказать, что в нападениях на окраинные районы Инь со стороны племен ту-фан и гун-фан участвовало подчас лишь несколько десятков человек [Ло Чжэнь-юй, 1914, № 2, 6].

Результатом успешного похода против цянов был обычно «захват» пленных, которых затем доставляли в столицу. Полководца, «ведущего» пленных цянов, иньский правитель встречал у южных ворот столицы [Ху Хоу-сюань, 1951, № 730], а иногда даже выезжал для этого на берег р. Шан [Дун Цзо-бинь, 1948, № 896]. Затем пленные торжественно приносились в жертву предкам. При Вэньу-дине такая участь постигла двух вождей цянов: их обезглавили, а на черепах сделали мемориальную надпись [Чэнь Мэн-цзя, 1956, табл. 24].

По-видимому, отдельные группы цянов в разное время признавали власть иньского вана. В надписях мы встречаем упоминания о том, что ван отдавал цянам приказы [Ло Чжэнь-юй, 1913, т. 4, 48, № 1; Хаяси Тайсукэ, т.,2, 15, № 15]. С другой стороны, У-дин приказывал каким-то «людям Чжун отправиться в цян-фан для обработки полей» [Дун Цзо-бинь, 1948, № 3510]. Ван Ди-и охотился на землях цянов [Ло Чжэнь-юй, 1913, т. 2, 44, № 5] и совершил там гадания [там же, т. 2, 26, № 1; т, 2, 35, № 2].