Зимние халаты подбивались шелковой ватой в «Цзочжуане» помещены слова некоего У Чэня, советовавшего правителю лично проинспектировать свою армию: тогда даже в холод солдатам будет казаться, что на них халаты на ватной подкладке [Шан Бин-хэ, т. 4, 16].

Халат непременно следовало подпоясывать: «не настолько низко, чтобы пояс давил на бедра, и не настолько высоко, чтобы он давил на ребра» [Чэнь Хао, 315]. Пояс делался из куска шелковой ткани; он закреплялся застежкой, причем свободные концы свешивались вниз:

Поясные пряжки в позднечжоуское время делались из бронзы и нередко украшались инкрустацией [Го Бао-цзюнь, 51; Ань Чжи-минь, 1953, 100 и далее]. Наиболее крупные экземпляры из числа найденных в археологических раскопках достигают значительных размеров — более 20 см в длину [Го Баоцзюнь, 49].

Неотъемлемой частью чжоуского костюма был также передник — далекий аналог набедренной повязки или пояса стыдливости. Передник этот изготовлялся из кожи и имел ширину 2 чи (около 50 см) внизу и 1 чи наверху при длине 3 чи [Чэнь Хао, 171]. Он завязывался на поясе и спускался до колен. Этим, очевидно, объясняется ошибка Дж. Легга, употреблявшего в переводе слово Knee-covers; русский эквивалент этого выражения («наколенники») использован А. А. Штукиным в его переводе «Шицзина» (например, «в алых стоят наколенниках триста вельмож» [Шицзин, 179]; «наколенники ярким багрянцем сверкают» [там же, 226]; «заблестит наконец их наколенников яркий багрец» [там же, 242] и т. д.). Однако В. Эберхард еще в 1946 г. отмечал, что так называемые Knee-covers в действительности представляют собой Schurz («передник», «фартук») [Eberhard, 36–37].

Эберхард высказал также предположение, что древнекитайский передник южного происхождения. Это мнение было поддержано П. Серройсом, обратившим внимание на то, что в словаре «Шовэнь», составленном в I в. н. э., слово «передник» поясняется как «одежда южных варваров» [Serruys, 1969, 257]. К тому времени у самих древних китайцев этот компонент костюма уже вышел из потребления.

Туфли в чжоуское время были двух типов: на твердой (деревянной) и мягкой подошве. В надписях на бронзовых сосудах упоминается первый тип, в «Шицзине» — и тот и другой:

Входя в дом, древние китайцы снимали обувь. Соответствующее указание содержится в официальных предписаниях «Ли-цзи»: «В туфлях не поднимайся в залу» [Чэнь Хао, 7]. Об этом же говорят и многочисленные упоминания в других источниках. Например, в «Цзочжуане» рассказывается о том, что, получив неожиданное послание, правитель выбежал из дворца босиком: он забыл второпях надеть туфли, стоявшие у входа [Legge, т. VII, 323].

Древние китайцы надевали туфли на босу ногу. Когда однажды правитель царства Вэй устроил пир, то некто Шэн-цзы занял свое место, не сняв туфель. Правитель был разгневан. Но Шэн-цзы извинился и объяснил: «У меня на ногах чирьи, и, если Вы увидите их, Вам будет неприятно. Вот почему я не осмелился снять туфли» [там же, т. 8, 856].

Надевали обувь сидя, сначала на одну, затем на другую ногу, укрывая их халатом [Чэнь Хао, 7].

Читатель, конечно, обратил внимание на то, что при перечислении компонентов чжоуского костюма не были упомянуты штаны. Как и многим другим древним народам, чжоусцам и иньцам этот немаловажный с современной точки зрения предмет одежды не был известен. Поэтому когда в IV в. до н. э. правитель царства Чжао, Улин-ван, ввел в своей армии ношение штанов, заимствованных от северных соседей — кочевников, это означало поистине революционные изменения в традиционном костюме. Вскоре штаны вошли, во всеобщее употребление.

Несмотря на то что состав древнекитайской одежды претерпел на протяжении I тысячелетия до н. э. важные изменения за счет заимствования первоначально чуждых древним китайцам элементов, некоторые особенности ее покроя и манеры ношения оказались чрезвычайно стойкими. Речь идет, например, о манере запахивать верхнюю одежду.

Здесь приходится отметить одно недоразумение, вошедшее в русскую китаеведческую литературу е легкой руки такого крупного авторитета, как Н. Я. Бичурин (Иакинф). Во время своего длительного пребывания в Китае в начале XIX в. монах Иакинф постоянно носил китайскую одежду и должен был хорошо знать ее особенности. Однако в переводе династийной хроники «Чжоу-шу» он допустил труднообъяснимую ошибку. В тексте говорится о древних тюрках, и Иакинф переводит: «Обычаи тукюэсцев; распускают волосы, левую полу наверху носят» [Бичурин, т. 1, 229]. Это повлекло за собой целую цепь досадных ошибок [подробнее см.: Вайнштейн, Крюков, 182–186].

Между тем по крайней мере с иньского времени предки древних китайцев всегда запахивали верхнюю одежду только направо, так что левая пола оказывалась наверху. Правда, судить об этом по знаку «халат», встречающемуся в иньских надписях, трудно: как любой иньский знак, он мог иметь прямой и зеркальный вариант. Но на статуэтке, найденной в иньском погребении близ Аньяна, мы видим халат, запахнутый направо [Ли Я-нун, табл. 30]. То же самое прослеживается на всех без исключения известных в настоящее время древнекитайских изображениях чжоуского времени (рис. 33). Вполне закономерно, что на керамической форме, предназначенной для отливки детали бронзового сосуда и представляющей собой зеркальное изображение человека, халат на нем запахнут налево [Синь чжунго… табл. 51].

Манера запахивать одежду направо сохраняется у китайцев до сих пор — это одна из наиболее устойчивых черт китайской материальной культуры. Именно этой черте китайцы всегда придавали исключительное значение, рассматривая ее как показатель этнической принадлежности. Достаточно вспомнить высказывание Конфуция, в котором он оценивает заслуги Гуань Чжуна в борьбе с кочевниками: «Если бы не Гуань Чжун, мы все ходили бы непричесанными и запахивали бы одежду налево» (т. е. приняли бы обычаи «варваров») [Legge, т. I, 282].

Этнические традиции в пище проявляются в различных аспектах этой сферы материальной культуры. Они могут находить свое выражение в том, что едят; каким способом готовят пищу; как и с помощью чего едят и т. д. Основу рациона древних китайцев составляло зерно. Мы знаем, что земледелие в бассейне Хуанхэ возникло как возделывание чумизы. Это единственный злак, материальные следы которого находят в яншаоских поселениях. Чумиза преобладала и в иньское время: об этом можно судить по тому, что в гадательных надписях чаще других задается вопрос об «урожае чумизы» [Сима Кунио, 1967, 197]. Кроме того, иероглиф «хлеб на корню» представляет собой пиктограмму именно этого злака.