Что же касается соотношения культур яншао с неолитическими культурами крашеной керамики восточной зоны, то здесь абсолютные датировки требуют пересмотра точек зрения, ранее казавшихся общепринятыми.

Совокупность новейших археологических данных не позволяет согласиться с мнением, что, возникнув в результате интрузии каких-то племен западного происхождения, культура яншао, в свою очередь, явилась очагом возникновения ряда других культур крашеной керамики в более южных и восточных районах.

Наибольшее значение имеет в этом отношении датировка восточного очага крашеной керамики (культура цинляньган). Общим местом в работах абсолютного большинства археологов до недавнего времени было признание этого очага вторичным по отношению к яншао. Весьма характерно, что в этом отношении сходились мнения как сторонников западного происхождения культур крашеной керамики в бассейне Хуанхэ, так и археологов, высказывавшихся за полную автохтонность яншао: как бы ни возникла эта культура, она в своем последующем развитии, безусловно, оказала, по мнению этих исследователей, решающее влияние на формирование земледельческих культур крашеной керамики бассейна Янцзы.

Впрочем, уже в 1968 г. один из главных апологетов автохтонной теории, Чжан Гуан-чжи, счел возможным высказать компромиссную точку зрения. «Существуют, — писал он, — две возможные интерпретации. Либо эти культуры (имеются в виду неолитические культуры на территории Цзянсу — Чжэцзян. — М. К.) представляют собой самостоятельную систему, отличающуюся от яншао Среднекитайской равнины, возникшую в Юго-Восточном Китае (район Хуайхэ, или Янцзы — Ханыпуй), затем продвинувшуюся в северо-западном направлении, вошедшую в контакт с культурой яншао и положившую начало культуре луншань в Северном Китае. Либо луншаноидные культуры являются дериватом яншао центральной зоны и представляют собой результат распространения этой культуры в восточные и юго-восточные районы Китая» [Chang Kwang-chih, 1968, 146–147].

Весьма симптоматично, что если в 1968 г. Чжан Гуан-чжи склонялся все же ко второй из сформулированных им возможностей, то после публикации радиокарбонных датировок в 1972 г. он пишет: «Мы без сомнения должны теперь вновь проявить интерес к первой из них» [Chang К. С. 527]. Появившаяся уже после этого новая дата, относящаяся к цинляньгану (нижний слой поселения Дадуньцзы), показывает, что пересмотр прежних точек зрения по данному вопросу действительно необходим.

В самом деле, ранний вариант культуры цинляньган в Цзянсу оказался синхронным баньпо в Шэньси (первая половина IV тысячелетия до н. э.). Этот вывод оказался явно неожиданным и для самих китайских археологов, многие из которых еще совсем недавно предположительно датировали культуру цинляньган концом III — первой половиной II тысячелетия до н. э.

Не мецее существенно и то, что культура лянчжу в Чжэцзяне оказывается теперь самой ранней из серии поздненеолитических культур черно-серой керамики. Если вспомнить, что культура яншао основана на возделывании чумизы, а все культуры бассейна Янцзы — Ханьшуя дают находки риса, то можно с еще большей определенностью, чем десять лет назад, говорить о существовании в неолитическом Китае по крайней мере двух самостоятельных очагов древнего земледелия.

В настоящее время мы не располагаем достаточными данными для того, чтобы с большей или меньшей долей уверенности локализовать эти очаш. Тем не менее представляется необходимым обратить внимание на то, что южнее бассейна Хуанхэ нам известны сейчас по крайней мере два независимых центра мезолитической культуры, которые нельзя исключать из поля зрения в плане обсуждаемого нами вопроса.

Прежде всего датировка черепа из Цзыяна, считавшегося верхнепалеолитическим, должна быть, как уже говорилось, серьезно пересмотрена в сторону ее омоложения. По данным радиокарбона, цзыянский человек датируется VI тысячелетием до н. э. (5535+130 лет до н. э.). Даже если учесть, что эта дата определена без внесения поправочного коэффициента (в этом случае возраст цзыянского человека был бы удревнен примерно на 1 тыс. лет), мы, по всей вероятности, так или иначе имеем дело с эпохой позднего мезолита. Значительный интерес в этом отношении представляет также стоянка в пещере Сянь- жэньдун (32) в уезде Ваньнянь (Цзянси), датируемая 8615+ +240 (8920+240) гг. до н. э. [Фаншэсин…, ч. 3, 337]. С этой точки зрения мы можем по-новому подойти к вопросу о «хиатусе», разделяющем эпоху верхнего палеолита и неолита на Среднекитайской равнине.

Поэтому если сейчас нет оснований предполагать, что создатели культуры яншао освоили долину Вэйхэ в результате миграции с запада, то целый ряд обстоятельств настоятельно требует рассмотрения вопроса о южном происхождении этой культуры.

Об этом свидетельствует антропологический тип людей из Баньпо, которые, образно говоря, «обращены лицом к югу».

Можно утверждать, что неолитические культуры, сложившиеся в северной части приморскою района (Цзянсу) в конце IV тысячелетия до н. э., не были генетически связаны с культурой яншао, хотя и имели контакты с ней. Некоторые специфические особенности культуры населения этого района (выламывание резцов у юношей и девушек в возрасте около 18 лет, что может быть связано с обрядом инициации), а также антропологический тип этого населения указывают на его связи с островным миром. Представляется в высшей степени вероятным, что неолитическое население Цзянсу и Шаньдуна — это предки «восточных и», сведения о которых дошли до нас в письменных памятниках конца II–I тысячелетия до н. э.

Связывая воедино все известные в настоящее время факты, имеющие отношение к происхождению неолитических культур центральной зоны, представляется возможным высказать следующую гипотезу (карта 5).

В V тысячелетии до н. э. в предгорных районах северо-западной части бассейна Янцзы (вероятнее всего, в северной части современной провинции Сычуань) возникла субнеолитическая культура, распространившаяся затем в северном направлении, вдоль р. Цзялинцзян и ее притоков. Одной из групп населения, передвигавшегося на север, удалось найти проходы через Цинь-лин, через которые она проникла в долину Вэйхэ. Население, с которым столкнулись здесь пришельцы, было чрезвычайно редким (ему, по-видимому, принадлежали немногочисленные стоянки с микролитическим инвентарем — Шаюань в Шэньси, Линцзинчжай в Хэнани и т. д.); оно было вытеснено или ассимилировано.

Благоприятные природные условия долины Вэйхэ обусловили сложение здесь быстро прогрессирующего очага пойменного земледелия. Однако в течение длительного времени он не выходил за пределы долины Вэйхэ.

Значительное расширение ареала неолитической культуры пойменных земледельцев, возникшей в бассейне Вэйхэ в конце V — начале IV тысячелетия до н. э., относится к тому времени, когда в ее облике начинают уже прослеживаться существенные изменения. Несмотря на сохранение некоторых уже сложившихся традиций (способы строительства жилищ, планировка поселений, погребальный обряд и пр.), в ряде аспектов культуры появляются модификации. Это относится прежде всего к керамике, в которой все больший удельный вес начинают получать крашеные сосуды. Первоначальный зооморфный и антропоморфный орнамент трансформируется, все более усложняясь и приобретая геометрический характер. Появление избыточного населения приводит к его передвижению в западном и восточном направлениях по долине Вэйхэ, ограниченной с юга Циньлином (на севере удобные речные поймы, пригодные для земледелия, отсутствовали).