Показательна в этом отношении судьба одного из видных сановников царства Цзинь, Чжао Дуня. Его отец, Чжао Цуй, сопровождал Вэнь-гуна во время его пребывания среди ди и женился там на местной девушке. Когда Чжао Цуй вернулся в Цзинь, его сын, Дунь, оставался с матерью. Однако вторая жена Чжао Цуя, дочь Вэнь-гуна, потребовала от мужа, чтобы тот взял к себе Чжао Дуня и его мать. «Если бы не она, — говорил позднее Чжао Дунь о жене своего отца, — я был бы человеком из племени ди» [Legge, т. VII, 289]. Приехав в Цзинь и приобщившись к древнекитайской культуре, Чжао Дунь стал «хуася». С точки зрения этнических представлений того времени он мог быть либо варваром, либо «хуася»[25].
Таким образом, примерно к V в. до н. э., когда этническое самосознание общности «хуася» наложилось на эгоцентрическую картину ойкумены, возникшее на этой основе представление о «Срединных царствах» было связано уже не с общностью происхождения их населения, а с единством его культуры.
Какие же царства относились к числу «Срединных» в начале периода Чжаньго?
Это были прежде всего Чжао, Вэй И, Хань (возникшие на территории бывшего Цзинь), Ци, Лу, Сун, Цай, Чжэн, Чэнь. Вопрос о Вэй, расположенном на землях бывшего Великого города Шан (его не следует путать с Вэй II, образованным после раздела Цзинь), спорен. Чэнь Дэн-юань ссылается на слова Сыма Цяня о том, что «варвары… на востоке достигали Вэй, грабили Срединные царства и причиняли им ущерб» [Такигава Камэтаро, т. 9, 4504], и относит Вэй к числу владений, занимавших промежуточное положение между варварами и «Срединными царствами» [Чэнь Дэн-юань, 38].
Двойственным было в это время положение Цинь. Правитель этого царства Цзин-гун недвусмысленно относил себя к числу ся (надпись на сосуде «Цинь-гун гуй»). Но, по утверждению Сыма Цяня, это владение «было то в числе Срединных царств, то среди варваров» [Такигава Камэтаро, т. 1, 332].?
Примерно таково же было положение Янь. Правитель Янь говорил во время встречи с Чжан И: «Я — варвар и живу на окраине» [там же, т. 7, 3520] [26].
В то время ряд царств, игравших значительную роль в политической жизни, не относился к числу «Срединных». Царство У, прекратившее свое существование в 473 г. до н. э., так и не стало «Срединным», хотя правитель этого государства, Фуча, в самом начале V в. до н. э. стал «гегемоном». У было уничтожено Юэ, которое тоже так и осталось «варварским». Это царство прямо противопоставляется «Срединным царствам». Точно так же противопоставлялось им и Чу.
В результате интенсивных контактов между семью царствами, определявшими политическую ситуацию в IV–III вв. до н. э., происходит постепенное втягивание Цинь, Янь, Чу в культурную сферу «Срединных царств».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Перед нами прошла история формирования этнической общности древних китайцев. Разумеется, многие важные звенья этого процесса могут быть рассмотрены сегодня лишь в самой предварительной форме. Новые археологические, палеоантропологические и лингвистические данные и исследования, несомненно, уточнят или изменят выводы предлагаемой монографии.
Тем не менее есть основания считать, что по крайней мере некоторые из этих выводов могут иметь не только частный, локальный, но и более общий характер.
Итак, обратимся к выводам.
Этногенез древних китайцев и его предыстория: основные этапы
Формированию древнекитайской этнической общности предшествовали сложные и длительные процессы антропо-, расо- и глоттогенеза. Палеоантропологические данные свидетельствуют, что в период позднего палеолита на территории Северного Китая обитали преимущественно различные популяции тихоокеанских монголоидов. Люди из Шаньдиндуна уже обнаруживают некоторые черты, свойственные восточной ветви тихоокеанских монголоидов (восточноазиатской расы). Но они не могут рассматриваться в качестве предков только древнекитайского этноса, так как древнейшие этнолингвистические общности, находившиеся у истоков современных языковых семей Восточной Азии, складывались, по-видимому, лишь в эпоху мезолита (10—7 тыс. лет до н. э.). Что же касается дробления этих общностей и формирования этнических предков древних китайцев, то эти процессы относятся уже к неолитическому времени.
Анализ археологических, лингвистических и антропологических материалов позволяет cфоpмyлиpoвaть гипотезу о том, что истоки северокитайских неолитических культур следует искать в более южных районах. Можно предполагать, что одна из групп ранненеолитического населения на юге Китая, занимавшая маргинальное положение по отношению к территориальному центру культур позднехоабиньского круга, мигрировала в V тысячелетии до н. э. вдоль р. Цзялинцзян и, найдя проходы через хребет Циньлин, проникла в бассейн Вэйхэ. Немногочисленное население, с которым столкнулись здесь мигранты, было большей частью, вероятно, ассимилировано.
Благоприятные природные условия долины Вэйхэ обусловили сложение быстро прогрессировавшего очага пойменного земледелия. Неолитические популяции, создавшие в конце V — начале IV тысячелетия до н. э. развитую средненеолитическую культуру яншао в ее локальном варианте — баньпо, могут, по всей вероятности, рассматриваться как одно из ответвлений племен, говоривших на сино-тибетских языках.
В IV тысячелетии до н. э. происходит значительное расширение ареала культуры яншао. На базе ее хронологически более позднего варианта — мяодигоу возникают две группы населения, одна из которых перемещается в восточном, другая — в западном направлении.
Первая группа, двигаясь по долине Хуанхэ на восток, столкнулась в западной части современной провинции Хэнань с насельниками стоянок типа циньванчжай, по своему происхождению связанными с бассейном р. Ханьшуй. Взаимодействие этих племен, различных по облику культуры и, как можно предполагать, по языку, послужило основой формирования культуры хэнаньского луншаня, на базе которого позднее, во II тысячелетии до н. э., возникла раннеиньская (шанская) общность.
Группа яншаоских племен, распространившаяся в IV тысячелетии до н. э. в западном направлении, впоследствии претерпела дальнейшую дифференциацию. Одна ее ветвь, достигшая в III тысячелетии до н. э. верховьев Хуанхэ и создавшая там культуру мацзяяо, позднее стала именоваться «цянами» (или «жунами»); другая ее ветвь составила основу чжоусцев.
Во второй половине II тысячелетия до н. э. иньцы, переместившиеся в нижнее течение Хуанхэ, создали там раннегосударственное образование с центром близ современного Аньяна. Здесь им пришлось столкнуться с аустронезийскими племенами «восточных и», частично вошедших в состав иньцев и оказавших на них культурное влияние, а также с северными племенами, обитавшими в лесостепной зоне.
Чжоуское завоевание конца XI в. до н. э. не привело к сколько-нибудь значительным социально-экономическим сдвигам в развитии древнекитайского общества, однако имело важные этнополитические последствия. На базе раннегосударственных образований, возникших в результате чжоуского завоевания и осуществления системы «наследственных пожалований», в VII–VI вв. до н. э. на Среднекитайской равнине завершается длительный процесс складывания этнической общности «хуася», которая может быть названа «древнекитайской». Формирование этой общности происходило в процессе интенсивных контактов с соседними племенами, говорившими на сино-тибетских, прото-алтайских, аустроазиатских и аустронезийских языках. Существенным эпизодом в формировании общности «хуася» было вторжение на Среднекитайскую равнину племен ди, принадлежавших к «скифскому миру» (табл. 27).