Слухи распространяются молниеносно. К середине лекции группа каким-то образом знала, что оба Охаяси: во-первых, Драконы, а, во-вторых, ОНА — невеста «этого кобеля-Сирахамы», а ОН — будет следить, «как бы чего не вышло»…
«Какого, нах, кобеля!? Кобель-девственник, это ж надо придумать! Старик! Сегодня же! Сегодня же, Старик!!»
… и перевелись они сюда исключительно для того, чтобы приструнить будущего супруга и шурина. Студентки группы обернулись на своих местах и открыто стали рассматривать пятерку: «Рююто — Кенчи — Миу — Мисаки — Кин». И настолько их взгляды были оценивающими и взвешивающими, что Рююто, я и Кин поежились, а Мисаки и Миу — ощерились.
«Малыш! А может, как-нибудь свести Рююто и Мисаки? А? М-да… придет же в голову. Девочка-то тут причем?»
В эмоциях окружающих можно было, как в хорошей деревенской сметане, ставить ложку — густая жирная смесь общественного осуждения, порицания и зависти.
И только Цукуба, незаменимый циник Цукуба, глубокомысленно заметил, вникнув в обстановку:
— А не замутить ли нам с тобой, Сирахама, соревнования по боевым искусствам? Между институтами? Как ты думаешь, Дакисюро поведется, если я пропишу, что в чемпионате участвует Сирахама Кенчи и тридцать три Дракона? И назовем его «Драконы ТТИ»… или «Огнедышащие Токийского Технологического». Кстати, не объяснишь мне такой казус: ставки на вас снова поменялись — теперь «один к пятнадцати». Что такого хорошего произошло, не скажешь? Я бы и у Рююто спросил — но он меня вымораживает одним лишь взглядом? А за Мисаки приударить можно?
— Без проблем, Сайдзо! Ампутированные гениталии, кажется, удалось пришить самцу макаке полгода назад в институте Тачибана… Так что ты теперь знаешь, куда обращаться, если что! Правда, дальнейшая судьба бедной обезьянки неизвестна… Но это уже детали. Дерзай!
* * *
— Хакуби, ты, главное, не смотри на него прямо… ш-ш-ш… ну таки чему тебя учили в Ордене, брат! И не отвлекайся — за рюмками сегодня следишь ты! А у Балалайки-сан снова пустая!
— Так я и смотрю, как учили… мимо смотрю… Вон на ту цыпочку…
— Вот, Балалайка-сан! Теперь-то у вас открылись глаза на то, какой озабоченный недостойный человек находился все это время рядом с такой прекрасной женщиной, как вы!
— Ма-сан, вы несправедливы к своему уважаемому брату! К тому же я только что поняла, откуда у вас целых две жены… устоять перед вашим мужским обаянием решительно невозможно!
— Балалайка-сан, не верьте этому хитрому прожженному интригану! Одна из его жен была вынуждена штурмовать крепость Ордена в Нанкине, чтобы добиться официальной свадьбы! А другая…
— Хакуби-бака! Что ж ты мусор из избы… э-э-э… сплетни и слухи повторяешь! Смотри, на «злые языки» у Ордена всегда управа находилась! Балалайка-сан, вот эту селедочку положите сверху на вот эту картошечку! В качестве закуски — волшебно! Я восхищен тем, как точно вы угадали меню, выбрав свой сегодняшний образ! Вам очень идет эта шинелька…
— Хакуби-сан, Ма-сан, может быть мы вернемся к тому молодому человеку… это ведь он? Сирахама Кенчи? Он же — Шкет?
— Вы ведь не смотрите на него прямо, Балалайка-сан?
— Как можно, Ма-сан! Как вы и советовали, я смотрю на других людей… вон на того плечистого высокого красавца с мужественным шрамом крест-накрест, а на этого милого молодого человека — только краем глаза!
— Вот! Это правильно! Ходят слухи, что от взгляда этого «милого молодого человека» девушки становятся женщинами, а особо удачливые еще и беременеют. Наш мастер оружия, Сигурэ-доно, так и вовсе уверена, что Сирахама может одним взглядом и пятью словами довести женщину до оргазма…
— О-о-о… Македонская-сан в таких вопросах не ошибается! Ма-сан, насколько я понимаю, это был один из вариантов «не думай о белой обезьяне»? Скажите честно!
— «Белая обезьяна»? Кэнсэй, таки шо за прикол? Причем тут «белая обезьяна»?
— Пустое, брат! Просто не думай о ней!
— Кэнсэй-сан, если я правильно понимаю, заведение, в которое зашел ваш ученик…?
— … позорит! Позорит учителя Ма! С другой стороны, доказывает, что ученик учителя Ма — настоящий мужик, который, дабы оградить своих невест от всяческих добрачных поползновений…
— … пошел в бордель… Кэнсэй-сан, если я правильно понимаю, мы сейчас будем наблюдать, как молодого человека «выкинут на мороз»?
— Почему, Балалайка-сан?
— Ну, брат! Включи мозги, однако! Несовершеннолетний, однако… мог бы, однако, и сам сообразить… Но за наглядный пример «положительного мышления» я тебя «плюсую», однако!
— Однако, недооцениваете вы моего ученика, господа! Он нам из магазина однажды спиртное притащил… Что, как вы знаете, в ЭТОЙ стране куда круче, чем какой-то там бордель!
— (хором) О-о-о!
— Ма-сан, не знаю, как насчет беременности и оргазма, но вот как-то странно воспринимается ваш ученик… Прямо смотришь — шкет шкетом, а вот если так… совсем не шкет… совсем…
— Потому что — достойный ученик Сигурэ-доно, Балалайка-сан! Или, как вы изволите ее называть, Македонская-доно… Не удивлюсь, если она даже сейчас присматривает за своим учеником… Она у нас такая… заботливая!
* * *
Солидный управленец какой-то очень большой компании недовольным взглядом посмотрел на «меню» и, поколебавшись, ткнул пальцем:
— Эту! Звать ее как?
— Тамара, господин! — Склонилась в поклоне женщина.
— Тамара, значит… — Выпятил губу клиент. — Бабуля!
— Да, Токи-сама! — Затаила дыхание «мамаша».
— Давай сюда свою Тамару… часика на два. А, не… Какая-то она жиденькая — давай, на часик! Для начала…
— Как вам будет угодно, Токи-сама!
«Бабуля» (совсем нестарая еще женщина, но — традиции-традиции) пулей вылетела из «номера» в холл, подняла телефон за стойкой и сказала холодным властным голосом:
— Кит, дай мне Тамару! — Холодный голос тут же стал приторным, как только что, в разговоре с клиентом. — Тамара-ча-а-ан, в «десятый» неси напитки и составь Току-сама компанию на час. И — смотри у меня! — это очень уважаемый человек! Если он тобой, моя дорогая, будет недоволен… ну, ты поняла — чемодан-порт-Владивосток! Господин платит наличными. И этих наличных у него… Дай трубочку Годо… — Переключение на дружеский тон и очень-очень тихо, так, чтобы даже теоретически сказанное не могло достигнуть ушей в апартаментах. — Годо, что с «одиннадцатым»? А то я перед «десятым» приседала и прыгала — занята была… Аж двоих? С «игрушками»? Ого… А он моих девочек не…? Она?! Оба-на… Что ж творится-то в стране?! Неужели, нормальных людей уже не осталось?! Вся надежда на «десятого» и Тамарку!
* * *
Току-сан, солидный японский менеджер, под началом которого крутилось где-то тридцать-сорок недоумков-подчиненных, ленивым взглядом обвел «апартаменты».
— Изобретательно. — Хмыкнул он.
Действительно. Номер был сделан в виде мостика пиратского корабля. И сделан хорошо, качественно, на совесть. Стены были покрыты огромным рисунком морских просторов: где-то вдалеке волны накатывали на песчаный пляж с — Току-сан подошел поближе и наклонился, близоруко прищурившись — действительно, кто-то бородатый одноногий с попугаем, опираясь на костыль, прыгает по пляжу, гневно потрясая кулаком и разевая в крике щербатый рот в сторону моря… Каждая пальма старательно прорисована… Хм… Да! Только за такую красоту это заведение заслужило «плюсик» в личном рейтинге Току-сана!
А вот веселый хохот из соседнего номера… Впрочем, Току-сану было «не положено» слышать то, что доносилось из соседних апартаментов, ведь звукоизоляция в заведении «Тортуга» была почти идеальной… Так что ржач в три женских голоса из-за стены никак на личный рейтинг подобных заведений Току-сана не повлиял.
Кровать, застеленная простыней с рисунком палубных досок, находилась под балдахином, имитирующим паруса. Спинка кровати — сделана в виде огромного штурвала… Да так удобно сделан был этот штурвал, что к нему так и хотелось поставить капитана… капитаншу. И скомандовать, пристраиваясь сзади и любуясь видом бушующего океана на огромной плазменной панели: «К штурвалу! Отдать швартовы! Поднять якоря! Поднять паруса! Полный вперед!»… или как там на парусниках командовали?