Если эти сведения верны, значит, японцы продолжали отправлять своих монахов в Китай в обучение и попытались завязать с ним дипломатические сношения как равные с равными [Suemat- su, 1958, с. 684–685]. Последнее имеет первостепенное значение: до этого Япония рассматривала другие народы либо как низшие (Пэкче, Силла), либо как высшие (династии Китая). Вызреванию идеи равноправных отношений в какой-то мере способствовало буддийское учение о равенстве всех перед лицом Будды. Апелляция к буддизму явно проступает и в приведенном нами пассаже из «Суй шу». Политическое значение противопоставления «императора Страны восходящего солнца» «императору Страны заходящего солнца» не только не подчеркивается, а, наоборот, как бы снимается противопоставлением, подразумевающимся в предшествующей фразе, где говорится об императоре — воплотившемся бодисатве к западу от моря. Хотя император — бодисатва к востоку от моря не назван, он, безусловно, подразумевается, и не без основания [Masumura, 1968].

В Японии в эти годы правили Суйко и Сётоку-тайси — ярые сторонники буддизма. Они, несомненно, имели все основания считать себя главными покровителями буддизма, хотя, может быть, и не называли себя бодисатвами. Однако они ловко воспользовались возможностью встать в один ряд с китайским императором как верховные покровители одной религии — буддизма, что позво-ляло в дипломатическом послании прикрыть политическую сторону религиозной: японцы обращались к китайскому императору не как к политическому владыке, а как к покровителю буддизма. И хотя династия Суй отвергла такую претензию, японцы все время пытались ее отстоять. В частности, вместо представления письменных верительных грамот они ограничивались устными приветствиями. Китайские же посольства продолжали адресовать свои грамоты Ямато как вассальному государству. Эти взаимные претензии порождали конфликты. Китайское посольство 632 г. вернулось, не выполнив своей миссии. Японские хроники не включали в свой текст китайских грамот.

Фактическое соотношение сил и заинтересованность японцев в китайской культуре вынуждали японских послов в Китае уступать свои позиции в борьбе за равноправие в дипломатических отношениях, но взамен они получали ощутимые выгоды… В 608 г. в Китай отправилось восемь школяров (четверо — по общим проблемам культуры, четверо — по буддизму). Они пробыли в Китае от 15 до 32 лет, наблюдали приход к власти династии Тан. Это облегчило некоторым из них по возвращении активное участие в реформах Тайка. В частности, Такамуко-но Куромаро (специалист по общим вопросам культуры) и Сомин (проповедник буддизма) консультировали реформаторов по теоретическим и правовым вопросам.

Последнее посольство к Суй отбыло в 614 г. Затем последовал значительный по сравнению с предыдущими (шесть-семь лет) промежуток в 16 лет. Он был вполне оправдан крахом Суй, провозглашением новой, танской династии и необходимостью убедиться в жизнеспособности последней. Посольство 630 г., как и прежние к суйскому двору, покинуло порт Нанива, сделало остановку в Хаката, проплыло вдоль побережья Пэкче и Когурё и прибыло в Дэнчжоу в Шаньдуне. Далее оно двигалось через Лай- чжоу, Цинчжоу, Яньчжоу, Цаочжоу, Бяньчжоу (Кайфын), Лоян в Чанъань.

Посольства Ямато к суйскому и танскому дворам уже отличались определенной регулярностью в общеяпонском масштабе и выдвижением на первый план, наряду с политической, культурной цели, подразумевая под последней весь комплекс задач, связанных с государственным и культурным строительством.

Специфику общественного строя древней Японии справедливо видят в так называемой системе удзи. Термин «система удзи» имеет два толкования: расширенное, покрывающее понятиё общественного строя древней Японии в целом, в котором удзи образуют некую сердцевину и от нее уже тянутся другие клеточки общественного организма, и узкое, т. е. удзи в собственном смысле слова, как конкретный организм. Различие в употреблении того или иного значения часто ощущается лишь в контексте. Социальная характеристика системы удзи в литературе очень разноречива — в тех случаях, когда она вообще дается. Это не удивительно, так как наиболее ранние упоминания удзи в письменных источниках кратки и противоречивы. В «Нихонги» под сомнительной датой — 415 г. — сообщается: «Министры, чиновники и мияцуко разных областей [куни] — все и каждый пишутся потомками императоров; другие приписывают своему колену чудесное происхождение и утверждают, будто их предки спустились с неба. Но с тех пор как три силы природы [небо, земля, человек] приняли конкретные формы, прошло много десятков тысяч лет, так что единичные дома [удзи] умножились и образовали вновь десять тысяч званий [кабанэ] сомнительной достоверности…» [Nihongi, XIII, 6]. «Кодзики» описывает несколько другую ситуацию: «Император, жалуясь на нарушения в среде „удзи" и „на" под небом… установил „удзи" и „кабанэ" восьмидесяти „томо" Поднебесной» [Kojiki, III, 121—11]. Не говоря уж о появлении в «Кодзики» новой категории «на», т. е. собственно имени, удзи и кабанэ трактуются в обоих случаях неодинаково. Корни такого расхождения маскируются использованием одинаковых иероглифических выражений как в китайской древней литературе, так и в «Нихонги» и в «Кодзики». Японское «удзи» имеет эквивалент в китайском «ши» (патронимическое имя), а японское «кабанэ» — в китайском «син» (родовое имя). Хотя в «Нихонги» эти два термина трактуются в китайском духе, в Японии удзи не могло разветвиться на множество — «десять тысяч кабанэ»: последних было не так много, значительно меньше, чем китайских «син»; трактовка «Кодзики» более японская по духу.

Разумеется, этим не ограничиваются упоминания удзи в летописных и нарративных источниках. Понятие, с ним связанное, вошло в обиход задолго до того времени, к которому оно впервые приурочено в «Нихонги» и которому посвящена наша работа. Поэтому внимание к проблеме удзи тоже будет ограничено хронологическими рамками книги.

Общественный строй древней Японии покоился прежде всего на трех главных социальных образованиях — удзи, бэ (или бэмин) и яцуко — и на более мелких, производных от первых, равно как на многосторонних связях, возникших между всеми ими.

В словарном значении «удзи» — это род, клан, община, родовое или семейное имя, но для историка такой перевод выглядит расплывчатым и неконкретным. Современные толковые словари раскрывают это слово через такие понятия, как «ути» — внутреннее, «умисудзи» — линия рождения, «умидзи» — положение по рождению [Фукуда, 1926, с. 6]. Исключительное значение кровнородственных отношений в системе удзи подтверждается и косвенными данными. «Нихонги» упоминают о многих случаях, когда за серьезное преступление главы и члена удзи наказание распространялось на весь клан, например на клан Киби в 463 г. [Nihongi, XIV,19].

В далеком прошлом в Японии существовал классический первобытнообщинный строй, и тогда все население должно было входить в те или иные родоплеменные группы, которые являлись непосредственными предшественниками удзи V–VI вв. Однако в интересующее нас время под удзи понималась лишь ограниченная, относительно привилегированная часть населения, связанная общностью происхождения и узами крови ^[35]. Такие кланы состояли из рядовых родичей (удзи-бито) и из вождей (удзи-но ками). Сами кланы делились на большие и малые, причем вторые зависели от первых и являлись по отношению к ним дочерними. В случае гибели или роспуска большого клана дочерний (малый) занимал место большого [Florenz, 1889–1892, с. 165].