Решающее влияние на стиль и формы живописи трех государств оказали китайские эстетические теории и основные принципы живописи, разработанные Се Хо (V в.). Однако ранние живописные памятники (некоторые фрески Когурё) испытали еще ханьское и центральноазиатское влияние. Когурёские фрески вообще являются наиболее яркими и многочисленными памятниками древнекорейского искусства. На них воспроизводятся повседневная жизнь, окружение покойного, а иногда и сама погребальная; процессия, рисуются четыре гения — охранителя четырех частей света и другие символические изображения (все как часть заупокойного культа). Поверхность изображаемого покрыта яркими красками, пропорциональность и перспектива игнорируются. Зато хорошо передаются динамизм происходящего и ощущение насыщенной жизни.

Живопись, приближающаяся по типу к станковой, представлена чуть ли не единственным экземпляром — портретом японского принца Сётокутайси с сыновьями, нарисованным художником — пэкчийским принцем Ачжа около 597 г. в Японии. Тщательно выписанные фигуры намеренно изображены без учета перспективы и пропорциональности: сыновья несоразмерно низкого роста.

Прикладное искусство эпохи трех государств весьма своеобразно, хотя не о всех его разделах и применительно не ко всем царствам мы имеем достаточно подробные сведения. С учетом вышесказанного следует выделить когурёские орнаментальные кирпичи, лицевая, сторона которых украшена изображением феникса, а длинная торцовая — иероглифами; круглые отогнутые концы черепицы (антефиксы), на которых воспроизведены цветок лотоса, пятиугольник из жимолости', узор веревочного узла, морда демона, изображения волн с арабесками или папоротника и колеса. Интересны золотые ажурные и плоские резные украшения Пэкче, а также фигурные орнаментальные кирпичи и изразцы с рельефным литым рисунком (пейзажа, феникса, чудовища таотэ, гениев — охранителей частей света, лотоса и др.).

Силланцы отличались в обжиге крепкой, почти «каменной» серой посуды разнообразной формы («обжиг Силлы»), но прославились ювелирным и камнерезным искусством. Знаменитые золотые короны представляют собой обруч, на который припаяны спереди три золотые ветви, а сзади — пара таких же оленьих рогов и пара крыльев. На тех и на других висят золотые бутоны цветов, листья, две тесьмы с драгоценными подвесками и пластинами. Повсюду свешиваются бусы из стекла, хрусталя, яшмы и нефрита разных форм, но чаще коммаобразные. При движении корона мелодично звенела. Пояса, собранные из тонких ажурных звеньев, изготовленных из разных металлов, со свешивающимися с них золотыми цепочками, серьги оригинальной формы, металлические поделки с инкрустацией крыльев золотого жучка «пилдэнчук» заслуженно гвошли в сокровищницу древнекорейского искусства [История Ко- греи, 1974, с. 73–79].

Краткий обзор культурной жизни на полуострове позволяет сделать вывод об успешном формировании культуры единого стиля. Такая культура сложилась к середине VII в., и процесс политического объединения Кореи, с одной стороны, облегчался складывающимся культурным единством, а с другой — сам облегчал завершение культурного единообразия. Кристаллизация этого единообразия, несомненно, в сильной степени поощрялась заимствованием иноземных новшеств.

Такие важные культурные достижения, как китайская письменность, буддизм, конфуцианское учение, научная и философская логика, приемы и формы научного исследования, теория и практика эстетики, для всех корейских образований предстали в единообразном виде и уже тем самым послужили нивелирующим началом. Хотя отдельные восприемники неизбежно по-своему преломляли эти достижения, особенно в художественной практике, объединяющее начало тем не менее оказалось сильнее.

Непосредственное влияние Китая на Японские острова в сколько-нибудь широком диапазоне началось позднее, чем корейское или по крайней мере корейско-китайское, имея в виду префектуру Лолан. Поэтому мы очень бегло коснемся положения в Китае при династии Восточная Хань, и то лишь потому, что с этой династией союз Ематай находился в сношениях.

Древнекитайская этническая общность «хуася» сложилась в VII–VI вв. до н. э. на Среднекитайской равнине, откуда началось ее распространение вширь. Захватнические войны династий. Западная и Восточная Хань (II в. до н. э. — II в. н. э.) создали империю, в которой собственно китайский этнос стал островом в этническом море. Однако объединение страны в известной мере способствовало этнической консолидации, проявившейся, в частности, в появлении нового этнонима — хань. Именно при династиях Хань и сложились основные принципы этнического и политического противопоставления Срединной империи окружающему миру по типу «центр — периферия». Однако уже на этом этапе отношения с Корейским полуостровом стали развиваться по типу «центр — центр».

После краха Ханьской империи и до укрепления Суйской, т. е. на протяжении 350 лет, этнические процессы приобрели небывалый размах. В ходе войн, междоусобиц, угона населения, проводившихся как китайскими, так и некитайскими династиями и государствами, переселилось на юг Китая около 1 млн. человек (1/8 часть населения севера и 1/6 часть населения юга). Необычайной интенсивности достигли разносторонние межэтнические связи между группами коренных ханьцев, неханьскими обитателями бывшей империи и пришлыми племенами. Компактное расселение ряда некитайских племен, в том числе и в пределах бывшей империи, на севере Китая (гуннов, цян, ди, сяньби, тобаидр.) содействовало возникновению некитайских династий и государств — как на территории Китая (Вэй), так и за его пределами (Янь). Изменившаяся этнополитическая обстановка привела к утрате ханьцами монолитной позиции этнического противостояния окружающему миру по типу «центр — периферия» — она стала недейственной по отношению к Японскому архипелагу и даже к Корейскому полуострову. Одновременно возникли локальные центры в бывшей китайской империи, которые рассматривали как периферию своих соседей. Примером такого отношения может служить интерес государства Вэй к корейским делам и царства У— к японским.

Однако численное превосходство ханьцев, особенно по сравнению с отдельными неханьскими народностями, и прежде всего на Китайской равнине и в междуречье Хуанхэ — Янцзы, большая зрелость и стойкость китайского этноса дали себя знать, как только наметился кризис в этническом развитии некитайских народностей, многие из которых уже подверглись ассимиляции и аккультурации в разной степени. На новой стадии своего развития китайский этнос сумел возглавить борьбу за создание новой, Суй — Танской империи. Победа в этой борьбе облегчалась ему внешней опасностью, угрожавшей всему сообществу этносов в Китае, со стороны Тюркского каганата. Позиция «центр — периферия» была восстановлена, но с существенными поправками: на расширенной этнической основе самого «центра» и при более равноправном отношении к «периферии» [Первобытная…, 1978, с. 102–115; Народы Восточной Азии, 1965, с. 141–148].

Рассмотрим теперь общественно-политическое положение Китая в это время.

Воспользовавшись широким недовольством политикой Ван Мана, вылившимся в обширное крестьянское движение «краснобровых», потомок ханьской династии (Лю Сю) в 25 г. провозгласил правление Восточной (по столице в Лояне), или Поздней, ханьской династии. Первые императоры новой династии освободили некоторые категории рабов и зависимых, провели перераспределение земель, оживили казенную надельную систему, снизили налоги и списали недоимки. Династия укрепила свое положение, широко развернув формирование кадров чиновников, зависимых от центральной власти, используя для этой цели государственные школы и принцип «выдвижения в чиновники». Династия Восточная Хань вела активную внешнюю политику, сильно укрепившую ее престиж. Особенно успешной оказалась политика раскола, сдерживания и натравливания друг на друга сюннуских (гуннских) племен, проводимая в третьей четверти I в. Бань Чао [Очерки…, 1959; История Китая…, 1974, с. 41–50].