Во второй половине VII в. в культурном развитии страны наблюдаются немаловажные перемены. Заметное место в культурных контактах приобретает третий континентальный культурный центр — Индия. Происходит очевидная переориентация японских интересов и в отношении двух других культурных центров: на первое место уверенно и прочно выходит Китай. Эта переориентация покоилась на сложном узле причин и привела к существенным результатам.

Объединение Китая, начатое династией Суй, было доведено до конца династией Тан к 618 г. Полное объединение Корейского полуострова под главенством Силлы запаздывало во времени (около 676 г.). Хотя результаты консолидации в обоих случаях оказались значительны, воздействие объединения Китая на Японские острова во много раз превосходило влияние силланского объединения. Большая эффективность культурной консолидации тайского Китая при расширении технических возможностей Японии в области морских контактов прочно и на века определила первостепенное для Японии место китайского центра и вторую, хотя и важную по значению, роль Кореи. Многозначительным фактором новой стадии контактов стала направляющая роль японского государства. Правительство решительно взяло под свой контроль посольства, культурные миссии, паломничество, стажировку школяров за рубежом, отбор наиболее важных нововведений. Буддизм получил государственную поддержку, что облегчило ему распространение, хотя и не привело к вытеснению синтоизма. Был принят ряд мер по сбору материалов для «Кодзики» и «Нихонги», составленных уже в начале VIII в. [Хаясия, 1971, с. 159–163, 231–234].

Усложнение государственной деятельности потребовало большего внимания к письменности, к хронологии, к математике и счетоводству, даже к медицине. В спешном порядке заимствовались наиболее необходимые новшества и делались первые серьезные попытки упорядочения полученного ранее. Большинство наук, искусств, ремесел развивались как дворцовые. Именно такую форму приняла тенденция к государственной их регламентации. Несомненно, именно государственная поддержка и руководство помогли многим отраслям науки и культуры укрепиться и сформироваться на японской почве.

Становление науки и культуры в Японии того периода сталкивалось с рядом трудностей. В древности и в раннем средневековье развивались главным образом такие отрасли науки и техники, которые представляли существенный интерес для класса феодалов. К таким относились инженерное дело, агротехника, строительство, оружейное дело. Ежедневная жизнь была насыщена суевериями. Даже астрономия и календарь были поставлены им на службу: главное их назначение видели в предсказании будущего. Развитие же наук и художеств, «актуальность» которых казалась сомнительной (математика, философия, живопись и пр.), обеспечивалось лишь из-за поддержки дворца. Другим препятствием для развития науки и техники стала практика «посвящения в секрет» (хидэн). Она предписывала держать в строгом секрете любое личное достижение на научном или техническом поприще. Секрет мог быть передан лишь наиболее способному ученику либо отпрыску своей фамилии, и то после многолетнего процесса «посвящения» [Накамура, 1958].

Древняя японская наука достигла вершины своего развития лишь к VIII в. Это объясняется сравнительно поздним оформлением японцев как единой народности, слабостью таких стимулов, как товарная экономика и внешняя торговля.

Переломный характер эпохи отчетливо выразился в изменении пути развития искусства. Переход от искусства первобытного к искусству древнему знаменовался определенной двойственностью: привнесением новых стилей и параллельным сохранением старых, появлением новых видов искусства, до этого слабо оформленных в Японии (архитектура, скульптура, живопись). Этот период воплотился в Японии в искусстве Асука (см. [Egami, 1973, с. 119–131, 144–151]).

Следующий период ознаменовался усвоением и переработкой пришлых стилей и видов искусства, слиянием их с местными традициями и созданием единого образа культуры, воплощенного в эпохе Хакухо (650–720). Именно в это время было создано много произведений японского искусства, которые стали для нас свидетельством значения суйтанского культурного потока для Японии. Некоторые авторы сравнивают значение этого потока с ролью римской культуры для окружающего мира [Kan Chia-hsing, 1963, с. 51]. Хотя беглый взгляд на заимствования в VII в. приводит к мнению о копировании китайской модели, действительность отличается от этой модели. В политической теории японцы не приняли китайскую догму о свержении императора, лишившегося «мандата Неба», в семейной системе они продолжали курс на увековечение семьи путем сохранения фамилии, а не на основе незыблемости кровной патрилинейной непрерывности в конфуцианском духе. Буддийский ритуал в Японии отличался от того, который существовал в Китае, и сама буддийская доктрина должна была примириться с синто [Nguyen Khac-Kham, 1973, с. 314–315].

Чтобы оценить культуру Ямато как этническое явление, необходимо вспомнить о триаде этнодифференцирующего слоя культуры в древних и раннесредневековых обществах: о традиционно-бытовой культуре, языке и сознании.

Традиционно-бытовая культура людей Ямато отличалась выраженным своеобразием почти во всех своих сферах, о которых мы можем иметь хоть какое-то представление. Изучение записей японских имен, названий должностей, топонимов в «Вэй чжи», в собственно японских источниках показывает, что даже носители таких локальных культур, как вадзин и население Ямато, говорили на общем древнеяпонском языке. Единство сознания демонстрируется как общностью религиозных воззрений и мифологических мотивов, к тому же подчеркивающих общность происхождения японцев, так и (в приложении к Ямато) осмыслением своего гео-графического положения как некоего единства. В древнейших источниках Ямато выступает как единый островной мир: «Страна восьми островов», «Страна больших островов». Затем появляется указание на расположение по отношению к континенту: область, обращенная к Японскому морю, именуется внутренней (ура); область, обращенная к Тихому океану, — внешней (омотэ). Но одновременно при этом осознается, что по крайней мере главный остров (Хонсю) — это не только остров,' но и горная страна, одна половина которой обращена на запад — «теневая» (Санъиндо), другая — «солнечная» — на восток (Санъёдо) [Попов, 1964, с. 26–27].

Итак, этнодифференцирующий слой культуры Ямато был прочен, обширен и — в глазах подавляющего большинства его носителей— до середины VII в., в сущности, был равнозначен понятию культуры в целом. Однако в этом слое не содержалось ничего (или содержалось мало) такого, что делало бы культуру «закрытой» для восприятия иноземных новшеств при определенных условиях. В эти условия входили: свободный приток и отбор, постепенность, восприятие иноземного в основном верхушкой общества, подготовленной к этому. Сочетание стойкой традиционности и принципиальной «открытости» определило на века отношение Японии к внешнему миру.

Любое человеческое общество необычайно сложно. Именно поэтому легче описать общество, чем достаточно полно выделить частные признаки, специфичные для данного общества, но по существу общие для целой серии обществ, т. е. разработать его типологию. Попытаемся наметить контуры типологии японского общества III–VII вв. В методическом отношении она строится на ряде теоретических разработок, выполненных в нашей стране в последние десятилетия.

В интересах такой типологии мы выделили в обществе Ямато три сферы: этническую, социально-экономическую (или общественную в узком смысле слова), культурную — и присоединили к ним еще одну: окружение, состоящее как бы из двух «полусфер» (естественно-географической среды и окружающего человеческого мира). Каждая из первых трех сфер обладает известной автономностью функционирования, способностью воздействовать на другие сферы (это особенно характерно для социально-экономической сферы), но все они образуют неразрывное единство в рамках Истории, поскольку их полнокровное существование немыслимо вне этого единства. Разумеется, в это единство входят, хотя и на особых правах, обе «полусферы» окружения, причем человеческий мир, строго говоря, также имеет право на выделение в нем — на следующем таксономическом уровне и в рамках каждой отдельной действующей силы (народа, страны, государства) — тех же трех сфер, что и в Ямато: этнической, социально-экономической и культурной.